И вот снова очнулась, но не от обморока. Я ехала в поезде, который шёл в Н – ск. Смотрела за окно, провожала взглядом деревья, кусты, дома маленьких полустанков, кварталы больших городов и до конца не могла поверить в происходящее. И, лишь подъезжая к Н – ску, почувствовала, как маленький городок с чистым воздухом, но серым бытом, медленно стал разжимать цепкие клешни, отпускать душу на волю. Наконец, почувствовала в себе силы и желание стать прежней, но не такой беспечной и весёлой, как раньше, но с радостью обнаружила в себе желание встретиться с прошлой жизнью, встретиться с Митей. Я убила в себе стремление бежать от него на край земли, захотелось увидеться, как можно быстрее. Перестала стесняться за мою сегодняшнюю жизнь, потому что картины и рисунок с картофелиной многое объяснили в сердце художника…
****
Несмело нажала кнопку звона. Услышала трель, потом шаги за дверью. И вот деревянная изысканная, если это слово можно отнести к ней, дверь медленно распахнулась. Он смотрел секунды на меня обычным взглядом, а потом тёмно-русые брови полезли вверх, глаза расширились, а затем парень прыгнул через порог, и я оказалась в крепких объятьях. Он стал впиваться в лицо жадными болезненными поцелуями, будто не целовал, а кусал…
И тут (фантастика!) начала видеть нас …со стороны. Увидела девчонку в искусственной короткой коричневой шубке, в вязаной белой шапке и высокого парня в чёрной модной футболке, в дорогих джинсах. Бледноватое лицо, счастливые глаза, длинные светлые, почти льняные волосы, собранные в хвост резинкой. Он целовал девушку, а она выглядела ни радостной, ни счастливой, будто чувствовала только усталость в теле и фиксировала то, что поцелуи парня делают больно коже щёк и губам. Потом снова ощутила себя в теле и с горечью обнаружила, что совсем не так рада встрече, как он.
В квартире Митя помог раздеться, угостил кофе с печеньем, провел в свою комнату. Там, на стене над кроватью, увидела поясной портрет, выполненный масляными красками. Я была изображена с распущенными волосами, с короной – диадемой, в сверкающем парчовом голубом костюме Снегурочки на фоне театрального занавеса с тусклыми звёздами. К своему стыду обнаружила, что ничего не соображаю в тонкостях искусства живописи. И ещё, было похоже, ...я разучилась тонко чувствовать.
Митя стоял передо мной, сидящей в кресле, на коленях, обнимал за талию, притягивая к себе, целовал руки, а мне было только немного приятно и более ничего! Внушала себе: «Он любит тебя, ты должна быть нежнее! Он – прекрасный человек, чуткий, красивый, талантливый. Приехал в такую даль! Своим появлением вырвал из серости безрадостного быта, подарил, по-существу, будущее, ты должна быть благодарна!»
И тут во мне что-то взорвалось: «Должна? Почему вечно кому-то должна? Нет! Теперь всё будет по-другому! Родители – на ногах! И теперь никому ничего не должна!» И сразу выпрямилась спина. Митя заметил перемену, поднялся с колен.
– Хочешь, покажу свои работы? – стал вытаскивать папки с рисунками, вынимать из шкафа холсты. Я смотрела на картины, на кое-каких тоже была изображена моя персона, хвалила, но не находила нужных художнику слов…
– Ты, наверно, устала с дороги. Хочешь принять душ? – я вздрогнула, настолько отвыкла от такого удовольствия, ведь два года мылась в бане. Приняв тёплый душ, неожиданно уснула прямо на гобеленовом покрывале кровати, завернувшись в махровый халат, и не слышала, как пришли родители, и как он объяснялся с ними.
Утром меня вызвали на семейный совет. Родители оказались людьми более, чем непростыми. Отец восседал за столом в атласном халате, мать в светлом домашнем брючном костюме, уже с утра с причёской и с макияжем. А вот такт Митиных предков «подкачал». Или они сознательно забыли это понятие, как пережиток прошлого. Отец задал вопрос о моих намерениях относительно сына в лоб и таким тоном, что оскорбил и вызвал соответствующую ответную реакцию. До катастрофы с родными так бы не ответила, но сейчас была другой. Смело, глядя в глаза упитанному брюнету, «популярно» объяснила, что между мной и Митей ничего не было и в ближайшее время быть не может, что найду себе квартиру, работу, буду готовиться в вуз на заочное отделение.
– Если стеснила вас в эту ночь, могу заплатить! Скажите сколько!
Ой! Что было! Слов не могли найти, чтоб утихомирить взорвавшегося Митю и вернуть себе моё расположение. Я осталась в квартире на некоторое время. Мне отдали комнату сына. Дмитрий ночевал в гостиной. Постоянно говорил о том, чтобы осталась жить у них, но ежедневно ходила искать работу и квартиру. Наконец, устроилась приёмщицей в приличное ателье, стала посещать вечерние подготовительные курсы в университете.
Митя был от меня «без ума». И родители зауважали, ведь всю ночь моя комната была заперта изнутри, и не открывалась и тогда, когда парень в темноте скрёбся ко мне, как мышь. В день, когда нашла подходящее жильё и собралась переезжать, Митя сделал официальное предложение. Я нисколько не удивилась, и это его немного задело.
Свадьбы не было. Посидели тесным кругом. Приезжал отец, приходила двоюродная тётя Лика, девушка Лариса, с которой подружилась на курсах, со стороны жениха было восемь человек. Папа благословил меня словами, так как иконы в квартире не было. Я подумала, что меня просто отец благословил, но не сам ...Господь. Мысль – предчувствие оказалась вещей.
