"Вину Сталина разделяю" сказал в интервью "Российской газете" Волин Анатолий Анатольевич, в различные периоды своей карьеры бывший, в том числе, прокурором РСФСР и председателем Верховного суда СССР.
Поводом для небольшого исследования, результатом которого стала настоящая статья, послужили комментарии некоторых читателей к моим предыдущим публикациям, в духе:
«Не надо врать про то, что фальсификация дел в НКВД носила массовый характер. Был прокурорский надзор за следствием, был суд, которые стояли на страже закона и своевременно пресекали возможные нарушения».
Если Вы думаете, что в многочисленные пародии на стихотворение Некрасова "Кому живется весело вольготно на Руси" профессия прокурора не вошла потому, что не рифмовалась - Вы ошибаетесь.
"Большой террор" 1937-1938 годов не обошел и прокурорский корпус государства нового типа.
С марта 1918 года, с должности члена коллегии Народного комиссариата юстиции РСФСР началась юридическая карьера Николая Крыленко.
Не могу не порекомендовать Вам статью "Прокурор революции | михаил прягаев | Дзен". Уверен, Вам будет интересно ознакомиться с малоизвестными гранями его портрета.
В 1929—1931 годах Крыленко — прокурор РСФСР. С 5 мая 1931 года по 1936 год — народный комиссар юстиции РСФСР. С 20 июля 1936 года по 15 января 1938 года — народный комиссар юстиции СССР.
Он выступал обвинителем на главных политических процессах этого периода советской истории, среди которых знаменитые «Шахтинское дело» (1928), процесс «Промпартии» (1930), «Процесс Союзного Бюро Меньшевиков» (1931), «Дело Главтопа», «Дело польских ксёндзов» и т. д.
По приказу народного комиссара внутренних дел СССР Ежова Крыленко был арестован 31 января 1938 года, и ему предъявили обвинения в связях с антисоветской организацией правых, которую якобы возглавлял Бухарин; в создании в органах юстиции вредительской организации и подрывной деятельности; в вербовке во вредительскую организацию 30 человек.
В материалах дела Крыленко написано:
3 марта 1938 года Николай Васильевич признался, что с 1930 года участвовал в антисоветской организации и занимался вредительством.
3 апреля того же года он уже признал, что ещё до революции вёл борьбу против Ленина, а сразу после революции замышлял с Бухариным, Пятаковым и Преображенским планы борьбы с партией.
Протокол этого «процесса» уместился в девятнадцать строк, а сам суд продолжался 20 минут.
Крыленко был расстрелян лично Председателем Военной коллегии Верховного суда СССР Ульрихом 29 июля 1938 года по собственноручно подписанному приговору в рамках дела о «контрреволюционной фашистско-террористической организации альпинистов и туристов».
Насколько возможно подробно я рассказывал об этом удивительном деле в статье "Дело альпинистов | михаил прягаев | Дзен".
В статье "Апперкот сталинистам или самое странное решение Сталина | михаил прягаев | Дзен" я рассказывал своим читателям, что Акулов – первый прокурор СССР отважился в 1934 году передать Сталину жалобу бывшего зам. наркома земледелия СССР Маркевича А. М., в которой тот указывал, что органами ОГПУ применяются незаконные методы ведения следствия и что его осудили необоснованно.
Чекисты, на которых жаловался Маркевич продолжили службу, по крайней мере, до 1937 года, а вот Акулов – первый прокурор СССР в марте 1935 года передал пост своему бывшему заместителю Андрею Януарьевичу Вышинскому, перейдя на работу в Президиум ЦИК СССР.
К стенке Акулова его бывший заместитель поставит 30 октября 1937 года.
В 1937 году был арестован и прокурор г. Москвы и Московской области Андрей Филиппов.
Прокурором Москвы Филиппов стал в 28 лет.
Конечно, причиной такого головокружительного взлета Филиппова были не только и не столько его деловые качества, сколько его семейное положение.
Племянница первого председателя ВЦИК Я. М. Свердлова была женой председателя ОГПУ Генриха Ягоды, сестрой лидера пролетарских писателей Авербаха и матерью жены Филиппова.
Собственно говоря, ровно то же самое стало причиной его расстрела.
Филиппов, научившийся за долгие годы работы в прокуратуре не замечать в облике подсудимых следов побоев и истязаний, пропускать мимо ушей заявления подсудимых о том, что они оговорили себя под давлением следствия, сам, теперь оказался в шкуре жертвы созданной при его непосредственном участии системы произвола.
