Я на днях рассказывал о примечательном двухдневном визите в Баку А. Н. Витта, после которого, он красочно описал бакинцев.
Жители городка настолько заинтересовали писателя, что он попросил своего приятеля (давно живущего в Баку) отвести его в гости к кому-нибудь из местных жителей.
Желая познакомиться с домашним бытом Персиян, я попросил моего приятеля сводить меня в гости к какому-нибудь знакомому из Бакинцев.
Товарищ Витта согласился, но поставил два условия:
- Не принюхиваться к запахам.
- Не спрашивать о здоровье семьи хозяина.
Это было так необычно, что Витт воспринял все за шутку, но приятель пояснил:
Если во время посещения гостей в доме готовится кушанье и хозяин заметит, что гость услышал запах стряпни, то долг гостеприимства требует подчивать приготовляемым блюдом. А как мы идем незваные и можем застать такую стряпню, которую хозяин совестится подать гостям, то
обстоятельство это может поставить его в затруднительное положение.
Второму совету тоже нашлось объяснение:
Желание знать о здоровье семейства, если оно будет выражено при постороннем человеке, может подать повод к заключению о знакомстве нашем с хозяйскими женами, что считается предосудительным.
В конце концов, двое товарищей, к 7 часам вечера нагрянули в гости к бакинскому купцу Джафар Али оглы.
Обозначение хозяина на российский уважительный манер, по имени отчеству (типа, Джафар Алиевич), говорит о том, что к середине 19 века еще даже не был сформирован стандарт обращения к местному населению на русском языке.
Гости расположились на коврах, поджав под себя по восточному ноги.
Интересно, что о неприятном запахе чеснока и лука в домах россиян, писали многие путешественники, впервые посещавшие европейскую часть империи. В том числе послы восточных стран. А тут обратная констатация.
Видимо это зависит от слоев населения, а возможно и развития общества. Все-таки про россиян в основном писали лет на 100-150 раньше, в петровские времена.
Джафар был человек лет сорока пяти. Смуглое лицо его опушено было густой, черной бородой, очень коротко подстриженной; зато усы были чрезвычайно длинны. Черные, блестящие глаза придавали этой физиономии необычайную живость.
Когда Джафар на минуту задумывался, перебирая между пальцами свой бесконечный ус, лицо его принимало чрезвычайно угрюмый и строгий вид. Как-то неловким казалось тогда обеспокоить эту серьезную особу каким-нибудь пустым вопросом; но когда он обращался к своим гостям с приветливой улыбкой — физиономия его принимала такое доброе. располагающее выражение, что невольно развязывался язык у его собеседников.
У Витта определенно какое-то негативное предрасположение к персам. Он вновь упоминает о разнице между ними и бакинцами, хотя всех и называет "персиянами".
Он принял нас весьма радушно. Объясняясь свободно по-русски, он очень развязно занимал нас разговорами; говорил иногда комплименты, но не такие противные, какие случалось мне слышать от других персиян.
Дальше Витт вдается в размышления о том, что местный житель, когда приезжает в европейскую часть империи, например на нижегородскую ярмарку, бывает скромен и неразговорчив. Но чем его встречаешь южнее, тем более он словоохотлив.
В Астрахани, он уже вполовину активнее, а в Баку...
...но у себя дома он уже делается бойким говоруном и не откажется рассуждать с вами о чем угодно.
Джафар засыпал гостя вопросами о жизни в центральной части российской империи. В основном его интересовали размеры страны и народы в ней проживающие.
Когда я ответил на все эти вопросы, Джафар сказал мне: персияне убеждены, что в России бесчисленное множество народа; но, не имея понятия о пространстве, какое занимает Россия, они приписывают это многолюдство особому свойству почвы и оттого у них существует поверье, что если под дома подсыпать русской земли, то у хозяина этого дома народится многолюдное потомство.
На основании этого поверья многие бездетные отцы нарочно посылают за землей в Россию, сохраняя это впрочем в глубокой тайне.
Джафар также рассказал, что везти местные товары в Россию выгодно, а обратно что-то привозить не очень.
Сам он возит в Астрахань: нефть, сарачинское пшено (рис), шелк, сухофрукты, различные краски и персидскую мануфактуру (шали, платки и т.д.).
...из русских товаров считает более выгодными, или по крайней мере менее убыточными, чай, фарфоровую посуду, сундуки и медные вещи.
При этом, Джафар соглашается, что качество русской мануфактуры лучше, но она намного дороже, поэтому местная идет в России нарасхват.
Железные и стальные вещи русские дешевые никуда не годятся, а хорошие и дороги, и не выдерживают соперничества с английскими, которыми наводнена Персия. Сукна ваши могли бы хорошо идти в Персии: они дешевле английских; но зато ужасно непрочны, и светлые цвета, которые так любят персияне, линючи, особенно синий и голубой цвет. Английские, хотя и дороже, но несравненно лучше и прочнее. Это нравится персиянам, потому что они не любят менять своих костюмов. Персиянин любит, чтобы его чуха (верхняя одежда) служила несколько лет.
Интересно, что хотя Витт всех называет персиянами, сам Джафар так называет только жителей Персии.
Дальше к их компании присоединился армянин.
Его еще дважды упоминает Витт и оба раза это связано с едой. Первый раз описывая, что он, как и хозяин ел руками:
А второй раз, когда речь зашла о пользе бакинского климата.
Обратите внимание, как все чинно и мирно. Представители трех религиозных течений, трех народов, дружески беседуют в патриархальном Баку. И это не эпизод, а многовековая традиция города.
Через 40 лет в Тифлисе будет создана Армянская революционная федерация «Дашнакцутюн», призванная поднять уровень национального самосознания у армян Османской Империи (тем самым ослабив ее).
Дашнаки обратят свое внимание и на армян Закавказья, и мирные дни в регионе закончатся навсегда.
Напоследок, еще один отрывок из Витта, о том, чем он угощал гостей:
Хозяин прежде всего угостил нас кальяном; потом подали нам на подносе разные сухие плоды, фисташки и миндальные орехи. Затем, через час разостлали перед нами цветную салфетку и поставили на нее блюдо плову (пилав), состоящее из вареного сарачинского пшена, облитого коровьим маслом. Одна сторона плова была обложена мелким изюмом (кишмиш), финиками и сухой персидской сливой, а другая вареными цыплятами. Подле этого блюда поставили другое с люли-кебабом (кебаб). Это бараний фарш, изжаренный над угольями на железных пластинках, вроде вертела. Куски люли-кебаба имеют форму расплюснутой сосиски. И плов, и кабаб я нахожу очень вкусными кушаньями; последнее едят, посыпая порошком (сумах) из каких-то кислых ягод, кажется из барбариса. Он употребляется вместо уксуса. Для питья подан был разведенный в вроде фруктовый мед (душан).
Описание вызывает улыбку. Но мне больше всего понравилась заключительное предложение рассказанного эпизода.
Когда мы стали прощаться, Джафар спросил наши платки и завязал в них остатки фруктов и орехов. Таков обычай.
Вон аж откуда идет известная бакинская привычка.
Дальше Витт с другом отправились в Сураханы, но это уже другая история.
