Мой отец всегда говорил: «Бояться надо не мёртвых. Бояться надо живых». И я всегда ему верила. Как может навредить покойник? Он не пырнёт тебя ножом, не всадит пулю тебе в лоб. Не предаст, не подставит под удар. Он мёртв, упокоен. Можно сказать, что его уже не существует в этом мире.
В моей семье к кладбищам относились всегда очень спокойно. Это место считается у нас оплотом умиротворения и покоя. Я с удовольствием помогаю родне прибираться на могилах почивших ещё до моего рождения родственников. Часто составляю компанию бабушке в прогулках между оградок, когда она ищет на памятниках фотографии бывших одноклассников и знакомых. Рассказывает тёплые и добрые истории о своей юности, связанные с этими людьми. Вспоминает их с улыбкой. Благодаря такому подходу я не боюсь смерти. Она — закономерный исход. А после будет пустота, такая же, как была и до рождения. Так я считала до одной злополучной ночи.
Был тёплый и ласковый августовский день. Мы с мужем сидели в гостях у моих родителей, ели шашлыки, дискутировали о политике и здоровье. В какой-то момент мне очень захотелось прогуляться, подышать свежим воздухом, размять ноги. Никто не был против, хотя на улице стремительно темнело. Мы решили обойти район по дворам и закоулкам, заодно поискать металлолом на помойках - в нашем частном секторе его можно было собрать довольно много. Такое вот нехитрое мероприятие.
Воздух был по-летнему тёплым, но в то же время свежим. Лёгкий ветерок играл в моих волосах, сумерки дарили ощущение комфорта и защищённости. Всё таки есть во мне что-то от ночных хищников, когда темнота не заставляет прятаться в нору, а наоборот так и зовёт войти в неё. Тебя не видно, ты под охраной лунной ночи, никто не увидит твоего лица и не запомнит твоих действий. Вот так, под покровом синеющих густых сумерек, мы двигались от двора ко двору, не спеша и тихо беседуя. И сами не заметили за разговорами, как почти вплотную подобрались к старому кладбищу. Стоит сказать, что мои родители те ещё авантюристы, я сразу заметила блеск в глазах папы. Он вообще любитель отыскивать всякие заброшенные деревни, собирать легенды про ближайшие урочища, ночевать в заколоченных домах на отшибе времён. Конечно же, сразу поступило предложение пойти вглубь и навестить в ночи могилы родственников. Раз уж случай подвернулся, так сказать.
Что ж, в свою бытность готом я как-то упустила момент ночных прогулок по кладбищам, поэтому идея показалась мне довольно заманчивой. Остальные тоже были не против. Под светом бледной холодной луны мы обогнули невысокую часовенку и ступили на вытоптанную годами тропинку.
Муж взял меня за руку, и мы пошли. Как-то быстро случилось так, что мы разбились на пары. Просто в какой-то момент мы поняли, что идём вдвоём. Родителей видно не было, равно как и света их фонариков. Я постеснялась кричать в столь специфическом месте, испытывая какой-то благоговейный трепет и уважение к взирающим с памятников лицам. Пару раз тихо свистнула, но не получила ответа. Муж пожал плечами. Он был скептиком, и просто сказал, что, мол, ушли и ушли, просто потерялись среди деревьев. До выхода же рукой подать... Я обернулась, чтобы убедиться в этом, и поняла, что не вижу купола часовни. Равно как и не вижу просвета среди деревьев и оград. Но как такое может быть? Мы прошли буквально несколько метров, перед кладбищем была промзона без кучной застройки, и должен был быть просвет. Но деревья целовали макушками небо, и, словно солдаты, стояли плечом к плечу. Их чернеющие в темноте стволы, казалось, смотрят на нас холодно и безразлично. К горлу подкатил комок. Я вжалась в мужа, дрожа всем телом. Он казался спокойным, но я заметила, как забегали его глаза.
