1 сентября 1934 г. Мария Ильинична Ульянова (в это время член Центральной контрольной комиссии ВКП(б)) переслала Сталину письмо А. Г. Ревиса.
Она сопроводила это письмо запиской следующего содержания:
«Я очень прошу Вас лично прочесть письмо А. Г. Ревиса, которого я не знаю и который пишет о вещах, требующих весьма тщательного расследования.
Только если Вы лично поручите кому-нибудь из авторитетных т.т. расследовать это письмо — можно будет доискаться истины. Поэтому я убедительно прошу Вас самого пробежать это заявление и сделать то, что Вы сочтете необходимым.
С рев. прив. М. Ульянова».
Отбывавший свою «десятку» на Соловках Ревис, приговоренный за продажу секретных карт Урала и Кузбасса в издании Главного Геодезического Управления, где тот до ареста работал, рассказывал в письме, что дело сфабриковано и раскрывал технологию его фальсификации.
«…само дело я считаю грубой и нелепой ошибкой, какая подлежит обязательному и срочному исправлению».
Это был только 1933 год – довольно вегетарианский период.
Ревиса, на фоне контузии страдающего травматическим психоневрозом, эпилепсией и грудной жабой, не били, а развели на патриотическом бла-бла-бла.
Следователь Белогорский рассказал Ревису, что его самооговор нужен Родине, что дело о шпионаже в пользу Японии, к которому Ревиса «пристегнули» поможет в переговорах с этой страной.
В письме Ревис воспроизводит прямую речь Белогорского.
«Ваша роль в деле микроскопична. Кто не знает, что карт никаких вы не давали и к ним отношения не имели, но вы нужны для дела…. Мы в изоляторах людей, а в особенности таких больных, как вы, не держим, поедете в другой город, будете за наш счет лечиться, работать, а потом, пройдет небольшой срок и вы вернетесь к семье в Москву. Но все это вас ждет, если дело будет фигурировать в суде и в показательном порядке. Не забывайте, однако, и политической стороны дела. Нам нужно соглашение с Японией, «дело Молгачева» может сыграть в нем определенную роль, и вы точно так же, как и другие участники этого дела, должны нам помочь».
В камеру к Ревису подсадили провокатора, который сумел убедить Ревиса, что Белогорскому можно верить.
Убедив Ревиса в необходимости самооговора, следователи выдали ему показания одного из ключевых обвиняемых - его будущего подельника.
«Возьмите, заявил мне Белогорский, эти показания, выпишите то, что наиболее существенно для дела (бумагу и записи вы можете отнести в свою камеру, их с вами пропустят), но свои показания составьте таким образом, чтобы они сходились с показаниями Молгачева, но не были бы с них скопированы».
Над своими показаниями, судя по письму, Ревис, проникшийся их высокой значимостью для переговоров с Японией, трудился ответственно.
«С этих «показаний» я под диктовку Кубицкого (это фамилия камерного провокатора) стал писать и «свои» показания. Когда дело дошло до географических карт, то тут произошла некоторая заминка. Дело в том, что ни Кубицкий, ни в особенности я не могли никак придумать, каким образом карты, если они представляют хоть какой- либо секрет и за них можно понести ответственность, могли очутиться у меня, никакого отношения к картам не имевшего».
Потребовался «звонок другу», извините за сарказм. «Друг» подсказал следующее:
«Напишите, что карты вы нашли на улице, что они у вас лежат больше 10 лет, пишите, что хотите, только не сбивайтесь с начатой вами позиции и не лишайте нас важного звена в деле. Впрочем, вы, кажется, в прошлом году переводили аэросъемку, напишите, что карты вы взяли из брошенных ею в Москве шкафов. Валюты у вас нет и не было, это мы знаем, придется ее у вас искать и не найти, пишите, что тысячу рублей вы получили в советских деньгах».
Затем Ревес делится своим впечатлением от приговора.
«Каково же было мое удивление и как велико было мое горе, когда 17-го того же марта я был вызван из больницы, направлен в Северную башню Бутырского изолятора, а оттуда в Пересыльную тюрьму, где мне и было объявлено это жуткое, ничем не заслуженное постановление ОГПУ».
