- Марта…Марта, да что случилось то? Толком скажи, не мычи, - Захарыч тряс за плечи ворвавшуюся в бытовку девушку, хватавшую ртом воздух и норовившую шмякнуться об пол.
- Там…там…у забора…бабушка, - выдавив, наконец, из себя хоть что-то членораздельное зашептала Марта, - Как неживая, - всхлипнула она.
- Как? Или неживая? – Захарыч силком усадил девушку на стул и плеснул в стакан водички.
- Я…я…не знаю…, - стакан в её руке ходил ходуном и у неё никак не получалось влить в рот его содержимое.
- А ну, соберись девка! – прикрикнул на неё прораб, - Может, ей помощь наша нужна, и счёт на минуты идёт, а ты мне тут морзянку зубами стучишь! – он перехватил руку Марты и влил воду ей в рот.
- Я в магазин вышла, - окрик подействовал, словно ледяной душ и дивчина затараторила, глядя в глаза Захарычу, - А там, метрах в ста от ворот, у забора, в полыни женщина пожилая лежит, без сознания, вроде, а над ней пьянчужка какая-то склонилась, но не чтобы помощь оказать, а сумку женщины схватила, оглянулась по сторонам, меня не заметила, или вид сделала, и давай в её сумке шнырять, - Марта перевела дух и отведя взгляд продолжила, не сбавляя темпа, - В общем, поддала я ей, по тощему заду и сумку из рук вырвала, а она, как заяц, через поле рванула, не оглядываясь, - девушка потрясла в воздухе «трофеем», в доказательство своих слов.
- А бабка? – прораб достал из кармана телефон.
- Какая бабка? – удивилась Марта.
- Я тебе сейчас тоже…по тощему заду, - взвился Захарыч, - Чтоб вопросов глупых не задавала. С бабулей что? Той, что без сознания, - он уже набирал номер Скорой.
- Так там она и лежит, - виновато потупилась Марта, - Я сумку её схватила, чтоб больше никто не покусился, и сюда бегом рванула, за помощью.
Захарыч уже слушал её через слово, чётко обрисовывая ситуацию оператору и диктуя адрес стройки. Потом схватил аптечку в одну руку, другой подхватил девчонку и потащил её к выходу со стройки. Сумку Марта из рук не выпускала, впившись в неё пальцами так, что аж побелели костяшки, словно в этом видавшем виды аксессуаре крылась кощеева смерть, иль золото Колчака. Женщина так и лежала в зарослях полыни, но признаки жизни подавала, пытаясь открыть глаза и что-то сказать склонившемуся над ней Захарычу. Машина Скорой уже пылила по дороге к стройке и вой сирены вогнал Марту в очередной ступор. Бригада сработала быстро и слаженно, через несколько минут машина уже мчала по дороге в обратном направлении. Захарыч никак не мог «достучаться» до сознания Марты, стоявшей истуканом и вцепившейся зубами в ручку сумки. Матюкнувшись, он достал из аптечки нашатырь и ватку, и сунул вонючую жидкость под нос девушке.
- Да что с тобой сегодня? – ворчал он, - Оцепенела, словно кисейная барышня, того и гляди, на бабулино место приляжешь в обморок.
- Иван Захарыч, - пролепетала Марта, - А ты веришь в дежавю?
Жизнь Марты напоминала ей самой парк аттракционов. И, если до двенадцати лет это были милые карусельки-лошадки, с яркими шариками и развесёлой музыкой, в компании мамы и папы, самых лучших, самых добрых, самых понимающих, то именно в двенадцать, она попала в жуткую и безысходную «комнату страха». В тот день папа взял её с собой на дачу к бабушке, той экстренно понадобилось вернуться в город. У мамы был срочный заказ, и она вынужденно осталась дома. На обратном пути встречный поток машин двигался еле-еле, и один ухарь, очень спешивший и тащиться в потоке не желавший, резко выехал на встречную полосу. Папа был отличным водителем, но столкновение оказалось стремительным и неизбежным. Марта не пострадала. Она стояла над телом бабушки, словно окаменев и сжимала в трясущихся руках её сумку, закусив зубами ручку. Кто-то накинул бабушке на лицо тряпицу, а Марту подхватили чьи-то сильные руки и уже в машине Скорой она потеряла сознание. Как вырезали автогеном тело отца, как увозили в неведомое небытие дорогих и любимых людей, девочка не видела. Только слышала вой сирены, который ассоциировался отныне исключительно с бедой.
Мама, её красавица мама превратилась в серую тень. Горе высосало из неё жизнь, оставив лишь самую чуточку. Детство Марты закончилось. Она была вынуждена взять заботу о маме на себя. Но «комната страха» категорически отказывалась выпустить Марту на белый свет. Её бабушка по отцу, не дожидаясь сороковин, велела снохе и внучке освободить жилплощадь, принадлежавшую ей. Категорично и безапелляционно, обвинив маму Марты в смерти её сына, ведь если бы он не поехал в тот день за тёщей, был бы жив, её мальчик. То, что её сын был ещё мужем и отцом, она слушать не желала. Мамин отчим пустить их к себе отказался, заявив, что квартира только его. А, со временем, прибрал к рукам и дачу. Комнату в коммуналке помогли снять мамины подруги, приютившие маму с дочкой на первое время. Марта рано начала подрабатывать, а после девятого класса ушла из школы в училище. Профессия штукатура-маляра казалась ей прибыльной и хлебной. Мама тихонько угасла, когда девочка закончила учёбу. Комнату в коммуналке хозяева выставили на продажу. Вот тут-то в жизни Марты и появился ангел-хранитель, по отчеству Захарыч.
