Невозможно перестать удивляться тому, какие люди трудятся в нашем монастыре и какими путями Господь приводит их в обитель. Это интервью с Сергеем Позняком, подполковником запаса, отцом четверых детей, сотрудником мозаичной мастерской, — тому подтверждение. О пути Сергея к Богу и в монастырь наша сегодняшняя беседа.
Начало
— Сначала в монастыре полтора года я был старшим братом мужского подворья, — рассказывает Сергей. — И стал первым на этой должности, кто не жил там, а приезжал с утра и уезжал вечером. Некоторые братья из-за этого меня тихо ненавидели и говорили батюшке: «Уберите его от нас. У него семья, он не запойный».
— И как Вам опыт послушания на подворье?
— Нормально. Я же 20 лет служил в армии на различных должностях, встречался с разными людьми. Но поначалу было сложно перестроиться. В армии всё четко: ты — начальник, подчиненные должны тебя слушаться. А на подворье братья, как ежи, привыкшие защищаться, к каждому нужен свой подход.
— А почему Вы решили стать военным?
— После школы пришло время определяться с поступлением. Отец хотел, чтобы я учился в БНТУ. А два моих товарища-близнеца «болели» Военной академией и меня заразили. В итоге я поступил в Военную академию, а они в БНТУ.
Отучился, получил звание офицера. Год прослужил командиром роты в Гродно. Затем прошел отбор в отряд специального назначения. Усиленно занимались разного рода подготовкой: летал на мотодельталёте, прыгал с парашютом. Один из прыжков был ночью с высоты 3000 метров. Было интересно.
— Я знаю, что с монастырем судьба свела Вас задолго до того, как Вы пришли сюда трудиться…
— Я взаимодействовал с монастырем, еще когда был командиром части в Колодищах. Сначала проводил с солдатами беседы на тему профилактики употребления алкоголя, наркотиков. Взял благословение у отца Андрея Лемешонка каждую пятницу приглашать в часть подворских братьев, чтобы они из своего опыта рассказывали, к чему это всё приводит. Потом как-то помог организовать праздник Крещения на подворье: повара из нашей части готовили уху, а солдаты палатки разворачивали, поддерживали огонь в печках.
Я, как только познакомился с отцом Андреем и подворьем, всегда спрашивал, чем могу помочь. И как-то тогдашний «старший брат» обмолвился, что батюшка давно мечтает сделать тропу к Лысой горе. «Чего мечтает — давай сделаем». Вместе с солдатами и подворскими братьями сделали тропу, по которой сейчас верующие идут по традиции от храма к Лысой горе крестным ходом на праздник Преображения.
Тогда же двое верующих солдат из нашей части сами попросились на богослужение, и им доверили нести хоругвь и крест. К слову, всем желающим солдатам каждое воскресенье я организовывал выезд на литургию в монастырь. В свободное время желающие участвовали в полевых работах. Такое вот было взаимодействие.
В монастыре
— А как Вы познакомились с отцом Андреем?
— Искал священника, который был бы мне по душе. Как-то сослуживец пригласил меня в гости, а его родители трудятся в нашем монастыре. Они мне и рассказали об отце Андрее.
Через некоторое время из армии по состоянию здоровья пришлось уйти в запас — сказались старые травмы. И я пришел к отцу Андрею с вопросом, не пригожусь ли монастырю. А так как к подворью я за это время прикипел, меня назначили старшим братом. Всё это не планировалось абсолютно.
— Но сейчас Вы работаете в мозаичной мастерской, причем возглавляете растворно-левкасный узел, руководите отделочной бригадой…
— В мозаичную мастерскую попал чудом. Был сложный период, когда я хотел уходить из монастыря. Нашел мирскую работу, и уже надо было идти к батюшке за благословением. Ехал с намерением сказать о своем уходе, но как только вышел из автобуса, решил не принимать никаких решений: «Как батюшка благословит — так пусть и будет». На собрании, пока матушки предлагали разные варианты моего послушания, батюшка сидел и молился, а потом вынес вердикт: «В мозаичную». Вот так я попал к Диме Кунцевичу в мастерскую. Господь так управил, что меня сразу поставили начальником растворно-левкасного узла. И, слава Богу, потихоньку всё начало получаться.
Батюшка для всех духовник сильнейший, конечно. Лично меня больше всего поражает его любовь к каждому человеку в монастыре. Он за каждого борется, даже если сам человек сдается, опускает руки, пробует вернуться к «прошлой жизни».
— Борется, пока сам человек хочет остаться?
— Нет, пока не зайдет в осуждение. Я даже своим работникам всегда подчеркиваю: «Остерегайтесь любого осуждения, начинается всё с осуждения начальства. Иначе сами для себя настроите барьеров, через которые потом не переступите — всё вам будет не так. И придется с вами прощаться…» Самое главное — не осуждать. Это такой ком, который постоянно нарастает, а ты в него сильнее и сильнее погружаешься.
— А что такое «не осуждать»?
— Это как принцип жизни. Мне понравилось одно высказывание (не помню, чьи это слова): «Что будет, если посадить плохое зерно в землю, а хорошее бросить на солнце? Хорошее зерно погибнет, а плохое прорастет». Вот так это и работает: мы свои грехи прячем от себя, никому стараемся не показывать, а всё хорошее в себе — напоказ. И тогда всё лучшее — уничтожается. Наверное, для этого и есть исповедь и духовники — вывернуть грязь наружу, а доброе прятать; не искать повода снаружи, искать причину в себе. Тогда и осуждать не будешь. Я другого выхода не нахожу…
Можно, конечно, как святые отцы учили, считать себя ничтожным. Но покажите мне человека, кто так думает про себя? В мирской жизни это тяжеловато. Твое «Я» везде проявляется — в семье, с друзьями. С друзьями как соберешься, только и разговоров, что о себе (смеется). Вот и нужно учиться плохое зерно выкидывать на поверхность — на обозрение себе, а хорошее прятать внутри.