Вскоре после свадебного вечера с горечью поняла, что серый изматывающий быт вернулся ко мне. В жизни почти ничего не изменилось. Если там, в зелёном городке, работала для больных родителей, то теперь «трудилась» на благо здоровых Мити и его папаши с мамашей. Свекровь спихнула на меня весь объем работы в доме. Во время, свободное от «просидки» в кабинете заведующей музея, занималась уходом за волосами оттенка «пепельный блондин», длинными ногтями и лицом, похожим на физиономию строгой немецкой фрау из какого-то виденного раньше фильма.
Я бегала платить за коммунальные услуги, за продуктами в магазины: за рыбой – в один, за говядиной – в другой, за диетическими булочками с отрубями – в третий и так по кругу. Сдавала и забирала вещи из химчистки, выгуливала противного мопса по кличке Альбертино, наводила чистоту в квартире, готовила ужины под наблюдением Ольги Николаевны. Даже мусор выносила я.
Когда заикнулась о том, что в магазин может сходить Митя, свекровь, накладывая маску на лицо, воскликнула трагическим тоном: «Но это не мужское дело!»
Дима, с некоторых пор Митя просил называть его только так, не делал дома абсолютно ничего. Точнее сказать, он занимался. Как в школе, на дом задавали много, но в свободные минуты только смотрел телевизор, видеофильмы, слушал музыку. Ну, ещё стабильно выполнял супружеский долг даже тогда, когда ему всем видом показывала, что устала, и мне не до утех.
Прошёл почти год. Год кабалы, серой жизни в дорого обставленной квартире на центральной улице Н-ска. И вот я «сорвалась»! После работы не пошла окупаться по магазинам по списку свекрови, а, захватив Лариску, закатила в ночной клуб… до пяти часов утра.
Не ожидали, что будем иметь такой успех! Я – шатенка была в деловом тёмно - зелёном с матовым оттенком костюме, (купила в своем ателье модное, отказное, потому не дорогое изделие). Была с гладкой головой, с собранными в краб волосами, почти без косметики на лице. Праздничный акцент помогли создать Ларкин топик – стрейч, надетый под пиджак, в тон костюма сумочка и туфли. Смуглая коротковолосая брюнетка Ларка была в черном с бежевыми разводами трикотажном платье в обтяжку, в туфлях на высоченных каблуках …
Нас постоянно приглашали танцевать вполне приличные парни, солидные мужчины. Боялась, что вдруг получу непристойное предложение, но нет. Они дарили нам визитки, записывали свои номера телефонов, просили позвонить. Один назвал меня Дюймовочкой, другой прекрасной незнакомкой. А два «богатеньких» студента в конце вечера, вернее ночи, вообще не давали нам прохода: утащили за свой столик, завалив его колой, соками, десертами после того, как узнали, что к спиртному мы равнодушны… Убегать пришлось с бала Золушками, правда, не теряя туфель. …Отлично отдохнули, и когда в шесть часов утра, открыв квартиру, вошла в прихожую, не почувствовала никаких угрызений совести. Прошла на кухню, поставила чайник. И тут вплыла свекровь в сиреневом пеньюаре, за ней – Дима.
– Где ты была? – обрушились на меня оба.
– В ночном клубе.
– Да как ты посмела! – завизжала свекровь. – Да Дима здесь! Да мы!
И тут, как можно выше задрав подбородок, выпалила в лицо: «Да! Ваша Золушка посмела ослушаться матушку! Не приготовила низкокалорийный ужин! Не вымыла посуду! Не подтёрла пол, не вынесла мусорное ведро, не погладила его высочеству Бородину второму рубашку, а посмела сбежать на бал и танцевала, и даже ела ...мороженое!». Не глядя на мужа, отодвинула оторопевшую свекровь, закрылась в ванной.
Никогда ещё мне не было в этой квартире так хорошо! И стало ещё лучше, когда, придя с работы, увидела на плите ужин, приготовленный холёными ручками свекровушки и разосланный Митей в гостиной диван. Ночь проспала одна, и выспалась, как никогда. На работе фонтанировала весельем!
Вечером был семейный совет, где было предложено покаяться, но я внесла в зал пальто и, одеваясь, сообщила, что снова иду отдыхать в клуб, потому что я – человек и за год работы заслужила отдых. Пауза была очень долгой. Потом Ольга Николаевна обратилась к сыну: «Может, с ней пойдёшь?» Он пренебрежительно повёл плечом, уставился в окно.
– Митя обиделся, – ехидно заметила я и повернулась к Борису Игоревичу. –Но прощенья просить не собираюсь.
Свёкор вскочил, схватил за рукав: «Ты – замужняя женщина и должна помнить об этом!»
– Да! – резко вырвала руку. – Но не ваша слуга! И не рабыня вашему сыночку. Даже служанке дают выходной и на праздники делают подарки. А что он подарил за это время? Его рисунки? Да я сыта ими по горло!
– Не благодарная! Бездарь! Деревенщина! И он полюбил такую! Дима! Где ты её нашёл! – посылалось с двух сторон.
– Отец! Мама! Не надо! Вы знаете! Мы учились в одном классе!
– Это не женщина! Это …
– Домашний безотказный робот! – громко перебила я. – Но ваш робот перегорел! Ясно? Так что мусор вынесите сами! А ты, Митя, погуляй с мопсом!
***
Татьяна Сунцова
Авторские права защищены.