По воспоминаниям сокамерника Филиппова Айзенштадта, прокурор испил чашу страданий своих жертв до дна.
«С допроса его (Филиппова) привели под руки надзиратели. Он был в полусознании. Филиппов рассказал, что в течение всего допроса его избивали, и когда он снял рубашку, я увидел его спину, имевшую вид сплошного кровоподтека. В дальнейшем Филиппов также подвергался избиениям, и не один раз его приводили надзиратели, поддерживая руками, и клали на койку. … В результате побоев и ночных допросов Филиппов стал больным и слабым человеком, совершенно пал духом и говорил: «Ничего из моего сопротивления не выйдет, живым они меня не выпустят»».
Филиппова обвинили в том, что он противодействовал разгрому врагов народа, уничтожал заявления граждан, разоблачающих деятельность троцкистов, правых и иных контрреволюционеров, … по целому ряду дел троцкистов и правых, придираясь к материалам следствия, умышленно переквалифицировал эти дела и тем самым смазывал их, умышленно задерживал санкции на аресты троцкистов и правых.
Прокурор Москвы и Московской области, отправивший на эшафот и в ГУЛАГ тучи липовых антисоветчиков, шпионов и террористов, кроме прочего, признался в организации террористического акта над Сталиным.
«В результате обсуждения указанных планов по моему настоянию было принято решение террористический акт совершить на Ильинке у Карунинской площади. Здесь, как нам казалось, наиболее удобно совершить террористический акт над Сталиным, потому что улица узкая, на ней всегда много машин, ход их медленный, к тому же прилегающие переулки и проходные дворы дают возможность в минуту замешательства в связи с выстрелом скрыться. Здесь же находится здание Наркомюста. Оно дает возможность участникам организации иметь надлежащий предлог для стоянки и постоянной ходьбе на этом участке для наблюдения за машиной Сталина...».
На суде Филиппов, как прежде многие из тех, в репрессиях кого ему довелось участвовать, отказался от всех показаний и виновным себя не признал. Но, прокурор надзирающий за его делом умел пропускать мимо ушей подобные заявления, не хуже, чем раньше это делал Филиппов.
Очень похоже сложилась судьба второго прокурора столицы — Константина Маслова. Он успел проработать на этом посту совсем недолго — с декабря 1937 года до июля 1938 года.
О Маслове теперь говорят, что он, отказываясь подписывать явную «липу», навлек на себя гнев со стороны чекистов. Так это или причина была в чем-то другом – не знаю, но…
Я, если честно, вообще удивляюсь тому, что авторы, пишущие о репрессированных чаще всего стараются представить своих героев святыми или почти святыми, как-будто безвинно убивать не святого уже и не грех или не такой большой грех.
17 июля 1938 года в Москве проводилось общегородское совещание начальников районных управлений НКВД. Собравшимся приказали срочно подготовить справки о том, когда и кого отказался арестовать за контрреволюционную деятельность прокурор Москвы. И потекли на Лубянку докладные. Чекисты жаловались, что Маслов мешал их работе, покрывал врагов народа и власти.
И ладно бы - осудили бы Маслова за служебные преступления, но..
Обвинения Маслову мало чем отличались от обвинений Филиппову. Все то же активное участие в контрреволюционной правотроцкистской вредительской организации, подготовка терактов и пр.
7 марта 1939 года 44-летний Маслов был расстрелян.
29 марта 1938 года нарком внутренних дел Ежов переправил Сталину телеграмму начальника управления НКВД по Дальневосточному краю тов. Люшкова о результатах следствия по делу правотроцкистской организации в органах прокуратуры и суда.
Недавно назначенный на свою должность Люшков докладывал, что в ходе следствия по делу правотроцкистской организации в крае вскрыта серьезная группа заговорщиков в органах прокуратуры и суда и просил санкцию на арест 8 человек.
К этому моменту уже арестованный в Хабаровске бывший краевой прокурор Чернин признал свое участие в заговоре, связь с Лаврентьевым, Крутовым.
Лаврентьев (партийный псевдоним), а по паспорту Лаврентий Иосифович Картвелишвили – бывший секретарь Дальневосточного крайкома, большевик с 1910 года. Он обвинялся в «сочувствии троцкизму», шпионаже в пользу Германии, Японии, Англии и других иностранных держав, участии в заговоре, направленном на свержение Советской власти и на организацию убийства И. В. Сталина, Н. И. Ежова и других руководителей государства.
