Руфина и Иваш смотрят на полный котелок зелёного варева. На поверхности лениво вздуваются пузыри, расширяются и неспешно лопаются, испуская клубы пара. В комнате душно, а единственный свет идёт от ведьминского очага. Аксинья помешивает зелье медным черпаком, а Мари бормочет заклинания, делая пасы руками. В тёмном углу сверкают глаза Асмодея, но самого кота не видно, будто он превратился в саму Тьму.
— Мне обязательно это пить? — Осторожно спросила девочка, с опаской глядя в котелок.
— Обряд инициации. — Вздохнула Аксинья. — Поверь, на вкус оно куда лучше, чем на вид.
— А я тут зачем? — Спросил Иваш, оглядываясь на выход.
Снаружи погожий день, свежий ветерок обещает вечером грозу, а воздух пропитан запахами цветов. Вырваться наружу, вдохнуть полной грудью! Руфина вцепилась в руку и держит, вырваться не выйдет, Иваш чует это.
— Что значит, «зачем»? — Фыркнула Мари, быстро глянула на воспитанника. — Моральная поддержка!
— Да и Крас отлучился из города, по делам. — Пробормотала Аксинья, с явным неудовольствием, будто слав совершил непростительный грех или готовится согрешить.
Варево меняет цвет на сиреневый, а пузырьки мельчают и превращаются в серебряные искры. В подымающемся паре проступают зыбкие образы, у Иваша закружилась голова, а секира за спиной дрогнула.
— А мне всё это выпить надо? — Спросила Руфина, в голосе проступил неподдельный страх.
В котелке места хватит для похлёбки на большую семью. Даже с учётом выпаривания, она скорее лопнет, чем выпьет хотя бы треть! Ведьмы переглянулись и на лицах заиграли хитрые улыбки.
— Это тебе на всю неделю. — Сказала Аксинья, продолжая перемешивать.
— Вместо еды. — Пояснила Маришка. — Ведьмино Зелье должно пропитать каждую частичку твоего тела, облегчить пропуск магии через него... правда есть некоторые побочные эффекты...
— Какие?!
— Ну, — протянула Мари, быстро глянула на Иваша и уклончиво ответила, — кровь может пойти... не в срок.
Мальчишка захлопал глазами, пытаясь понять, какой ещё срок и почему должна идти кровь. Руфина густо покраснела, лицо почти сравнялось цветом с огненными волосами, опустила взгляд в пол. Иваш счёл разумным не спрашивать, внутренний голос уверяет, что есть знания, которые лучше упустить.
— В общем, ничего ужасного. — Торопливо вставила Аксинья и натянуто улыбнулась.
Зачерпнула сиреневое варево и перелила в деревянную, грубо оструганную кружку из цельного бруска. Повела ладонью над зельем, разгоняя пар, и протянула девочке.
— Пей.
— Оно горячее!
— В этом и суть.
Руфина взяла кружку обеими руками, неуверенно посмотрела на меня, на наставниц. Медленно поднесла к губам и рывком опрокинула в себя. Зажмурилась, дёрнулась и согнулась, как от удара в живот. Издала странный, булькающий звук, будто собралась исторгнуть содержимое желудка и, выронив кружку, зажала рот ладонями. Зелёные глаза наполнились слезами, а на лбу выступил пот.
— Вот так, — проворковала Мари, подошла к ней, обняла, — держи в себе, жжение скоро пройдёт. Что ты чувствуешь?
— Жжётся... — Прошептала Руфина, уткнувшись в грудь наставницы. — Больно...
— Где жжётся? — Быстро спросила Аксинья.
— Везде... кончики пальцев горят... глаза горят! И вот здесь... — Пролепетала Руфина и коснулась живота значительно ниже пупка и вскрикнула. — Огонь!
Иваш потянулся к ней, но Мари остановила, вскинув руку, строго покачала головой. Мальчик замер на месте, медленно кивнул и попятился к выходу. На миг задержался в дверях и вышел. Тёплый ветер слизнул пот с лица, подкинул смесь ароматов цветущей природы. Поляна залита солнцем, изумрудная трава манит к себе, лечь и забыться. Отойти от этого странного ритуала и страха за подругу. Иваш опустился на ступени, свесил голову и постарался замять беспокойство. Матушки ничего плохого не сделают, да и Аксинья однажды говорила, что боль это вечный спутник женщины, так или иначе.
Боковым зрением уловил движение и на ступень ниже лёг Асмодей, вытянулся, растопырив лапы. Свет мгновенно запутался в густой и слегка курчавой шерсти на брюхе. Кот поёрзал, будто приглашая погладить, взглянул на мальца и спросил:
— Что, беспокоишься за неё?
— Ага...
— Ну и дурак.
— Почему?
— Это её выбор, её жизнь. Ты же не будешь бояться за каждый её шаг, ведь может споткнуться и упасть?
— Ну... нет, наверное. Но как я могу не беспокоиться?
— Просто не зацикливайся на этом и будь готов помочь, когда ей действительно понадобится помощь.
— Это когда?
— Ну... когда потребуется кувшин открыть или ведро яблок перетащить.
***
Аксинья закусила губу, воспитанница забылась сном на кушетке. Вся красная и мокрая от пота, она свернулась калачиком, прижав ладони к животу. Бледная Маришка готовит компресс на травяном отваре. Сырая магия бушует в комнате, как фантомный шторм, её так много, что ещё чуть-чуть и она прорвётся в реальное пространство. Надо бы «стравить» давление, но тогда ритуал не будет закончен, и девочка станет калекой и, в лучшем случае, бесплодной.
— Как много... — Пробормотала Маришка, следя за завихрениями и окуная тряпицу в ароматный настой. — Ты видела подобное?
— Нет, — пробормотала Аксинья и натянуто улыбнулась, — даже у меня столько не было, ах... как давно это было.
— Да, с таким количеством ей только во главу ковена. Подумать только, такой чудовищный талант!
Аксинья торопливо отвернулась к полке с зельями, начала сгребать в передник, чтобы сырая магия не повредила. Вспомнились слова пророчицы, действительно, с таким даром легко стать причиной множества смертей. Особенно когда девочка войдёт в возраст становления женщиной, с мощными перепадами настроения! Вспышка гнева и половины города просто нет!
Последняя склянка задрожала и поднялась над полкой, будто ускользая от протянутой руки. Ведьма торопливо ухватила за горлышко, выбежала в соседнюю комнату, перепрыгнув магический барьер, начертанный у входа.
— Похоже, нам придётся сильно постараться! — Крикнула Маришка в спину.
