«Такое терпеть нельзя. Надо уходить от этого негодяя Бориса. Как можно жить на те копейки, которые он дает раз в месяц?» — Марина с горечью перебирала квитанции. После оплаты интернета и телефона оставалось чуть больше ста рублей в день.
Она устало поплелась в магазин и лихорадочно продумывала: макароны, яйца. А как же чай? Ведь не хватит даже на «индийскую принцессу» …
Может быть, она сможет купить еще одну большую луковицу (если на макароны опять будет скидка).
Пакет она, конечно, брать не будет. Пакет — это для богатых. Она взяла с собой старый-престарый пакет. А если бы забыла — то как всегда донесла бы в руках. Благо, не тяжело!
Она поплелась домой. И с отчаянием заметила, что кроссовки хлюпают. Нет, конечно, нельзя ждать от купленной за семьсот рублей три года назад обуви слишком многого. Но разве муж не видел, что у ее обуви уже начала отваливаться подошва?
Она уже давно перестала жаловаться. Это было бесполезно. Борис давно стал для нее скорее противником, чем родным человеком. Если она покажет слабость, то проиграет и не сможет выйти из битвы с нищетой и жадностью победительницей.
Раньше она жаловалась, кричала, требовала. Были все эти «ты не мужик!» и «о чем я думала», но теперь все изменилось. Она запланировала уйти от него раз и навсегда. И, чтобы выдержать бесконечную пытку жадностью и равнодушием, назначила дату побега: 4 декабря. Это будет всего через три месяца.
Марина представляла себе, что наступит ее любимое время года. Выпадет первый снежок. Он заметет, как в известной песне, все, что было раньше. И она уйдет в новую жизнь.
Когда ей становилось особенно плохо и хотелось сцепиться с ним, она вспоминала, что нельзя расходовать силы. И повторяла как заклинание: 4 декабря, 4 декабря...
В этот день она уже будет свободна. А пока надо немного потерпеть… Ведь она входила в это предместье ада несколько лет. И может потратить еще немного времени на то, чтобы выйти отсюда.
***
Борис ничего не подозревал. Его все устраивало. Большую часть денег он обналичивал и хранил в гараже, куда жена никогда не заглядывала. Случись с ним что — он не хотел, чтобы ей что-то досталось. По правде сказать, жена его разочаровала. И на то было много причин.
Бесхребетная. Даже не пытается мотивировать его больше зарабатывать. Вот у Петра жена… чем меньше он ей дает денег — тем больше старается. Чулочки, каблучки, завивочка и ласковые взгляды за неделю до каждой получки. И еще неделю после, если даст хоть на тысячу больше. А ведь она на десять лет старше Маринки. Вот как надо стараться. Огонь, а не женщина!
А что позволяет себе его дурында? Когда он привел в пример петрову женушку, то сказала только саркастично: «Борька, не только я тебя должна вдохновлять — но и ты меня. Понимаешь?» И еще так нагло посмотрела ему прямо в глаза. Больше ничего не добавила. Хоть бы скандал закатила… Он бы знал, что хоть немного ей нужен. Иногда ему казалось, что она его изучает, как какую-то амебу под микроскопом. И это было обидно!
Удивительно ли, что он после этого разговора завел еще один служебный роман. Не только с женой друга, но и с Юлькой, которая у них склад охраняет. Вот женщина что надо! Лебезит. Делится обедом. Ластится. Подаришь ей один тюльпан раз в год — так она с ним сфоткается и на стенку повесит в комнатушке, где дежурит. Вот кто умеет быть благодарным! Конечно, жить с ней невозможно. Выпивает и может засветить по фейсу — если волю дать. Но если умеючи держать на коротком поводке… то и третий сорт — не брак.
Он сам засмеялся, поймав себя на слове «брак». Нет уж, дудки, он никогда на Юльке не женится. Да и жену друга уводить не собирается: зачем ему такая, которая при виде любого мужика превращается в плавленый сырок «Дружба».
Вот Маринка ему подходила. Вернее, так ему казалось, когда они встретились. На десять лет моложе. Институт закончила. Работала за двоих. Мать — при деньгах (все-таки две квартиры, хоть и в хрущевках). Да и сама из себя вполне ничего.
Он уже был уверен, что выгодно инвестировал свою личную свободу. Но тут все посыпалось. Сначала она начисто отказалась от предложения матери отдать ей одну квартиру. Так они и поселились в его однушке. Он пытался возмущаться. Но Маринка сказала:
— Боря, если ты считаешь несправедливым то, что жена живет в твоей квартире, то давай снимать жилье, — и сказала все это как-то безэмоционально; ему даже стало как-то неудобно, что ли… Умеют эти корыстные тетки вызвать чувство вины. Но он на это не попадется. Он не алень!
— Ладно, живи. Но вноси свою часть денег так, как будто ты арендуешь у меня половину квартиры, — великодушно разрешил муж.
Так и повелось.
Вот только интимные отношения с женой давно уже прекратились. Сразу после того, как она узнала про его первую интрижку.
— Ты ничего не собираешься менять? — спросила тогда жена каким-то странным отстраненным тоном, который он ненавидел.