Крутов - председатель Дальневосточного крайисполкома. Его «на чистую воду» вывел откомандированный на Дальний восток работник центрального аппарата НКВД старший майор государственной безопасности А. А. Арнольдов - настоящая фамилия Кессельман.
Арнольдов-Кессельман назначил Крутова одним из главных руководителей Дальневосточного параллельного правотроцкистского центра, руководимого Я. Б. Гамарником, Л. И. Лаврентьевым, И. М. Варейкисом и др.
Гамарника, я полагаю, представлять не надо, о Лаврентьеве-Картвелишвили я рассказал выше, а Варейкис - сменщик Лаврентьева-Картвелишвили на посту секретаря Дальневосточного крайкома партии большевиков.
То, что сам Арнольдов-Кессельман к моменту доклада Люшкова уже был по обвинению по ст.ст. 58-1"а" ("измена Родине"), 58-8 ("террор"), 58-11 УК РСФСР ("участие в к.-р. антисоветской организации в органах НКВД") расстрелян, не обеспокоило ни Люшкова, ни Ежова, ни Сталина.
Кстати сам Люшков, пользовавшейся особой благосклонностью Ягоды, потом Ежова и Сталина, очень скоро, почувствовав «запах жаренного», сбежит в Японию. И уже оттуда, при помощи новых хозяев Люшков предпримет совершенно реальную, а не придуманную, попытку покушения на Сталина.
А пока Люшков присовокупил к раскрытому врагом народа Арнольдовым заговору врагов народа: заместителя краевого прокурора Звягина, прокурора Уссурийской области Гаркуша, прокурора Приморской области Любимова, помощника краевого прокурора Боборыкина, председателя Сахалинского облсуда Злобина, председателя Уссурийского облсуда Лысенко, облпрокурора Любимова и его помощников Вяткина и Крушинина, сотрудника прокуратуры Купянска Попова, райпрокурора ЗИКУ и председателя спецколлегии Шулепова, помощника главного военного прокурора Гротко, связал заговорщиков с уже арестованными: помощником прокурора Союза Дубровским, бывшим прокурором ОКДВА (Особая краснознамённая дальневосточная армия) Малкисом.
Кроме других заговорщиков, в числе руководителей этой антисоветской организации Люшков называет Рогинского.
В качестве заместителя Прокурора Союза ССР Рогинский курировал уголовносудебный отдел и Главную военную прокуратуру. После увольнения Ф. Е. Нюриной из прокуратуры республики в августе 1937 года Г. К. Рогинский некоторое время исполнял обязанности Прокурора РСФСР. Он являлся депутатом Верховного Совета РСФСР, был награжден орденом Ленина.
Рогинский был непосредственно причастен к гибели многих людей, чьи обвинительные заключения он так бесстрастно утверждал. Среди них немало прокурорских работников, в том числе первый Прокурор Союза ССР И. А. Акулов, и. о. прокурора республики Ф. Е. Нюрина, прокурор республики, нарком юстиции РСФСР и СССР Н. В. Крыленко — бывший благодетель Рогинского и прочие.
Рогинский присутствовал на казни И. А. Акулова вместе с заместителем наркома внутренних дел Фриновским. Когда Акулов сказал: "Ведь вы же знаете, что я не виноват", Рогинский стал осыпать бывшего Прокурора Союза ССР бранью.
Рогинского арестовали в 1939 году. Ему удавалось затягивать следствие по делу, умело симулируя сумасшествие, выдвигая невыполнимые требования в качестве условий своего признания.
Поэтому суд над ним состоялся уже после начала Великой Отечественной войны.
В последнем слове Рогинский сказал:
"Граждане судьи, в антисоветских преступлениях я не повинен. Я прошу проанализировать мой жизненный путь. Я всегда и везде проводил правильную политику партии и Советского правительства, я вел борьбу с троцкистской оппозицией. В 1925–1927 годах я беспощадно громил "рабочую" оппозицию, проникнувшую в Верховный Суд Союза ССР. Будучи на Кавказе, я вел ожесточенную борьбу с кулачеством. В то время Андреев называл меня огнетушителем. Все последующие годы я по-большевистски вел борьбу с врагами партии и советского народа. Я повинен в том, в чем повинны все работники прокуратуры и суда, что просмотрели вражескую работу некоторых работников НКВД и что к следственным делам относились упрощенчески. Если суд вынесет мне обвинительный приговор, то это будет крупнейшей судебной ошибкой. Я неповинен. Жду только одного: чтобы мое дело объективно было доследовано".