Подводя итог своему повествованию, Ревес заявляет:
«Я невиновен. Никаких секретных карт я никогда не имел, их никому не передавал, передавать не мог. Да и вообще, как мне стало только теперь известно…, карты двухверстки и трехверстки…, секретными никогда не считались, а секретных карт Урала и Кузбасса в 1932 г. не было не только в Главном Геодезическом Управлении, но и во всем СССР».
На ходатайство Ульяновой Сталин отреагировал оперативно.
Уже 11 сентября он распорядился, адресуясь к Куйбышеву и Жданову.
«Обращаю Ваше внимание на приложенные документы, особенно на записку Ревиса. Возможно, что содержание обоих документов соответствует действительности. Советую:
а) поручить комиссии в составе Кагановича, Куйбышева и Акулова проверить сообщенное в документах;
б) вскрыть до корней недостатки «следственных приемов» работников быв. ОГПУ;
в) освободить невинно пострадавших, если таковые окажутся;
г) очистить ОГПУ от носителей специфических «следственных приемов» и наказать последних «не взирая на лица».
Дело, по-моему, серьезное и нужно довести его до конца.
Привет!
И. Сталин»
Сталин пишет в записке о двух делах. Второе - дело Маркевича.
В докладной записке Генерального прокурора СССР Руденко и Председателя Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР И. Серова по делу Ревиса и Маркевича от 1957 года сказано:
«Бывший зам. наркома земледелия СССР Маркевич А. М. после осуждения подал жалобу, в которой указывал на то, что органами ОГПУ применяются незаконные методы ведения следствия и что его осудили необоснованно, так как он никаких преступлений не совершал.
Эта жалоба 1 сентября 1934 года от бывшего Прокурора СССР Акулова поступила к И. В. Сталину».
15 сентября Политбюро ЦК ВКП(б) по делу А. Г. Ревиса и А. М. Маркевича строго секретно постановила:
«Поручить комиссии в составе т.т. Кагановича, Куйбышева и Акулова проверить заявления А. Р. и А. М. и представить в ЦК все вытекающие отсюда выводы и предложения.
Созыв комиссии за т. Куйбышевым».
4 октября 1934 года решением Политбюро ЦК ВКП(б) в состав данной комиссии был дополнительно введен тов. Жданов.
Не заставил себя ждать и Куйбышев.
Маркевича и Ревиса этапировали в Москву и здесь опросили.
В октябре 1934 года Куйбышев набросал тезисы своего доклада на Политбюро ЦК ВКП(б).
«Проверив документы Ревиса и Маркевича о неправильных методах следствия, практиковавшихся б. ОГПУ, опросив Ревиса (опрашивали по поручению комиссии т.т. Булатов и Назаретян) и Маркевича, — Комиссия Политбюро, выделенная по этому вопросу в составе т.т. Кагановича, Куйбышева, Акулова и Жданова, считает доказанным:
1. Следственными органами ОГПУ практиковалась замена действительного расследования дела и собирания доказательств обвинения уговариванием сознаться вне зависимости от наличия вины со стороны привлеченного к следствию. Это уговаривание сопровождалось подсказом нужных для обвинения показаний и постановкой перед обвиняемым дилеммы: если оговорить себя и других — смягчение наказания, если нет — наказание будет применено как к неразоружившемуся врагу.
Наличие в практике ОГПУ этих недопустимых следственных приемов, ведущих неизбежно к обилию судебных ошибок, подтверждается и известным делом т. Пугачева, а также делом Селявкина.
2. Следственными органами ОГПУ широко применялась так называемая подсада в камеру обвиняемого своих агентов, задачей которых было не выведывание данных, изобличающих обвиняемого (что в некоторых случаях допустимо), а уговаривание сознаться вне зависимости от виновности и застращивание последствиями упорства.
3. Получив сознание и оговор других обвиняемых, следственные органы ОГПУ переставали интересоваться действительными доказательствами обвинения, мирились с противоречиями в показаниях, прекращали выяснение важных для дела обстоятельств.
