Рассказы дядюшки Евсея
Сначала, ни с того ни с сего, начинает щемить сердце. Ты бросаешь книжку и выбегаешь на улицу. Смотришь в небо – ничего особенного, разве что облака, белые и курчавые, теснее прижимаются друг к другу, как испуганное стадо.
Гроза – это боязливая радость: что-то будет!
Гроза – это исчезнувшая синь неба: облака темнеют и сливаются в белесую кипящую массу. На горизонте возникает темная лиловая полоска. Она неудержимо растет вширь и наливается страшной силой.
Внезапно поднимаются белые клубы пыли. Они растут до неба и несутся прямо к тебе. Скоро они будут здесь! И ты, сорвав с себя рубашку, бежишь навстречу ветру. Ты уже слышишь истошное кудахтанье перепуганных кур, несомых ветром вдоль деревенской улицы. И тут сверкает первая молния, рваная, на полнеба, и сразу же – жуткий треск!
Но это еще не гроза - это всего лишь начало. На тебя налетает шквал ветра, ты невольно, чтобы не упасть, наклоняешься ему навстречу, ты чувствуешь, что сам становишься пушинкой, ты задыхаешься от напора ветра, смешанного с пылью, ты уже ничего не весишь и отрываешься от земли, еще чуть-чуть, и ты взлетаешь. Летишь!
Внезапно ветер стихает, и наваливается черная туча. Она движется медленно, неумолимо, тяжко свисая брюхом над логом, по которому меж широких лопухов и сочных болотистых трав скрытно пробирается безымянный ручеек.
Ты спускаешься с небес на землю и ждешь первые капли дождя.
И вот они бьют!
Крупные, тяжелые. Падают и взрываются брызгами пыли. Вот одна их них бьет тебя по губе, и ты, слизывая ее языком, ощущаешь вкус электричества, вот вторая, третья – все чаще и чаще.
И ты бежишь домой, крича во все горло, так, чтобы слышала вся вселенная: «Гро-за-а-а-а!!!»
И молнии уже вот-вот догонят тебя, а следом и гром. И все в тебе трепещет от страха и радости. Ты прыгаешь на крыльцо, защищенное навесом, и радуешься, что успел – ливень обрушивается разом, стеной. С дощатого навеса хлещут струи. Ты подставляешь ладошки, и ледяная вода кажется теплой-теплой.
А если ты не читаешь дома книжку, а пасешь с распрекрасной Линой стадо, в котором и колхозные телята, и домашние коровы с овцами, и единственный на всю деревню бородатый козел, от которого за версту воняет?..
На плече у тебя короткая рукоять плетеного кнута, которым ты уже устал хлестать щелчками, от которых все коровы поднимали головы.
Лина – сестра моего лучшего друга Ваньки Зайцева. У нее белое лицо, которое она прикрывала от солнца платком, и загорелые по локоть руки.
Ей уже семнадцать, но разве разница в возрасте что-то значит? Конечно, она воспринимала меня как недозрелого мальчишку, каковым я и был, но я-то воображал. Ох, как я воображал!
А небо уже давно почернело, там и тут сверкали молнии, и земля тряслась от раскатов грома.
Одна из коров подняла хвост и рванула в сторону леса. За ней другие.
И даже вонючий козел трусцой побежал туда же...
Последствия грозы были ужасны.
Слава Богу, никого не убило.
Ближе всех к опасности был мой отец.
В тот день он вздумал пойти на Дальнее поле, где не пахали и не сеяли из-за тяжелой земли. На склоне этой возвышенности испокон веку торчала одинокая ель-суховина. Она была никому не нужна и лишь мозолила глаза. Вот отец и вздумал в одиночку свалить ее на дрова.
Он долго подрубал и пилил толстенный окаменевший ствол и не сразу заметил приближение грозы.
Под сваленным деревом он решил переждать грозу. Ветер налетал атаками. Одна из атак была такой силы, что ветер подхватил огромную лесину и потащил по полю...
Испугался ли он и как добирался под проливным дождем и градом до дома, не рассказывал.
На Болоте, куда мы Линой со страху прибежали, только что закончили сметывать последний стог. Бабы зарылись в сено и ждали дождя. Бригадир Александр строго спросил Лину:
- Где стадо?
- В лесу.
- Смотри у меня! Под суд пойдешь.
Рано ей под суд! Маленькая еще, - возразили ему. Да и куда коровы денутся?
И тут сыпанул мелкий дождь.
- Крупный-то вон там, у деревни, - пояснил бригадир. – А здесь, на Болоте, низко, сюда туча не пойдет.
И правда: гром ходил вокруг Болота и молнии били по сторонам.
Болотом у нас называлась ровная низина между высоким крутым склоном и заболоченным лесом. Если прямиком идти этим лесом, можно дойти до Уральских гор. Но Урал далеко, поэтому туда никто из наших не ходил.
- А в деревне беда, - пророчески сказал Александр.
- Тьфу на тебя! - ответили бабы.
Откуда-то начали слетаться птицы. Они бесцеремонно усаживались на верхушки стожар, на голые ветки сухой ольхи, стоявшей на откосе лога. Это были совы. Они сидели столбиками, вертели во все стороны головами и совершенно нас не боялись.
Я впервые видел этих пугливых птиц так близко и в таком количестве. Может, они подумали, что наступила ночь, и прилетели караулить мышей?
Бригадир оказался прав.
На деревню выпал крупный град и выбил в окнах все стекла.
С избы Ваньки Зайцева снесло крышу.
В сени дома тети Орины ударила молния и обуглила угол от потолка до пола. Пожара было не миновать, но Орина с сыном Мишкой заплескали огонь водой. Они вовремя оказались дома
Самая молодая в нашей деревне бабенка Юля Тюлькина, мать Генки и Вовки, с утра расположилась в кустах за низиной, где протекал меж лопухов и осоки ручеек, гнать самогон. То ли очередь ее подошла, то ли намечался какой-то праздник, не помню. Почему именно там? Потому что из ручья брали холодную воду для охлаждения трубы. Кроме того, кусты были прекрасной маскировкой.
Так вот, не успела Юля нагнать первую бутыль напитка, называемого в наших местах кумышкой, как хлынул ливень. А чтобы разобрать аппарат или хотя бы спасти бочку с брагой, нужно время, его-то и не хватило.
В одно мгновение ручеек превратился в речку, речка в желтую реку, и все части самогонного аппарата поплыли вниз по течению!
Юля бегала в прилипшем к телу платье по берегу бешеного потока и рыдала от бессилия. В руках у нее было самое ценное – латунная луженая труба, за которую были отданы цыганам несметные деньги...
А коровы, телки и прочие животинки сами прибрели домой. Никто не пропал.
Ванька Зайцев жил с матерью и сестрой. Отца, фронтовика, убили бандиты, когда он возвращался с деньгами с базара, где продал тушу свиньи.
Ставить сорванную крышу было некому - все были заняты работой.
Чинили крышу мы с Ванькой вдвоем.
Конечно, поднимать стропила помогали взрослые. Но отдирать ржавые гвозди, прямить их, разбирать доски, а потом прибивать – была наша работа.
Мама боялась за меня и велела беречься, чтобы не упал.
Вот такая славная гроза случилась у нас в июне.
Мне было двенадцать лет, а Ваньке Зайцеву - тринадцать.
А пока до свидания.
Пишите, понравилось ли. У меня есть что вспомнить.