Итог: 15 лет ИТЛ.
В своей записке Люшков решал многоуровневое уравнение. Он, с одной стороны, обвинял прокурорских работников в «смазывании» состряпанных чекистами дел (термином «смазал» клеймилось тогда любое прокурорское вмешательство в ход следствия). Но, из такого обвинения вытекало то, что чекисты делали все правильно, а до прокуроров Люшков уже снес головы руководству управления НКВД во главе со своим предшественником Дерибасом, которых обвинял в нарушениях законности. Поэтому обвинения в адрес прокурорского корпуса Дальнего Востока он дополнил претензией на низкий уровень прокурорского надзора за действиями чекистов.
Не увидеть подобного противоречия мог только дурак или тот, кого это устраивало, не смотря на всю абсурдность.
Усатый дрессировщик чекистов и прокуроров дураком не был, совершенно точно.
На этой записке Люшкова он своим кроваво-красным карандашом написал «За арест. И. Сталин».
В материалах дела Рогинского фигурируют бывшие прокурорские работники: Леплевский, Деготь, Острогорский, Бурмистров, Розовский и другие.
Люшков был НКВД-ешным стахановцем, но это не означает, что разгром прокурорского цеха произошел только на Дальнем Востоке.
Б. Султанбеков в очерке «Архивы КГБ: легенды и реальность» пишет:
«Немало прокурорских работников подверглись необоснованным репрессиям и в Татарии. Назову только несколько трагических судеб прокуроров. После того как прокурор Чистопольского района Маннихан Закиров обратился в Прокуратуру СССР по поводу систематических избиений арестованных и доведения их до умопомешательства работниками местного НКВД, в мае 1938 года был арестован сам.
Подвергаясь избиениям в самых жестоких и извращенных формах, Закиров держался до октября 1938 года, когда «признал», что возглавлял вредительскую группировку судебных и прокурорских работников района. Так же были выбиты показания во враждебной деятельности у прокурора Кукморского района Гизатуллина. Был исключен в январе 1938 года из партии за мягкость, проявляемую к семьям арестованных врагов народа, прокурор республики Е. М. Лейбович. В специальном письме на имя Вышинского секретарь обкома Алемасов просил не переводить опального прокурора в другое место, ибо его вопрос будет «решен» на месте». И далее: «Речь не идет о том, что работники юстиции и спецслужб противостояли репрессиям. Они были обязаны выполнять партийные решения, которыми задавались даже нормы отстрела. Так, например, в Татарии решением ЦК ВКП(б), отраженном в оперативном приказе НКВД СССР № 00447 от 30.07.37 г., была дана «квота» на ликвидацию через «тройку» 500 человек в течение августа — декабря 1937 года, а в следующем году цифры были увеличены. Но те из них, кто пытался соблюдать хотя бы подобие законности, немедленно подвергались репрессиям».
Вскоре после Казани выездная сессия Военной коллегии оказалась в Саратове, где ее уже «поджидала» большая группа арестованных «заговорщиков», среди которых было и немало прокурорских работников во главе с прокурором области Семеном Александровичем Приговым. Ему было предъявлено обвинение в том, что он с 1934 года являлся членом контрреволюционной организации, в которую его вовлек бывший заместитель наркома юстиции Украины Бенедиктов. По версии следствия, в 1935 году Пригов был «переброшен» для контрреволюционной работы в Саратовскую область, где связался с антисоветской организацией, во главе которой стоял Криницкий. Ранее, с 1925 по 1933 год, он был также участником националистической организации на Украине, руководимой Скрыпником. Пригову вменялось в вину также то, что он лично занимался вербовкой новых членов организации и создал правотроцкистскую группу в прокуратуре области.
Дело рассматривалось 20 мая 1938 года. Приговор к высшей мере наказания был приведен в исполнение через день.
В тот же день были расстреляны его заместители Борис Ефимович Кулаков и Алексей Иванович Полухин, помощник прокурора Василий Николаевич Устинов, прокурор Саратова Вячеслав Михайлович Ткаченко, старший следователь облпрокуратуры Леонид Максимович Микицинский, следователи прокуратуры Фрунзенского района Саратова Виктор Казимирович Томашайтис и Юрий Рувимович Фрадкин. Ранее, 1 ноября 1937 года, в Москве был осужден и погиб еще один саратовец — прокурор Рязано-Уральской железной дороги Василий Алексеевич Репнин.
