(«Без вины виноватые»)
Если говорить об Островском, то, наверное, каждый сможет назвать пьесу, после которой полюбил писателя, заинтересовался его творчеством. И совершенно неважно, что это было – чтение, спектакль или радио- или телепостановка.
Для меня таким стал спектакль «Без вины виноватые». Страшно сказать, когда я его увидела в первый раз – в ноябре 1970 года. Филиал МХАТа (тогда ещё неразделённого), в главных ролях А.К.Тарасова, О.А.Стриженов, П.В.Массальский, А.Н.Грибов… Потрясение и любовь на всю жизнь!
И вот сейчас я хочу обратиться к этой пьесе. И для начала поговорить о той её части, которую слишком часто опускают при постановках.
Как известно, у драматурга это «комедия в четырёх действиях». Конечно, слово «комедия» применительно к пьесе звучит довольно странно, но Александр Николаевич указал жанр именно так. Меня сейчас больше интересуют эти заявленные им четыре действия.
Действие первое имеет подзаголовок «вместо пролога», и список действующих лиц в нём открывает «Любовь Ивановна Отрадина, девица благородного происхождения». В последующих актах она превратится в Елену Ивановну Кручинину.
Автор укажет точно: «Между первым и вторым действиями проходит семнадцать лет». И, видимо, именно этот временной промежуток часто не позволяет режиссёрам ставить на сцене всю пьесу целиком. Мне довелось «живьём» увидеть четыре постановки её. Роль Кручининой в них исполняли актрисы-легенды: помимо Тарасовой, это Э.А.Быстрицкая, Н.У.Алисова, Л.И.Касаткина. Наверное, о каждой из них нужно говорить отдельно и не в двух словах. Сейчас о другом. Только в спектакле Малого театра с Быстрицкой пьеса была поставлена без купюр и первое действие исполнялось полностью. Во всех остальных это был «наплыв» - воспоминание, рассказ (плохо помню сейчас спектакль с Касаткиной – было ли что-то вообще; спросить, увы, не у кого…)
Наверное, причины такого подхода объяснять не нужно. Большинство исполнительниц главной роли были уже… ну, скажем так, дамами весьма пост-бальзаковского возраста. И если они ещё могли играть Кручинину (сколько ей лет? Думаю, что никак не больше сорока), то роль юной Отрадиной уж совсем не подходила им. На фотографии-заставке к статье в роли Отрадиной – В.Н.Пашенная (постановка 1940 года). Похожа ли замечательная актриса на юную женщину, какой была Люба в начале пьесы? Думаю, ответ ясен. Лишь Быстрицкая на моей памяти рискнула её сыграть (помню, однако, что на сцене она в первой картине старалась держаться в основном спиной к публике):
Были, конечно, и попытки что-то предпринять. Н.А.Розенель вспоминает о постановке, шедшей в Малом театре в конце 1920-х годов: «Кручинину в этом спектакле играла Клавдия Ивановна Алексеева, племянница М.Н.Ермоловой, удивительно похожая на неё голосом и внешностью. При жизни Марии Николаевны она играла в первом акте Любовь Отрадину, то есть Кручинину в ранней молодости. Думаю, что эта подмена была очень удачной. Когда Ермолова сошла со сцены, Алексеева начала играть целиком всю роль Отрадиной-Кручининой и играла её так, что в финале у меня – Коринкиной каждый раз навёртывались слёзы на глаза» (подобная «подмена» была и в фильме «Провинциальный бенефис», где в роли Любы появилась дочь Г.П.Вишневской Елена). Но где сейчас найти такую Алексееву?
Вот и исключается из спектакля, как правило, первое действие, оставляя лишь сцены, говорящие о былых взаимоотношениях Кручининой и Мурова.
А между тем мне представляется очень важным разговор именно о Любе Отрадиной, так как её характер, так ярко показанный в дальнейшем, к тому времени уже сложился и дальше мы увидим только его развитие.
Пьеса написана в 1883 году. Женщины уже могут получить образование, могут попытаться «трудоустроиться» (это всё к тем же предложениям найти своё место для Лариса Огудаловой), но что получается у Любы?
Горничная скажет о ней: «Вы из хорошего роду; образование имеете, всякое дело знаете». Она пытается как-то прожить, потому что умершие родители ей «ничего не оставили», и, судя по всему, давая уроки, зарабатывает на жизнь, хотя, видимо, совсем немного – «Здесь сторона купеческая, образование не в ходу». Не случайно же она сама себе шьёт платье – пьеса открывается словами Аннушки: «Вот, барышня, и готово. Сами скроили, сами и сшили, не хуже другой портнихи… И какое бесподобное платье вышло».
