...Зеркало, словно зеркало для меня глаза твои.
Я отраженья точного не вижу в них...
Ерра бежит. Тук-тук-тук-тук-тук — стучат размеренно подошвы. Аллея парка почти пуста. Кое-где на лавочках сидят девушки в коротких юбках или молодые люди в рубашках с коротким рукавом и брюках, которые они аккуратно поддёргивают, когда садятся. Эти выбрались на обеденный перерыв в парк.
Ерра бежит мимо. От этих помощи не дождёшься — им некогда. Их оштрафуют, если они опоздают. Поэтому Ерра — тук-тук — бежит дальше. Для них он — не больше обычного беспризорника, никчемный, жалкий, лишний. «Полугражданин».
Мимо!
Горячий воздух обнимает его тесно, как душное одеяло. Пот щипет кожу и делает майку липкой.
Ерра оглядывается на ходу и запинается, почти падает, выставив руки. Сзади никого нет. За ним не бегут. Не гонятся.
В это сложно поверить, и мальчик всё ещё бежит. Медленнее, медленнее, переходит на шаг и останавливается. Он тяжело дышит, уперев ладони в коленки. Рёбра так и ходят ходуном. Хочется вдохнуть весь воздух в округе. Или воды. Глотать, глотать жадно прохладную щедрую струю. Ерра оглядывается.
Солнце почти в зените. Его золотые лучи только кое-где прорываются сквозь кроны к дорожкам парка и влажной земле. Не пускает густая листва, тенит дорожки и хранит прохладу. Иногда пролетает ветер, шевелит листья и сдувает пот, осушает и освежает вспотевшее лицо.
Ерра жмурится, подставляет лицо ветру. Хорошо!
За оградой парка, высокой, стрельчатой, слышны мобили, лёгкий шелест их пролётов и гудение генераторов долетают и сюда, под защиту стволов и веток. Долетает, но глухо. Словно совсем уж издалека.
Парк полон самой разной зеленью. Трава, листья, лопухи и дикие мелкие цветы, белые, синие, жёлтые. Молодые клёники упруго лезут вверх, маленькие тополя выворачивают под ветром крупные серебряные листья.
Пахнет травой, сырой после дождя землёй и липами.
Прямые тропинки из упругой резиновой крошки, лавочки «по требованию» и на круглом перекрёстке дорожек — старый чебот с тележкой-холодильником. Мороженое! И сосиски.
«Хорошо бы сосиску,» - не сдержался Ерра, и чебот покатил к нему свою тележку, - «Или даже мороженого»
Чебот покатил скорее, и Ерре пришлось подумать о том, что денег у него нет. Тогда чебот выразил сожаление, приподняв и опустив «грудь» и разведя руки в стороны.
Ерра заставил себя отвернуться — денег у него всё равно не было, сосисок хотелось, пить хотелось, а тут ещё сочувствующий робот. Беленький с двумя синими полосками на корпусе.
Где ты был, когда Ерру колотили трое? Ну? Ерра с досадой потрогал пластинку на запястье. Со счёта вытрясли всё, даже на дорогу не оставили. И орали вслед: «Трус! Лошарик домовский!» и ещё всякие другие обидные слова. «Ругаться нельзя,» - подумал Ерра уже в который раз за сегодня. Шмыгнул носом и оглянулся. Да, он, выходит, трус. Наверное, трус, раз сбежал. Пусть их было трое, но... «Я не трус!» - но сбежал. «А они? Они — не трусы?! Втроём, на младшего?! Кто — они?»
Ерра зажмурился. «Подлецы увидели в нём труса, а какой он на самом деле?», - Ерра это подумал, не сказал вслух.
Ругаться-то ведь нельзя, потому что начислят отрицательные баллы и в следующий раз, когда баланс будет не нулевым, спишут их со счёта.
Ерра с досадой пнул веточку. Почему он не может ругаться? Ну вот почему? Его побили и отняли последние баллы, а он даже ругаться не может!! Где справедливость...
Ерра знал, где. Но ругаться было нельзя.
Он ещё раз оглянулся на чебота с мороженым и пошёл к выходу из парка. Наверное, эти незнакомые пацаны потратят его, Еррины, баллы у этого чебота. А что ему, железяке? Какая ему разница, откуда у детей баллы? Родители дали или школа, или штадт за хорошее поведение.
Какая кому разница, что Ерра опять голодный будет целый день? Ерра шмыгнул носом — так ему стало себя жалко.
Тут он вспомнил, что через дорогу от парка видел продуктовый. И рядом стоянка для аэрушек. Стоянка высоко, забирать оттуда тележки нужно, лазая по шестовой лестнице. Высокая, винтом, поднималась до уровня третьего этажа, оттуда уже можно было притянуть взлетевшие тележки «пикалкой», притягиваешь каждую, снова притягиваешь, собираешь эти летающие корзинки одна в другую и башенкой спускаешь на поверхность. Работа нудная и неприятная. Потому что страшная. Это шанс заработать на еду сегодня. Ерра даже пошёл быстрее, отряхивая на ходу шорты и майку — его знатно изваляли на игровой площадке. Так, что даже в волосах Ерра нашёл веточки и мусор. «Ругаться нельзя».
