Найти тему
Ijeni

Кровь - не водица. Часть 3. Семья - семь я. Глава 27. Море

фото отсюда http://evtifeev.com
фото отсюда http://evtifeev.com

Предыдущая часть

Угомонились все лишь к полуночи - долго сидели в гостиной, наслаждаясь странной, почти забытой свободой. Она, эта свобода лилась по венам горячей кровью, возбуждала и окрыляла, дарила надежду, молодость и счастье. И, вроде, в скиту никто никого не держал на привязи, жили в своих домах, своими семьями, но все равно - там их не покидало вот это самое чувство цепи. Так, наверное, чувствуют себя цепные собаки - и цепь у них длинная, достает в любой угол двора, и будка есть, и миска не пустует - а по ночам воет псина на луну от тоски необьяснимой.

- Девушки! Сколько мы будем здесь, на севере куковать? Ну, холодина же, скоро тут мороз все скует, будем, как волки на луну выть! А не поехать ли нам сразу? Что тут высиживать? Дом чужой, все тут не наше, Майма, хоть и разрешила здесь жить сколько влезет, но надо бы и своим жильем заняться. Чтобы к весне аж пищало все. Что скажете?

Антон сиял, как начищенный самовар, щеки его горели, он почти выкрикивал эти фразы, нетерпеливо взглядывая на своих дам. Катька, правда уже дремала, уютно свернувшись калачиком на уютном мягком диванчике у камина, Снежа тоже мирно сопела в спальне, и женский отряд, с которым пришлось воевать Антону сильно поредел, но остались передовые бойцы, и они смотрели на него с сомнением. Лиза потерла румяную от каминного тепла щеку, переглянулась с Алисой, тихонько сказала

- Спешишь, Антон… Только-только такую дорогу пережили и опять в путь? Может, отдохнем хотя бы пару дней, недельку, Катьке город покажем, тут до него полчаса полета, вещи подкупим? Или прямо вот так - в скитском рванем?

Антон расстроенно сморщился, но вмиг распрямил насупленную кожу лба, улыбнулся

- Ладно! Ваша взяла. Но даю вам три дня! А потом, как хотите, но я вас тут брошу, сам в свой дом поеду. Он мужских рук требует.

Лиза не могла уснуть почти до утра. Стараясь не особо шевелиться, чтобы не разбудить дочь, она лежала, натянув одеяло до подбородка, вытянувшись, напрягая онемевшее тело, и смотрела на звезды, заглядывающие в спальню через незанавешенное окно. То, что она видела через слегка замерзшее стекло внушало ей не страх, нет - что-то похожее на восторженное поклонение. Небо было ненормально прекрасным. Сияние розовых, синих, зеленоватых облаков, переливы перламутрового цвета лишь подчеркивали драгоценный блеск бриллиантовой россыпи, усыпавшей небо, и от этого света теснило грудь. Лиза давно поняла, как она вдруг, неожиданно для себя, навечно влюбилась в Север, сделав его своим домом, но она никогда не думала, что он, ее Север, будет так болеть в ее сердце. И что она будет так рвать его из своей души, тесня зубы от боли.

- Видишь, Лиза, ты не смогла не вернутся. Я знал. Я тоже теперь здесь, во всяком случае, пока…Пока ЭТО не отпустит меня.

Лиза с ужасом привстала на кровати, и, увидев человека, стоящего у окна, вскочила, бросилась к вешалке, натянула на себя халат, с силой стянув его ворот дрожащими руками, вжалась в стену. Там, опираясь сильной рукой о подоконник, чуть улыбаясь своим сильным, узковатым ртом, стоял Виктор. Он был точно таким, каким Лиза его запомнила - немного растерянным, вернее, потерянным, похожим на элитного, породистого пса, которого вдруг выгнали из богатого дома ни за что.

- Господи… Уйди, Виктор! Я боюсь. Ты же умер…Зачем ты? Ты что, привидение?

Лиза с трудом справлялась с ужасом, у нее леденели ноги, немели руки, и беспомощным спазмом перехватывало горло, но она старалась не кричать, чтобы не разбудить и не напугать Снежу. Виктор успокаивающе покачал головой, сделал пару шагов вперед, коснулся руки Лизы, но прикосновения не получилось, рука прошла насквозь.

- Видишь? Я даже коснуться тебя не могу, не получается. Чего тебе бояться - воздуха? Который тебя когда- то любил?

Виктор смотрел печально, в его глазах отражалось небо, вот только пролиться слезами оно не могло, потому что их не было…

- Витя. Ты ведь сам сделал это… Ты сам предал меня…

Лиза вдруг почувствовала горькую обиду. Да такую, какую она не чувствовала даже тогда, когда узнала, что Виктор нашел другую, вернее, что уж скрывать, тогда она вообще ничего не почувствовала. А сейчас - пожалуйста, даже в горле горечь полынная появилась, аж запершило. Виктор молчал и смотрел в окно, потом повернулся снова

- Мне тогда эта ведьма ваша старая все рассказала… Я ведь знал это, я понимал, что ты никогда моей не будешь, ты вечно будешь его! Но я надеялся. А она надежды меня лишила.

Виктор то проявлялся, то исчезал, сквозь его призрачное тело просвечивали переливы небесного сияния, и Лиза вдруг потеряла страх. Она тоже попыталась взять его за руку, но пальцы провалились в мутный туман, коснувшись холодных досок подоконника.

- Я виновата перед тобой, Вить… Но это сильнее меня.

Он опустил голову, прошептал еле слышно

- Я знаю. Я здесь ждал тебя, ты должна была появиться, и я не ошибся. Мы сейчас последний раз видимся с тобой, я хочу, чтобы ты простила меня. Ты прощаешь?

Лиза вдруг страшно и болезненно захотела хоть на секунду прижаться к его надежной и теплой груди, спрятаться в его объятиях, она неожиданно поняла, что защищеннее, чем с ним, она никогда не была. И, шагнув вперед, она смогла это сделать, на долю мгновения ощутив его тепло и любовь.

- Прощаю… И ты меня… Прости…

Особо сильный всполох осветил спальню, бросив яркий свет на беленькое лицо спящей Снежи, и Лиза поняла, что в комнате они с дочкой вдвоем. Лишь только на подоконнике что-то странно и беспомощно белеет, как будто умирает маленькая белая птичка. Лиза подошла к окну - на хорошо отполированном, гладком дереве лежал смятый, но еще живой и пахучий нарцисс.

Утро было ясным, солнечным и праздничным. Все бегали во дому в приподнятом настроении, собирали какие-то вещи, перепаковывали узлы, суетились. И, наконец, когда Лиза с Алисой напекли целую гору блинов и усадили всех за стол, стало понятно откуда такое веселье. Они определились. Разом поняли - надо ехать в свой дом. И отрядили Антона покупать билеты на самолет.

Под качающимися крыльями постепенно проявлялась синяя водная гладь. Она была похожа на огромное зеркало - живое, чуть вогнутое внутрь, как стеклянная голубая чаша, дышащее. Лиза уже забыла, как может выглядеть море. И от этой голубой дали что-то ожило в ее душе - нежное, теплое, ласковое.

продолжение