Борис Наумович Бенедиктов, на которого делалась ссылка в деле Пригова, был арестован органами НКВД 26 августа 1936 года. В то время он работал старшим помощником Генерального прокурора Украины. В материалах его дела отмечено, что он был вовлечен в контрреволюционную троцкистскую террористическую организацию бывшим секретарем ЦК КП(б)У Киллерогом и проводил «вражескую работу в органах прокуратуры». 8 марта 1937 года Военная коллегия Верховного суда приговорила его к высшей мере наказания.
2 июля 1937 года был арестован прокурор Восточно-Сибирского края Владимир Исаакович Фридберг. В обвинительном заключении сказано, что Фридберг, «используя свое положение краевого прокурора, по заданию к[онтр]р[еволюционной] организации занимался вредительством в прокуратуре края, то есть в целях сохранения к[онтр]р[еволюционных] кадров прекращал дела на правых и троцкистов». И далее: «Состоял на позициях индивидуального террора против руководителей ВКП(б) и Сов[етского] правительства. С этой целью создал террористическую организацию из молодежи». 5 июня 1938 года В. И. Фридберг был приговорен к расстрелу.
В апреле 1937 года органы НКВД арестовали прокурора Курской области Георгия Георгиевича Заславского. Обвинение трафаретное: проводил вредительскую деятельность по линии прокуратуры, которая выражалась в стремлении не допустить разоблачения и осуждения участников организации, направлял деятельность прокуратуры не по линии борьбы с подлинными врагами народа, а по пути незаконных массовых арестов, чтобы вызвать недовольство политикой партии, с вредительской целью допускал засорение аппарата прокуратуры контрреволюционными элементами.
В одном из исследований, проведенных в Башкортостане отмечается:
«К концу 1937 года репрессии в органах прокуратуры БАССР приняли массовый характер. .... По постановлению парткома прокуратуры республики от 20 октября 1937 года были уволены с работы беспартийные работники центрального аппарата Тимашев, Петропавловская, Аравицкая, Конвиссер, Матвеева, Варфоломеев, исключены из партии и уволены из центрального аппарата Саковский, Мухамадиев, Султанов, Киселев, Первина, прокурор Миякинского района Нуритдинов. Впоследствии все были арестованы, их дальнейшая судьба неизвестна.
Здесь же было принято решение: «Проверить материалы в отношении прокурора БАССР Г. И. Хазова, заместителей прокурора Кривого, Мурашева», поскольку «...в вопросах подготовки кадров руководство прокуратуры проявило политическую беспечность и слепоту, благодаря которым аппарат был засорен чуждыми и случайными элементами (Саковский — эсер, Киселев — белый офицер, Первина и Конвиссер — жены врагов народа, Петропавловская — бывшая попадья, Аравицкая — монашка).»
После такого решения парткома расправа над прокурором республики Хазовым не заставила себя ждать.
22 октября 1937 года Башкирский обком ВКП(б) исключил Хазова из партии. В решении обкома причина расправы с прокурором объяснялась тем, что «на протяжении ряда лет в работе прокуратуры существовала антипартийная линия замазывания классовой борьбы, смазывания политических дел и прямая защита ныне разоблаченных врагов народа, исключительное засорение аппарата прокуратуры классово-враждебными элементами».
В тот же день Г. И. Хазов покончил с собой.
Хазов был не единственным из прокуроров, кто предпочел самоубийство следствию.
Вышинский ежедекадно докладывал Сталину, что:
10 февраля покончил жизнь самоубийством прокурор Одесской области Турин, по причине проводимой проверки его партийного прошлого и связи с троцкистами.
17 апреля выстрелом из револьвера покончил жизнь самоубийством помощник прокурора Карельской АССР Линдгвист Тойво Матвеевич.
9 марта 1937 года покончил жизнь самоубийством областной прокурор Западно-Казахстанской области Акжаров, который по сообщению областного управления НКВД обвинялся в смазывании 3-х уголовных дел.
За принадлежность к троцкистской контрреволюционной организации арестован прокурор уголовно-судебного отдела прокуратуры Союза ССР Викторов А. В.
