Я шёл в сторону Рубина. Позвонил Старый.
– Будешь копать?
– Буду. – Сказал я и возникла пауза.
– Лом возьми, подхорон тебе отдаю, – сказал Старый и бросил трубку.
На кладбище я нарисовал лопатой контур могилы. Сняв штык, черпал глиняную жижу, которая стекала обратно. Могила никак не хотелось копаться. Такое бывает, когда человек собирался еще подзадержаться на этом свете, но старушка смерть ускорила его возвращение домой. На правильность моей гипотезы указывали тупые лопаты. Я собирался их наточить, но Варяг утащил домой болгарку. На втором штыку сломался черенок подборки. Еще один форс-мажор. Я уже знал, что будет дальше. Многое зависело оттого какого пола усопший: мужчина или женщина. По размеру гроба сложно догадаться метр восемьдесят. Позвонить я не мог, сел телефон. Значит дальше яма быстро наполниться водой. Я побегу искать ведро. В сторожке его не окажется. Помчусь по секторам, нигде ведра не будет. Утешало одно, похороны наверняка опоздают: грузчики уронят гроб, сломается катафалк. В конце обвалится могила и гроб точно застрянет. Еще надо заказать опилок. Не опускать же покойника в грязь с водой.
Я напряг память и еле вспомнил, что год назад спрятал ведро под березой недалеко от подхорона, что копал прошлой весной. Пока я искал то место, могила на штык наполнилась водой. Прежде чем копать, нужно отчерпать её. Я осторожно спустился в могилу. Почувствовал болотный запах, еще отдавало мертвечиной, хотя может это были мои фантазии. От холодной воды окоченели пальцы. Я вычерпал ведер двадцать, пока не обнажилось дно. Теперь можно копать. До выноса оставался час. А мне еще проходить два штыка. Глина была мягкой, лопата втыкалась в неё как в маргарин.
Через полчаса могила была готова, оставалось ждать похоронную процессию и черпать воду. Я вспомнил, что на ветеранах лежат мешки с опилками, сходил за ними, вернувшись обнаружил, что стена обвалилась, серо-рыжая грязь наполовину заполнила яму. Когда я спустился в неё, сапоги утонули в жиже. Я с трудом вытащил ноги. Пошел к контейнерам в поисках досок, увидел под грудой старых венков тесину, сломал ее. Скинул половинки по краям могилы. Когда я встал на них. Доски утонули в грязи.
Следующие полчаса я отчаянно кидал лопатой грязь, уже пошел вынос. А я все черпал жижу, пока не откопал соседний гроб. В ней была большая дырка, оттуда фонтаном хлестала вода. Эта картина произвела на меня сильное потрясение. Я понял, что бороться со стихией нет никакого смысла. Если покойник не спешит в могилу, значит надо смириться с его волей и отпустить ситуацию.
Я вылез, сел на соседнюю скамейку, больше ничего не предпринимал. Даже когда приехали похороны, стали ругаться. Кто так копает, говорили одни, халтура, кричали другие, он землю кидал куда ему было удобней, говорили третьи.
Я молчал и не отзывался. Одна женщина сказала: «гроб не влезет». Другая подхватила: «Гроб не влезет,» поднялся всеобщий галдеж: «Расширяйте могилу! Замерьте её!»
Когда накрыли гроб крышкой, я засыпал дно могилы опилками и разровнял их лопатой. Мы спустили гроб на полотенцах, тогда-то я облегчённо вздохнул и расслабился.
Холм получился вровень с землей. Я с головы до ног измарался в грязи. Эта могила попала в топ самых сложных за всю мою карьеру могильщика. Потом я узнал, что ошибался, на самом деле в тот день мы хоронили восьмидесятилетнюю бабушку. Она повесилась. Вроде как у неё были проблемы с головой.