— Вот еще! — фыркнул муж. Пусть знает: он ей не слабак и не букашка, а мужик!
Так они и жили, словно соседи. Он работал в ночную смену и днем в основном отсыпался. Она работала днем. И они почти не пересекались.
***
3 декабря в ничем не примечательной кафешке «Графиня Монте-Кристо» проходило женское собрание. Марина там была обозначена как «Участник №77», а ее мама как «Участник №1». Номера объяснялись просто. Ее мать когда-то основала сообщество «Графиня», и очень многие женщины вступили в него. Здесь можно было проверить по базе предполагаемый объект отношения и пережить таким образом только желаемый опыт, а также просто быть собой и не притворяться никем другим.
На данный момент об итогах года докладывала Участник №28, спортивная рослая брюнетка с атлетическим сложением:
— «Понимаешь, мне нравится власть», - сказал он и пытался поколотить меня. Но занятия боксом не прошли для меня даром. Диалог о «природной» власти мужчины был деликатно остановлен мной всего лишь левым хуком.
— Всего лишь левым? Да она святая! — раздался в кафешке восхищенный шепот других дам.
— Правый мог поставить точку не только в отношениях, но в жизни бедолаги-ухажера, — смущаясь, пояснила Участник с боксерскими навыками. А основное правило нашего сообщества — гуманизм и уважение к человеку, даже неразвитому, не так ли?
И добавила:
— В общем, оказалось, что власть ему вовсе не так нравится, как он это себе представлял. А далее я подробно выяснила всю его логическую цепочку и нашла ее банальной. И когда услышала извинения — то сочла этот эксперимент завершенным.
Участник №1 подытожила:
— Теперь индивид №94 явно будет проявлять осторожность с женщинами. Возможно, со временем научится себя тормозить. Но на всякий случай отправим ему еще парочку дам из нашего экспериментального клуба. Пусть у него закрепится условный рефлекс. Есть желающие?
Но никто из присутствующих не поднял руки. В последнее время крайне редко кто-то решался на эксперименты с персонажами, на которых можно воздействовать только страхом и монотонным повторением пройденного.
Далее Участник №92 рассказала про переносы из детства и равнодушие собственной мамы. А также о том, что теперь она постоянно выбирает то похожих на маму нарциссов, то схожих с бабушкой психопатов. Ведь ее бабушка ненавидела саму себя, а также свою дочь и внучку и считала рождение девочек в семье крайне невыгодным вложением.
Наконец, Участник №1 дошла до Марины.
— Ну что, Участник №77, завтра 4 декабря. Вы готовы?
— Да. Меня больше совсем к нему не тянет.
***
После собрания Марина задержала свою маму для личного вопроса (такие нельзя было обсуждать на собрании):
— Мам, скажи, а ты иногда скучаешь по мне?
— Ну, не то чтобы скучаю… Скорее это чувство сродни тому, которое испытывают к единомышленникам. Но, знаешь, моя эмоциональная потребность в опеке и нежности уже выше нуля. И ты мне очень интересна как личность! Разве не ради тебя я все это организовала?
— Конечно, мам. Я довольна и очень ценю все, что ты для меня делаешь.
— Так ты в порядке, дочка? — почти как нормальная мама, Участник №1 дотронулась нежным движением до плеча Марины.
— Да, только иногда хочется спасти мир. Кажется, что если я не пожертвую собой — то мир рухнет.
Мать слегка наморщила лоб:
— Конечно, когда перестаешь жертвовать собой ради мужчины — есть опасность начать жертвовать собой ради мира. Знаю, как тебе это преодолеть: хочу предложить новый эксперимент. Как тебе такое: «кривлячая и недалекая бизнес-вумен тратит все деньги на наряды и еще кичится перед подчиненными!»
— Мам, ты думаешь я справлюсь? Прямо вплоть до роз на пятой точке и таких тупых-претупых носков туфель? — Маринка чуть не задохнулась от восторга. Ведь это была невиданная высота для такой непритязательной личности, как она.
— Да-да. Никаких компромиссов. Гуччи, ЦУМ и все дела. Ты справишься. Ты у меня умница.
***
На следующий день 4 декабря Марина положила в карман только паспорт и сказала: «Борюня, тут такое дело. Я полюбила», — и молча ушла. Она ведь должна была как-то объяснить на понятном ему языке, что окончательно справилась с тенденциями мазохизма в личных отношениях? Можно было бы добавить: «полюбила себя». Но ирония воспринимается такими персонажами как издевательство. А ведь она хотела, чтоб он развивался. Даже если это будет происходить очень медленно.
***
Муж сначала решил: «Ну наконец-то, обиделась. Хоть какая-то есть гордость! Наверное, узнала про мою новую или, наконец, осознала, что я ее использую!». Через месяц шкала эмоций Бориса сдвинулась от презрения в сторону ожидания. Хотя по большей части ему просто не хватало арендной платы и приготовленной еды.
Затем шкала все больше сдвигалась в сторону недоумения. И, наконец, он получил уведомление о разводе и почувствовал какую-то пустоту. Залить пустоту спиртосодержащими жидкостями не получилось. И в воздухе навсегда повисла какая-то тайна.