Девушка пришла устраиваться на стройку с красным дипломом и небольшим опытом за плечами. Прораб, Иван Захарыч, с ног до головы оглядел шуструю пигалицу и проникся к ней мгновенно. Он позволил ей жить в вагончике на стройке, подкармливал и отгонял от неё слишком навязчивых работяг. Со временем, узнав историю «парка аттракционов», Захарыч стал зазывать Марту пожить у них, вся семья доброго мужчины была только «за». Но Марта отчего-то упёрлась.
- Кем Вы приходитесь гражданке Великой? – спросила медсестра строгим голосом.
- Внучкой! – выпалила Марта, сжимавшая в руках сумку бабули и пакет с разными вкусностями.
- Значит, и документы её привезли? – допрашивала медсестра.
- Конечно! – вскинула голову девушка.
Вчера вечером, когда Захарыч, наконец, оставил её в покое, после «реанимационных» действий и расспросов, и отбыл домой, Марта осторожно, словно делала что-то нехорошее, заглянула в сумку. В ней обнаружился паспорт, какие-то квитанции, кошелёк с деньгами, видимо, искомый пьянчужкой, кнопочный телефон и разные женские мелочи. Утром, взяв у Захарыча отгул, сварив бульон и забежав в ближайший супермаркет, она отправилась навещать спасённую. Медсестра пускать её отказывалась категорически, ссылаясь на не приёмные часы, но Марта мастерски сыграла роль «безутешной родственницы», разжалобив строгую тётечку, согласившуюся сопроводить её в палату.
- Бабушка! – кинулась Марта к лежащей под капельницей женщине, - Как ты меня напугала! – она подмигнула старушке и украдкой улыбнулась, призывая ту подыграть.
- Внученька моя родная, - улыбнулась бабуля совершенно искренне, что поверил бы сам Станиславский, - Я так тебя ждала!
Медсестра удовлетворённо хмыкнула и, забрав документы Марии Ильиничны, вышла из палаты. «Заговорщицы» тихонько рассмеялись.
- Я помню, это ты меня спасла, детка, - заговорила бабуля, - И как пьянчугу отлупила, я тоже помню. Спасибо, внученька.
- Да ладно Вам, - зарделась девушка, - Если бы не Захарыч…Я только на помощь позвала.
- Ох, не кокетничай, милая, - лукаво улыбнулась бабуля, - У меня давление скакнуло, я под забором и разлеглась калошей, но в сознании была, только встать сил не было.
- А на стройке то Вы что делали? – изумилась Марта.
- Так мне сказали, что у вас мастера дюже хорошие работают, - погладила её по руке бабуля, - Вот я и хотела договориться, ремонт в доме сделать.
- Выздоравливайте, Мария Ильинична! – обняла Марта старушку, - Бульончик похлебайте, пока тёплый, да фрукты вот… А ремонт мы Вам по высшему классу отгрохаем.
Уже от самой двери Марта вдруг оглянулась и улыбнулась:
- Я завтра приду, бабуль, вечером.
- Хорошо, внученька, приходи, - женщина улыбнулась в ответ и, перекрестив Марту, добавила, - Храни тебя Господь.
Через пару месяцев, когда созрели поздние яблоки и сады принарядились в жёлто-красные наряды, Мария Ильинична и Марта накрывали на стол в садовой беседке. Девушка скрылась в доме за очередной порцией угощений, а Захарыч стал донимать бабулю расспросами:
- Ильинична, скажи ты мне, как на духу, как ты Марту к себе жить заманила?
- Не заманивала я, - заворчала бабушка, - Неча ей по вашим вагончикам ютиться. Я к себе жить и позвала, а Мартушка согласилась.
- Так я тоже звал, - не унимался Захарыч, - Со всей душой, а пошла она к тебе, старая ты лиса.
- А ты хрыч, - хохотнула старушка, - Когда вы с ней ремонт у меня делали, Мартушка фотокарточку дочки моей с внучкой увидала, ну и спросила, кто, да где? А я реветь давай. Она перепугалась, забегала вокруг меня, да на ночь и осталась. Всю ночь мы тогда с ней проплакали, проговорили, она о себе, я о своих Алечке с Марточкой, внучку мою так же звали. А потом и выяснили, что близкие наши в одной аварии погибли, зятёк мой, чтоб ему покоя не было, к полюбовнице своей торопился, на встречную полосу и выехал. Сам жив остался, гадёныш, а девочки мои…, - Ильинична всхлипнула и тяжело опустилась на лавку, - Так что, сам Господь, видать, меня под ваш забор в обморок уложил, чтоб встретились мы, значится, с Мартушкой.
- Это что ещё за слёзный дождь? – Марта спешила к беседке, - Бабушка, ты чего? Что случилось?
- Да это всё Захарыч, охальник этакий, внуча, - Ильинична быстро утёрла слёзы полотенцем, - Заберу, говорит, Марту к себе жить, и всё тут.
- А и заберу! – подбоченился Захарыч, отвлекая «огонь» на себя.
- Спасибо тебе, Захарыч, - обняла его Марта, - Ты ж мне за отца. Но с бабушкой мы одну на двоих «комнату страха» пережили, так что у нас с ней и жизнь теперь одна на двоих.
Захарыч кивнул и перевёл разговор в другое русло:
- Ну что, девушки, по чайку, за успешный ремонт?
- Пф, - фыркнула Ильинична, - Кто ж такой ремонт чаем обмывает? Мартушка, тащи сидр, пробу снимать будем! Как есть, охальник! – подмигнула она Захарычу.