Что сразу вызывает уважение к героине? У меня – её гордость, стремление не изменить себе, надеяться на собственные силы. Очень интересен её ответ на слова горничной «У вас есть бабушка богатая»: «Во-первых, она очень дальняя родня, а во-вторых, у ней прямых наследников много. Да кстати, она писала мне из деревни, что сегодня будет в городе, так заедет ко мне чай пить. Надо кипячёных сливок изготовить, она до смерти любит». Её отношение к родным не зависит от надежды на их деньги (интересно, что бабушка, видимо, именно это и оценит и, как расскажет позднее уже Кручинина, оставит ей «значительную часть наследства»). Об этом же говорит и её рассказ о Шелавиной: «Два раза была у меня, предлагала денег… Я не взяла, разумеется. А вот что хорошо: она обещает доставить мне два урока и постоянную работу. Это для меня очень важно; я могу не тратить моего маленького капитала, поберечь его для сына… а может быть, и на приданое».
Вот и упомянула о главном, что есть у Отрадиной, – её сыне. Иметь внебрачного ребёнка в те времена – неслыханная дерзость, а в глазах «общества» - позор. Ей приходится держать его у Галчихи, иначе никто и близко не подпустил бы Любу к своему дому, и она страшно это переживает: «Ведь он уже понимать начинает. Ласкается ко мне, мамой, мамочкой зовет. А он врозь со мной, он у женщины необразованной, корыстолюбивой… Я измучилась, я ночи не сплю, мне всё думается: сыт ли он, покойно ли он спит».
И ради сына она готова на всё: «Он нужды знать не будет. Я буду работать день и ночь, чтобы у него было всё, всё, что ему нужно. Разве я могу допустить, чтоб он был голоден или не одет? Нет, у него будут и книжки и игрушки, да, игрушки, дорогие игрушки. Чтобы всё, что у других детей, то и у него. Чем же он хуже? Чем он виноват? Ну, а не в силах буду работать, захвораю там, что ли… ну что ж, ну, я не постыжусь для него… я буду просить милостыню».
Только, как это бывает очень часто, любовь свою подарила она недостойному человеку. Островский не рассказывает нам о начале их романа с Муровым, мы не знаем, как и почему Люба так доверилась ему. Спустя много лет мы услышим: «Твоё чувство было так богато любовью, так расточительно!» Это скажет Муров, а сама героиня вспомнит о «свежем, молодом чувстве простой любящей девушки», которая, видимо, не подумала, что мужчины, по словам горничной Аннушки, «сначала очень завлекательны, а потом часто бывают даже и очень обманчивы».
Она скажет: «Я тебя знаю четыре года», - и все эти четыре года верит ему, хотя и начинает уже сомневаться в любимом, видя, чувствуя какую-то неестественность в его поведении, но пытается обманывать себя: «Мне нельзя сомневаться в тебе; а то пытка ведь это, пытка…»
Интересен ещё один момент: узнав о предполагаемом отъезде Мурова, она предлагает ему «денег на дорогу» и практически заставляет взять у неё: «Вот возьми рублей сто, бери и больше, пожалуй. Мне не нужно, я получу за уроки, да у меня будет работа. Что ж мне делать без тебя? Буду работать от скуки… Разве я тебе чужая? Разве мы не обязаны делиться друг с другом?»
Вероятно, она уже поняла, что полюбила слабого человека – да он, собственно, и не скрывает этого: «Я человек забитый, загнанный», - но всё ещё продолжает верить в лучшее, даже надеется понравиться его матери: «Покажи меня своей матери; я могу ей понравиться, у меня есть способности. Я здесь заглохла. Я, если захочу, могу блеснуть и умом, и своими знаниями, и очаровать старуху».
******************
Островский определил жанр пьесы как комедию, но финал первого акта – самая настоящая трагедия. Спустя семнадцать лет героиня скажет об этом страшном для неё дне: «Мне сказали, что мой сын захворал, в то самое время, когда я узнала, что отец его мне изменяет и потихоньку от меня женится на другой». Страшное известие приносит Галчиха: «Да, матушка, ребёночек-то… Помирает, матушка… Вдруг, матушка…. Захрипит, захрипит да весь почернеет… Доктор у нас, матушка… Дурно, говорит, самая болезнь опасная. Часу, говорит, не проживёт».
Поразительна последняя фраза Любы, обращённая к Мурову: «Ну, теперь вы совсем свободны».
Ни она, ни зрители и читатели (конечно, те, кто с пьесой встречается впервые) не знают ещё, что это далеко не конец истории, что долгих семнадцать лет её будет преследовать мысль о сыне: «Мне приятно вызывать образ моего сына, приятно разговаривать с ним, приятно думать, что он жив. Я иногда с каким-то испугом, с какой-то дрожью жду, что вот-вот он войдёт ко мне», - а всё, по её словам, «от того, что я не видала его мёртвым, не видала в гробу, в могиле».
Если и была в чём-то грешна Отрадина, то давно свой грех искупила…
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
"Путеводитель" по пьесам Островского - здесь