4. Следственные органы ОГПУ не соблюдали элементарнейших правил следствия: отрицательные для обвинения показания не записывались, очные ставки устраивались формально и в формах, ничего не дающих для выяснения дела, обвиняемым не давались обвиняющие их документы и показания и т.д.
Исходя из всего этого Комиссия ПБ считает необходимым:
1. Искоренение методов.
2. Наказание.
3. Р и М»
Слушайте, ну, честь и хвала Сталину, Кагановичу, Куйбышеву, Жданову и Акулову.
Но!
Записка с тезисами Куйбышева, напоминаю для ясности, датирована октябрем 1934 года.
В архивных материалах имеется также заявление Маркевича от 7 января 1935 года на имя И. В. Сталина, в котором он просит, в случае если у членов комиссии осталось какое-либо сомнение в его невиновности, вызвать и допросить его еще раз.
На этом заявлении И. В. Сталиным наложена резолюция: «Вернуть в лагерь».
В докладной записке Генерального прокурора СССР Руденко и Председателя Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР И. Серова по делу Ревиса и Маркевича от 1957 года сказано:
В 1938 году по постановлению тройки УНКВД Архангельской области Маркевич, находясь в заключении, был расстрелян.
Наоборот, Белогорский Дмитрий Аркадьевич, который был, если помните, главным творцом дела о шпионаже в пользу Японии с участием Ревиса, он же Вайсенберг Рахим Абрамович, продолжил службу в центральном аппарате НКВД.
В конце 1935 года Белогорский-Вайсенберг получил очередное звание капитана государственной безопасности.
В мае 1935 года его повысили в должности до сотрудника для особых поручений при начальнике ЭКО ГУГБ НКВД.
В 1937 году входил в состав группы Миронова по зачистке УНКВД и «выявления и разгрома шпионско-вредительских троцкистских и иных групп на железных дорогах… и в армии» в Дальневосточном крае.
В докладной записке Генерального прокурора СССР Руденко и Председателя Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР И. Серова по делу Ревиса и Маркевича от 1957 года так же сказано, что к расследованию дела о «политическом центре» контрреволюционного заговора в сельском хозяйстве, фигурантом которого был Маркевич, причастны сотрудники ОГПУ—НКВД СССР: Миронов, Минаев, Апресян, Бриль.
Лев Григорьевич Миронов остался на должности начальника ЭКО НКВД и 26.11.1935 вырос в звании до комиссара государственной безопасности 2 ранга.
Продолжили расти в звании и должности и другие, названные в записке сотрудники НКВД.
А вот Акулов – первый прокурор СССР, в марте 1935 года передаст свой пост своему бывшему заместителю Андрею Януарьевичу Вышинскому, перейдя на работу в Президиум ЦИК СССР.
К стенке Акулова его бывший заместитель поставит 30 октября 1937 года.
И здесь хочешь – не хочешь, а напрашивается вопрос: что это было? «Проверить…», «Вскрыть…», «Освободить…», «Наказать…», «Привет! И. Сталин».
Мимо этого вопроса не смогли пройти и Руденко с Серовым в 1957 году.
В своей записке они соединили в причинно-следственную связь убийство Кирова и резолюцию Сталина на заявлении Маркевича: «Вернуть в лагерь».
Согласиться с такой версией – значит признать, что 1 сентября 1934 года секретарь ЦК ВКП(б) был нормальным человеком, а к рождеству 1935-го стал законченной скотиной, и что это перерождение произошло вследствие перенесенного стресса, вызванного смертью Кирова, или, может быть, получившей хождение в народе частушки:
«Ой, огурчики-помидорчики, Сталин Кирова убил в коридорчике!»
Мне представляется более вероятным другое объяснение.
Параллельно описанным выше событиям разворачивалась финальная сцена другого триллера, кульминацией которой стал арест влиятельнейших в партии большевиков-ленинцев во главе с Каменевым и Зиновьевым.
Мария Ильинична Ульянова, хоть и не участвовала в борьбе за власть, но была с многолетними соратниками Ленина в близких и доверительных отношениях.
В качестве иллюстрации этого тезиса приведу один занимательный эпизод.