Но что оставалось делать? Мы в темноте одни на кладбище, время близится к полуночи, и выхода не видно. Мы развернулись и пошли обратно той же дорогой. Но несколько могил спустя я поняла, что лица не те. Я всегда с интересом рассматриваю фотографии, поэтому поняла, что когда мы шли в ту сторону, этих лиц я не видела. Казалось, взгляды со всех фотографий обращены на нас. Мне стало совсем жутко. Стояла кромешная тишина, ни пения птиц, ни стрекотания кузнечиков слышно не было. Было так тихо, что закладывало уши.
Чуть правее от нас хрустнула ветка. Муж громко выкрикнул имя моего отца, но никто не отозвался. Ветка хрустнула ближе, мы навели фонарики на ближайший куст. И увидели покачивающуюся на петлях калитку. Видимо, она задела за ветки куста, издав этот хруст. Мне жутко захотелось её закрыть, но муж взял меня за руку и повёл дальше. Не успели мы пройти и десятка метров, как зашли в тупик. Тропинку преграждали две открытые калитки по разные её стороны. Я осмотрелась и холодный пот прошиб меня. Все кладбищенские калитки были открыты. Портреты смотрели на меня своими чёрно-белыми гранитными глазами. Мне захотелось плакать.
Мы долго звали родителей, мигали фонариками. Кладбище наполнилось звуками, скрипели калитки, хрустели ветки, шелестели листья. Списав всё на ветер, мы продолжили метаться между оград, попутно закрывая открытые двери. Впереди, между сосен, показался просвет. Из моих глаз полились слёзы радости, я ломанулась в ту сторону, больше не глядя по сторонам, и вскоре мой взор осчастливил мелькнувший в нескольких метрах купол часовни. Мы быстро выбрались на дорогу, и, лишь оказавшись за пределами забора, обернулись назад себя. Я могу поклясться, что у каждой могилы, за каждой открытой калиткой стояли тёмные мутные тени, напоминающие человеческие фигуры. Я физически ощущала десятки взглядов, направленных на меня, и сама не могла оторвать глаз от развернувшегося передо мной зрелища.
Кусты слева от часовни зашелестели, я повернула голову на звук, и увидела, как на дорогу выходят родители. Они улыбались и активно беседовали, в глазах плясал азарт. Им такой опыт понравился явно больше, чем нам. Я снова обернулась на могилы, и не увидела там никаких теней. Списав всё на разыгравшееся от испуга воображение и переливы лунного света, я понемногу успокоилась. Как выяснилось, родители, заметив, что мы разделились, почти сразу пошли назад, и вот сейчас вышли к нам. Они удивлённо спросили, почему мы передумали насчёт прогулки, почему так быстро повернули обратно. Начались подколы насчёт того, что мы испугались. Я посмотрела на мужа, он лишь пожал плечами. По ощущениям родителей, прошло около 10 минут с тех пор, как мы зашли на кладбище. Мне казалось, что мы блуждали там не менее часа. Голова совсем перестала соображать, и мы решили расходиться по домам. Про наше приключение мы решили не рассказывать.
Ночью спалось плохо. Муж ворочался, что-то бубнил. На меня волнами накатывали то жар, то холод. Перед глазами постоянно появлялся образ тех теней, что печальным взглядом провожали нас после нашего маленького путешествия. Может быть, неупокоенным душам тоже иногда позволено покинуть свои новые владения? И тогда они открывают свои давно проржавевшие, вросшие в землю калитки, и отправляются в гости к своим родным и любимым? Теперь мне страшно думать о том, что будет после того, как я перееду туда, где сегодня гуляла. И что, если кто-то закроет мою калитку в тот краткий миг, когда мне можно будет её открыть?
P.S. Решила поискать информацию про открытые калитки, и выяснила, что мы нарушили одни из главный суеверий насчёт посещения кладбищ: во-первых, калитки должны быть открыты, чтобы души могли спокойно блуждать по земле. Во-вторых, сразу после выхода с кладбища нельзя оборачиваться. До того случая я никогда в жизни не слышала о таких правилах, а они, как оказалось, очень древние.