* * *
Управляющий поджал губы и осмотрел его с ног до головы. «Ещё один «половинчатый» гражданин» - так он, наверное, думал, но заключил с ним договор до вечера. За каждую привезённую тележку и за каждый час он переведёт Ерре баллы. Хватит на еду, воду и чуть-чуть останется на про запас.
Смуглый и светловолосый мальчишка ловко вскарабкался по лестнице, совсем не боясь свалиться. Правда, над стоянкой постоянно работало тормоз-поле. Ловушка для тех, кто умудрится выпасть из аэромобиля. Вот только поля этого не видно. Поэтому падать страшно. Особенно страшно взрослым.
Ерра иногда вылезал во взрослый сегмент сети и смотрел ролики на тюбе. Многие орали, когда падали, и даже прудили в штаны от страха. Девушки падали с визгом, ловя подолы и сумочки, потом хохотали от страха. Это было красиво.
Потом Ерру поймали с раскрытым не своим сегментом, и стыдили перед всем коллективом дома за несознательность.
И баллы сняли, и статус понизили до «не заслуживающего доверия». Тогда Ерра сбежал в третий раз. Сбежал, но не сказал никому, что вылезал из-под аккаунта одного из воспитателей, оставившего включённым доступ. Не сдал разгильдяя, а тот смолчал, когда Ерру наказывали «за обман товарищей и общества».
Ведь притворился полным гражданином? Вылез, притворяясь взрослым, во взрослый сегмент? Ну вот...
Ерра был виноват тогда, что вообще полез, но он не обманывал никого! Поэтому наказание было несправедливым, и он сбежал.
* * *
Ерра таскал тележки. Народу в вечерние часы всегда было много. Они входили, брали тележку, она плыла рядом, когда они выходили обратно. И оставались на радость Ерре висеть под потолком-ограничителем стоянки.
По дисплею экстренного оповещения в магазине и по большому экрану над стоянкой крутили рекламу, клипы и коротенькие серии из жизни «рекламных семей». Эти семьи такие правильные, будто с открытки. Мама в передничке с оборками, папа в галстуке и с нашивкой гражданина на эполете, трое детишек. Детишки Ерру бесили больше всего: чистенькие, сытые, послушные до отвращения. Будто и не живые вовсе. Ерра отвернулся. Слишком хорошие. На их фоне Ерра казался плохим, хотя был всего лишь обычным.
Прицелился пикалкой на следующую тележку и, пока она ехала-плыла к нему, снова бросил взгляд на экран. Ровненько причёсанный мальчик чуть постарше Ерры наливал в стакан сок для сестры, тщательно поворачивая коробку названием в камеру. Девчонка с бантиками в голубой горошек улыбалась белозубой улыбкой зрителю и облизывалась после каждого глотка сока.
«Гадость!» - Ерра даже язык выставил от омерзения. «Не бывает так!» И ведь поулыбается и побежит баллы тратить на мороженное и бантики. И так же капризничать будет и коленки разбивать, а пацан штаны рвать и в бол гонять на стоянке, когда машин нет.
Не бывает идеальных людей. Это Ерра знал хорошо. Назубок выучил. Что бы там ни говорили учителя, что бы там ни показывали в рекламе — не бывает. И счастья тоже не бывает. А справедливость люди выдумали, чтобы не так страшно жить было.
Тележка стукнулась об пикалку и Ерра вставил её в гусеницу таких же. Оценил — ещё две и слезать, а то как бы не ляпнуться с ними. Разлетятся, и снова собирай их.
Чтобы не страшно жить было, надо решать проблемы сразу, как они появились.
Нет баллов — найти и заработать. Детей на работу возьмут всегда. Пусть и не всегда нужна их работа, но правила общественной жизни не позволяют не дать ребёнку работы. Взрослые говорят «совесть», но выражают эту совесть «Правила», и, если кто-то не хочет жить по совести, то его ждёт осуждение за нарушение «Правил». Но это бывает редко, потому «Правила» и совесть — почти одинаковое требуют от человека.
Правила для человека-ребёнка, если он сбежал из своего Дома, простые.
Заболел — сразу найти диагноста, а там делай, что он скажет. Домашку делать каждый день и отсылать по детской сети каждый день, и не влипать в неприятности, как сегодня влип Ерра, а то опять в Доме сидеть, как «не оправдавшему доверия».
В Доме мелкие. В Доме всё по расписанию и слёзы постоянно. Потому что новенькие каждую неделю. Потому что виндзорская чума никуда не делась. А встроенные апгрейды есть у всех. И мама с папой тоже были у всех.
Ерра вставил ещё одну тележку в тележную башенку. Тележки-корзинки были красные, их легко заметить даже в сумерках. Одна была особенно далеко, и Ерра прищурился, чтобы попасть в неё.