Чтобы Ильич че-нибудь не накосячил перед смертью, прозорливый Сталин организовал резолюцию пленума ЦК РКП(б).
«На т. Сталина возложить персональную ответственность за изоляцию Владимира Ильича как в отношении личных сношений с работниками, так и переписки».
Ленин время от времени нарушал установленный этой резолюцией режим изоляции, надиктовывая Крупской письма в адрес своих соратников.
Сталин это пресек.
Сестра Ленина, Мария Ильинична, в своих записках вспоминала о реакции Крупской на разговор со Сталиным.
«Она была совершенно не похожа сама на себя, рыдала, каталась по полу и т. д.»
В этот конфликт, который Сталин не без труда и репутационных издержек погасил, были втянуты: сам Ильич, Каменев, Зиновьев и Мария Ильинична.
1 сентября 1934 года, когда она ходатайствовала перед Сталиным за Ревуса, а прокурор Акулов переправил ему жалобу Маркевича, оппозиционеры были еще на свободе.
Перед решающей схваткой усатый хитрован, разыграв этот спектакль, лишил противников даже гипотетического повода обвинить его в диктаторстве, и на этом основании перейти в контрнаступление.
Аресты большевиков, которые позже предстанут перед народом на скамье подсудимых того процесса, что в истории получит название «первого Московского» завершились в январе 1935 года.
16 декабря 1934 года арестован Зиновьев, 16 января 1935 года – Каменев.
Угроза потери власти, витавшая до этого в воздухе, миновала. Надобность корчить из себя Санта Клауса отпала.
Своим решением Сталин указал своим ближайшим соратникам их место во властной иерархии – ничтожное по сравнению со своим.
Чекистам, безусловно, знавшим о результатах и выводах комиссии Куйбышева, он продемонстрировал, что можно и нужно делать для достижения поставленных им целей, и что за это ничего не будет.
Лев Григорьевич Миронов (Каган) – сочинитель дела о «политическом центре» контрреволюционного заговора в сельском хозяйстве, фигурантом которого, напомню, проходил Маркевич, станет одним из главных сценаристов «дела троцкистско-зиновьевского центра».
Большевики-ленинцы признаются, что:
в соответствии с директивой Л. Д. Троцкого организовали объединённый троцкистско-зиновьевский террористический центр для совершения убийства руководителей ВКП(б) и Советского правительства;
подготовили и осуществили 1 декабря 1934 года через ленинградскую подпольную террористическую группу злодейское убийство Кирова;
создали ряд террористических групп, готовивших убийство И. В. Сталина, К. Е. Ворошилова, А. А. Жданова, Л. М. Кагановича, Г. К. Орджоникидзе, С. В. Косиора, П. П. Постышева.
Привет!
Сталин.
P.S.
Признанное членами Политбюро ЦК ВКП(б) во главе с Куйбышевым сфальсифицированным дело "Маркевича" войдет в 1940 году эпизодом другого дела, главным обвиняемым по которому станет академик Вавилов.
Справка на Вавилова Николая Ивановича. 1940 г.
Арестованный в том же 1933 году проф. СИЗОВ, передавая информацию, дававшуюся ему руководителями к.-р. организации в ветеринарии БЕЛИЦЕРОМ и ЦИОНОМ о руководящей роли ВАВИЛОВА в организации показал следующее:
«Во главе организации стоит т. н. политический центр, структура которого сводится к об’единению 6 автономных центров: агрономического, животноводческого, ветеринарного, промышленного, военного и диверсионно-повстанческого. Во главе каждого центра стоит определенное лицо: председатель акад. ВАВИЛОВ, руководитель агрономического центра — акад. ТУЛАЙКОВ, животноводческого—проф. ЛИСКУН, ветеринарного — проф. ТАРТАКОВСКИЙ, диверсионно-повстанческого зам. НПЗ СССР — МАРКЕВИЧ. В состав политцентра входил также замнарком совхозов СССР — ВОЛЬФ».
Но это, как Вы понимаете, совсем другая история, и о ней - в другой раз.
Не забудьте подписаться на канал.