Это было больше, чем тайна одной женщины. Это была тайна всей женской ложи!
---
Автор рассказа: Ксения Подорожникова
Фальшивое солнце
То лето выдалось жарким и сухим. Дождей не было вот уже третью неделю, и вся листва в городе пожухла, покрылась пылью. Где-то на западе каждый вечер клубились тучи, делая воздух тяжелым и влажным, как в парной. Там, далеко, сверкали молнии и проливался ливень на чьи-то счастливые головы. Мрачные, наполненные водой, тучи, как стадо огромных коров, разгуливали сами по себе и не хотели идти в город со своего приволья — так и уплывали дальше, в суровые карельские края, не оставляя людям никакой надежды.
***
Ленка чуть не плакала, глядя вслед ленивым предательницам.
— Ну что вы там забыли! Там и без вас слякоти хватает! — и обессилено падала на скамейку, с трудом переводя дух.
Она чувствовала себя абсолютно несчастной! Все плохо! Дождя нет, жара такая, муж — дурак, мама вечно на работе, а Ирку отправили отдыхать в лагерь. И что теперь? Умирать ей тут одной?
Да еще этот живот, коленок не видно! Ноги отекли, а лицо раздулось так, что глаза превратились в две щелки как у китайца. Лене было стыдно за свой вид: и куда подевалась тоненькая девочка с распахнутыми ланьими очами — по городу переваливалась огромная, толстая, беременная бочка!
Врачиха предупреждала: много пить категорически запрещено! Но Лена разве кого слушала? Ей постоянно, до дрожи хотелось томатного сока. Наверное, так алкоголики не хватали стакан с пойлом, как она — стакан с красной, прохладной жидкостью. Сок, соленый, пряный, с легкой остринкой, тек по горлу, оставляя после себя восхитительное послевкусие. Постояв с минуту около лотка, она опять просила продавца повторить. Баба в белой косынке, кокетливо повязанной, недовольно зыркала на Елену, кидала мелочь в жестяную коробку и открывала краник конусообразной емкости, наполовину заполненной соком, и через несколько секунд стакан снова оказывался в Ленкиных цепких ручках.
Здесь, в парке, она проводила все последнее время: поближе к воде, к деревьям, дающим хоть какую-то тень. Ленка бродила по дорожкам, усыпанным сосновой хвоей, слушала визги ребятни, катающейся на аттракционах, охи и ахи мамаш и бабулек, волновавшихся за своих дитять, видела, как парочки катаются на лодках и катамаранах и… ненавидела весь белый свет. Потому что ему, всему белому свету, было хорошо и весело, в отличие от несчастной Ленки Комаровой, жительницы маленького городка, любимой дочери, молодой жены, и будущей матери нового советского человека. Этот новенький пинал родительницу маленькими ножонками, не давал спать в любимой позе и заставлял свою юную маму с отвращением отворачиваться от всего, что она раньше так любила. Зачем ей это все, господи? За каким бесом она вышла замуж за дурака Витальку? И к чему ей, собственно, этот ребенок?
Наручные часики, свадебный подарок матери, показывали четыре. Пора ползти на автобус — к пяти явится Виталик и будет просить ужин. А ей не хотелось стоять у плиты и вдыхать эти отвратительные запахи супа с килькой и жареной картошки. Лена хотела спать. Спать долго и не просыпаться никогда. Но ведь нет: на кухню обязательно притащится соседка, бабка Паня, и начнет свою песню:
— Ленушка, доченька, у тебя живот огурчиком — парня Виташе родишь. Уж так и знай, у меня глаз наметанный!
Виталик будет смотреть на Ленку счастливыми глазами, еще и начудит: брякнет ложкой и бросится целовать жену. Бе-е-е! Целоваться совсем не хотелось, потому что от усов мужа сильно пахло табаком!
Она думала, что он — сильный. А он влюбился и сделался круглым дураком. Бегает следом и в глаза заглядывает, как пес цепной. Лена не любила слабаков.
***
С Виталиком она познакомилась год назад. Нечаянно, на танцах. В клуб Лену затащили подруги. Вышло так случайно. Лена совсем не собиралась на танцульки, она ждала парня из армии.
Долго ждала. Осталось столько же. Конечно, было скучно и грустно. Но ведь слово дала… Сашка возил Ленку в Устюжну, где жила его мать — знакомиться.
Красивый старинный город, с его тихими улочками и купеческими домами, с многочисленными церквушками покорил Лену с первого взгляда. Она уже представляла, как уедет с мужем сюда, в Вологодчину, тихий русский северный край. На площади, заполненной народом: зареванными мамашами и девчонками, пьяненькими батями и дядьями, они стояли перед автобусом и держались за руки. Саша достал из кармана малюсенький футляр, щелкнул замочком и достал тоненькое золотое колечко. Венчал его маленький топаз.
Саша надел кольцо на пальчик Елены.
— Вот. Окольцевал. Жди и не рыпайся.
. . . ДОЧИТАТЬ>>