Вышинский докладывал, что в анкете Викторова содержались вымышленные данные, относящиеся к периоду его пребывания на Украине во время деникенщины, не конкретизируя их.
Также без конкретики, Вышинский сообщал о том, что на квартире Викторова обнаружены документы, подтверждающие связь Викторова с германским консулом.
20 октября 1938 года Военной коллегией был приговорен к расстрелу Г. Г. Заславский.
В июне 1938 года выездная «бригада» Военной коллегии развернула «бурную деятельность» в Бурят-Монгольской АССР. В ее жернова попал и прокурор республики Александр Ильич Гросс, арестованный за полгода до этого. Авторы рассказа о Гроссе утверждают, что тот подал письменные указания о прекращении дел по контрреволюционным преступлениям, причем не по десяткам, а по сотням дел!
Оставлю это утверждение на совести автора, оговорившись, что мне в это верится с трудом.
Расстрел.
Мужественно держался на следствии и суде бывший прокурор Орджоникидзевского края Яков Иванович Агеев. За «смазывание» политических дел 25 июня 1938 года он был приговорен к высшей мере наказания. Тогда же был расстрелян и старший помощник прокурора края Исайя Вениаминович Лифшиц.
Таким же исходом окончилось 1 февраля 1940 года рассмотрение дела прокурора Западной области Моисея Никитича Еремина, арестованного еще в августе 1937 года, бывшего прокурора Оренбургской области Сергея Ивановича Лутцева (31 января 1938 года), следователя прокуратуры Вышневолоцкого района Калининской области Анатолия Трофимовича Перекреста (январь 1938 года), Владимирского прокурора Федора Яковлевича Сверкунова (29 сентября 1938 года), прокурора Свердловской области Густава Ивановича Леймана (19 января 1938 года), арестованного с личной санкции Вышинского. По приговорам судов были расстреляны также бывший прокурор Северного края Борис Наумович Сахов, прокурорские работники Ленинградской области: Борис Павлович Позерн, Григорий Алексеевич Шпигель, Георгий Сергеевич Сергеев, Владислав Владиславович Бернацкий, Рудольф Петрович Булатов, Александр Яковлевич Антонов, Доминик Казимирович Шканар, Виктор Онуфриевич Петкевич, Николай Александрович Вальтер.
Сталинская юстиция не пощадила также и женщин: были расстреляны заместитель прокурора Красноярского края Полина Георгиевна Столбова, помощник прокурора Алтайского края Зельма Ивановна Матч, прокурор Белозерского района Курганской области Софья Николаевна Яндукина.
Жертвами репрессий стали и военные прокуроры, в их числе Григорий Григорьевич Суслов (осужден к расстрелу 2 октября 1938 года), бывший старший помощник Прокурора Верховного суда СССР (так в 1924 году называлась должность главного военного прокурора) Николай Николаевич Кузьмин (октябрь 1937 года).
Сотни прокуроров и следователей, брошенные в ежовские застенки с санкции Вышинского или его заместителей, а иногда и прокуроров краев и областей, были приговорены за различные «контрреволюционные преступления» судами или Особым совещанием к длительным срокам лишения свободы. Среди них — прокурор Белорусской ССР Павел Васильевич Кузьмин, прокурор Савинского района Ивановской области Петр Антонович Березкин, следователь прокуратуры Верхоянского района Якутской АССР И. Прудецкий, первый прокурор Ямальского (Ненецкого) округа Петр Алексеевич Урванов и многие другие. Всех трудно перечислить.
Конкретных обстоятельств дел по каждому из перечисленных прокурорских работников в открытом доступе нет. Я допускаю, что кто-то из них действительно был шпионом, отмазывал от придуманных обвинений кого-то из бывших приятелей или боевых товарищей по гражданской войне. Я даже могу допустить, что кто-то из прокуроров, видя творимое в стране беззаконие и зная инициатора этого беззакония, отважился на убийство усатого злодея. Но допустить, что все репрессированные прокуроры боролись против Советской власти – человеку в здравом уме невозможно.
В интервью «Российской газете» бывший Прокурор РСФСР и председатель Верховного суда Волин рассказывал:
К концу 1937-го почти половина всех прокуроров на местах были сняты с работы и исключены из партии. Осудили свыше 280 прокуроров и следователей, из них около ста - расстреляли. ... Из 44 прокуроров республик, краев и областей к высшей мере наказания были приговорены 23. И хотя прокуратура республики, в которой я начал работать, не вела следствия по политическим делам и не осуществляла надзора за НКВД, я имел возможность вдоволь насмотреться, как судьба играет человеком.