Ночевать сегодня придётся в библиотеке — денег хватит только на еду, на ночлег уже не хватит. А в библиотеке есть круглосуточный зал, берёшь книгу и можешь всю ночь дремать. Тележка щёлкнула об пикалку и Ерра вложил её в остальные. Оценил высоту тележной башни и полез вниз, уволакивая за собой вниз хвост из тележек.
Ступеньки железно гудели под его шагами. Выгнутые немного прорези не давали кедам скользить, а сквозь прорези виднелась зелёная парковка с жёлтыми глянцевитыми лютиками и пушистыми одуванчиками. Многие одуванчики уже поседели. Пуховые белые шарики ласково качались на стебельках и улетали с ветром, маленькие и уютные, как снежинки.
По парковке бегал мальчишка лет шести. Он сшибал белые одуванчиковые головки и радостно взвизгивал. По визгу Ерра догадался, что мальчишка сейчас — звездолёт. Класса фантом.
- Мама! Смотри, дядя тележки везёт! Как грузовик!
«Грузовик»? А, грузовой поезд. Это он меня «дядей» назвал?!» - Ерра был старше мальчишки лет на шесть, не больше. «Какой я ему «дядя»...
- Мама! Мама! Смотри, дядю показывают!
Мальчишка уже тыкал в дисплей.
Ерра уже спустился и толкал тележки ко входу, он нехотя покосился на мальчишку, потом поднял глаза на дисплей. Там, на огромном экране, висело его лицо.
* * *
Ерра остановился с открытым ртом. Смуглая кожа, светлые глаза и родинка над левой бровью. Обычное лицо. Овальное, с нормальным носом, с нормальными бровями — обычное, но абсолютно точно Еррино. И улыбка тоже его, и чуть торчащие в стороны кончики ушей. Как будто кепку надвинули слишком глубоко, а уши остались торчать наружу.
Ерра вслушался в голос диктора:
- Пропала... Личный имплант-идентификатор не регистрируется сетью... Просим помочь. Если вы её видели, сообщите, пожалуйста, номеру... Это воспитатель. Варея потеряла обоих родителей и...
Дальше Ерра не слушал.
«Варея? Девчонка. Почему так похожа?»
Сиблингов у Ерры не было. Он как-то проверял по ДНК-коду. Наверное, просто совпадение.
Когда Ерра пришёл за оплатой, управляющий спросил:
- Видел ролик? Сестра, что ли?
Ерра проверил оплату: прошла? Он смотрел на дисплей идентификатора и чувствовал, как краснеют уши.
- Никитина, так похожи, прямо одно лицо. Сестра, наверное?
Ерра мотнул головой:
- Не, я проверял. Можно я куплю булок и ещё чего-нибудь?
- Да не вопрос, иди.
Усатый и крепкий управляющий посторонился, пропуская мальчишку в зал, постоял немного, глядя ему вслед, и отправился на склад. Были ещё дела, которые нужно сделать до закрытия.
В тонких городских сумерках Ерра шёл по широкому тротуару. Руку приятно оттягивал тёплый бумажный пакет. Мимо с гудением пролетали мобили, смеялись люди на улице. Где-то пели. Проехали мимо на ховбордах подростки. Наверное, их родители ещё живы. Могут позволить купить детям борд и нормальную одёжку, а не социальные футболки, светящиеся в темноте «ради безопасности ребёнка». «Интересно, у Вареи тоже умерли родители?» - подумал Ерра и вспомнил, что да, умерли.
В Доме никто не рассказывал, как умирали родители. Ерра знал, что почти со всеми детьми сначала разговаривал психолог и лечили их потом всякими таблетками.
А ещё многие просили убрать идентификатор.
Ерра догадывался, что от виндзорской чумы умирают страшно, но не знал, как. Потому что Ерре повезло больше других в доме — его родители умерли в числе самых первых, Ерра был совсем маленьким, он не помнил ни маму, ни папу. Ни их смерти.
Иногда он пытался вспомнить хоть что-то. Ему хотелось быть похожим на них. Найти в себе что-то от отца и от мамы.
Но даже фотографий не осталось. Только имя: Ерохин Еремей Александрович. Значит, папу звали Александром. Имени мамы он не знал.
Вместе с их имплантами сгорели и данные. У Ерры не осталось фотографий, видео или ещё хоть чего-нибудь о них.
«Хорошо бы фотку! Или видео. Увидеть их, как они смеялись, как говорили, как двигались» - Ерра задрал голову к небу, но звёзд за фонарями видно не было. Над городом ночью висело зарево, за ним, на быстро стемневшем небе звёзды уже должны быть.
Скорее всего, родители хранили фотки в каком-нибудь «облаке» или ещё где, но нужно знать адрес и пароли, и всё прочее...
Интересно, а может быть, что эта девчонка — и вправду его сестра? Ерра потрогал родинку над бровью. Бывают ли такие совпадения?
Но он проверял...
Загудело на запястье. Ерра взглянул на дисплей.
Оттуда улыбался Олег. «Чего ему надо?» Обычно воспитатель не доставал «бегунов» - выбрали самостоятельность, так пусть и кушают её полной ложкой.