Конечно, Волин здесь кокетничает с интервьюером, в духе "Я не такая, я жду трамвая".
В этом интервью Волин, чтобы не рассказать главного, отвлекает корреспондента забавными эпизодами, которые я процитирую Вам в качестве бонуса за Ваше внимание.
К прокурору Курской области обратилась женщина: сына не приняли в школу из-за 17 ошибок в диктанте, а в ответе районной прокуратуры на ее жалобу она насчитала 75 ошибок!
Директор одного завода, выступая на заседании, так волновался, что закончил свой доклад словами: "Да здравствует товарищ Троцкий!". В зале стояло гробовое молчание, а он сел за стол президиума с видом невинного младенца. В ту же ночь его арестовали, он был осужден к пяти годам.
Кстати, любимые фанатами Сталина каналы часто публикуют заздравницы и панегирики любимому вождю. Дескать и умница, и не пьяница, и шутник и т.д.
Волина тоже спросили о Сталине.
Он ответил:
Невысок, в лице - смесь серьезности и лукавства. Говорил мало, на заседаниях часто остроумно комментировал выступающих. Но не жалел людей. Я и сейчас считаю социализм лучшим устройством человеческой жизни, но признаю, что методы были бесчеловечны.
РГ | Тем не менее его приказы выполняли, в том числе и вы?
Волин | Их нельзя было не выполнять…. Пытки, шантаж и угрозы заставляли людей наговаривать на себя и на близких. Даже такой закаленный человек, как Акулов (в 1933-1935 гг. - прокурор Союза ССР. - "РГ"), на следствии говорил по поводу своих показаний: "Я лишился воли". А что же говорить о других?
Интервью «Российской газете» Волин закончил словами:
«Моя совесть чиста. Я всегда стремился защищать человека. В то же время не был согласен со многими решениями Сталина, не поддерживал его, но его вину разделяю».
Тогда зачем? Этим вопросом в качестве аргумента того, что все это придумано каким–то врагом народа на деньги госдепа с целью опорочить светлый образ любимого вождя, задаются его фанаты.
Действительно, зачем уничтожать прокуроров, которые в большинстве своем слепо исполняли предписанную им роль имитировать наличие в стране правосудия?
Во-первых: Крыленко и часть бойцов прокурорского корпуса были идейными большевиками. Они считали, что, не уничтожив тех, кого в то время кощунственно заклеймили «бывшими людьми», светлого счастливого будущего не построишь. Свою юридическую практику они осуществляли с учетом принципа революционной целесообразности.
Издание "Коммунистический университет на дому", №7, 1925 год, на стр. 93-99 провозгласил большевистское правило нравственности:
«С точки зрения пролетариата нравственным является все то, что способствует победе пролетарской революции; — безнравственным революционный пролетарий признает все те поступки, которые мешают ее успеху. Благо революции остается верховным принципом пролетарской морали…»
Руководствуясь заветом Ильича, прокуроры ввели в практику в отношении «бывших людей» презумпцию вины, распахнув ворота беззаконию.
Кампания по изоляции «бывших людей» от общества к 1934 году в основном была реализована.
Сталин развернул репрессивную машину в направлении внутренней оппозиции себе любимому.
Многие, и чекисты, и прокуроры, допуская беззаконие по отношению к идейным врагам, морально были не готовы теми же методами по указке вождя крутить головы недавним друзьям, приятелям, просто знакомцам, товарищам по партии. Они роптали. Они стали помехой для кампании уничтожения поколения победителей в гражданской войне, той части большевистского клана, которая считала себя сопричастной к созданию нового общества. Они и сами были частью поколения победителей, которое, после расправы с «бывшими людьми» стало главной угрозой на пути превращения страны советов в диктатуру.
Вот поэтому прокуроры, забывшие в пылу революционной борьбы народную мудрость: не копай другому яму…, сами на себе испытали все прелести презумпции вины, которую сами же и ввели в юридическую практику.
Упс.
Кстати, Сталин не постеснялся провести кампанию по обузданию победителей еще раз, после ВОВ.
Но это, ка Вы понимаете, другая история. И без нее статья получилась довольно длинной.
Ставьте лайк, подписывайтесь на канал. Не пожалеете. Таких статей, как здесь, нет больше нигде. И это не только мое мнение.
С уважением, Михаил.