А ребятам в мастерской я так это объясняю: надо себя останавливать. Осуждение никогда не ограничивается только должностными отношениями: не так ходит, не так ест, не так работает… «Да он вообще ничего не делает!» Настроит человек себе таких барьеров и уже не может эмоционально находиться рядом с руководителем, с братом. Поэтому люди, осуждающие матушек, отца Андрея, и уходят из монастыря — они сами выкопали этот непроходимый ров. А про них, может, вообще ничего не думают: ни плохого, ни хорошего…
ПОДАТЬ ЗАПИСКУ В СВЯТО-ЕЛИСАВЕТИНСКИЙ МОНАСТЫРЬ
В мастерской
— Давайте вернемся к тому моменту, когда Вы попали в мозаичную мастерскую. Решение отца Андрея наверняка стало для Вас неожиданностью. С какими эмоциями Вы шли на новое послушание?
— Для меня это не впервой: в армии часто бросают с одной должности на другую. Морально я ничего сложного не видел. Физически, пожалуй, было сложновато, я ведь никогда не держал строительный инструмент в руках. Но Господь всё управил.
— То есть самому приходится учиться, а при этом Вы еще и начальник…
— Еще и замечания делать, контролировать (улыбается). Но задача любого руководителя, прежде всего, — это сплотить коллектив и создать систему, которая будет сама работать. Плохой начальник, который всё время кричит, учит, каждый раз контролирует. Контролировать надо, но важно и свободу давать.
— А что еще важно для руководителя коллектива и вообще — для человека?
— Жить для других. Я так думаю. Начиная с семьи, детей, родителей, рабочего коллектива. Конечно, всех любить невозможно. Но мы к этому стремимся.
Любить тяжело. У нас брезгливость к другим людям. Взять двоих в одинаковом состоянии, но в разной одежде, и вы по-разному к ним отнесетесь. Допустим, обеспеченный человек неделю в запое и подворский брат. С первым вы будете себя вести с уважением, с пониманием, а ко второму даже не подойдете. А этот первый, может быть, в тысячу раз хуже подворского, потому что подворский живет перед Богом, на литургию ходит и молитвы читает, понимает свое место. А мы оцениваем по обертке. Так проявляется наш грех: не умеем мы, к сожалению, заглянуть вглубь человека.
— Это преодолимо?
— Преодолимо, конечно. Но это труд тяжелый. Не просто ходить в храм и молитвы читать, а еще вести борьбу с самим собой. Чтобы за порогом храма борьба наша не останавливалась и мы менялись.
— А вот в такие моменты, когда нужно преодолевать некоторую неуверенность, страх, Вы чувствуете, что Господь становится ближе?
— Преодолевать страх? Для меня это странное понятие. У меня не было страха, скорее, дискомфорт. Я же говорю: с парашютом прыгал, на дельталёте летал. Был случай, когда упали с дельталёта, но, слава Богу, целыми остались. Вот тогда две недели не мог к нему подойти — иду, а тело трясется. Но я переборол себя. А новый коллектив… Люди же все по образу Божьему созданы, поэтому коллектива я точно не боялся.
Мне очень нравится, что сейчас, в Великий пост, в нашем коллективе после утренней молитвы мы читаем главу из книги «Невидимая брань» и обсуждаем. Читали недавно про благодарность Богу. Один брат в мастерской (он светлячок такой у нас) резюмировал: «Да, это же нужно за всё благодарить: и за плохое, и за хорошее». А у меня сразу в голове: «Благодарить за жену, детей...» А нет — за всё! За правило себе взять: проснулся — поблагодари, идешь куда-то — поблагодари, столкнулся с неприятностью — поблагодари.
Нас эта книга сплотила, потому что идет живое общение. И даже если человек особо не высказывается, он всё равно для себя что-то открывает.
Поиск
— Есть мнение, что Господь Сам зовет человека, а тот либо откликается на этот зов, либо нет. Как было у Вас?
— Лет десять назад у меня был сложный период в жизни, как-то всё не складывалось. Я вышел на балкон покурить (я вообще не курю, но в тот период взялся за сигареты). Хорошо помню то состояние: ощущение гадкое-гадкое, когда себя уже ненавидишь полностью. Как жизнь с Богом идет по накопительной, так и жизнь в грехе. К тому моменту я уже, видимо, столько всего накопил, что душа не выдерживала. Эгоизм… Гордость очень сильно бьет по душевному состоянию. И там, на балконе, я просто от души сказал: «Господи, что это такое происходит?»
И начал ходить в храм. Жена была очень удивлена, потому что раньше я в церковь захаживал только на Пасху, и то по привычке с детства.
— А почему Вы пошли именно в православный храм?
— Я был крещен в детстве. Для меня это было органично.
Тогда, после внутреннего кризиса, и поиски священника начались. Как-то пришел впервые на исповедь в один из минских храмов. Вокруг много людей. Я батюшке исповедуюсь, а он на весь храм начал меня отчитывать: «Да как же так?! Да что это такое?!» Больше я ни к одному священнику на исповедь не ходил, пока не попал к отцу Андрею Лемешонку…
Но службы посещал.
— Несмотря на такой печальный опыт, всё равно продолжили ходить в храм?
— Та исповедь толкнула меня найти отца Андрея. Надо было пройти и этот опыт. А поиски были очень серьезные. Ждал, пока человек, как говорится, «придется по сердцу», чтобы с ним было легко. Это как выбрать жену: можно сколько угодно критериев называть, но выберешь ту, которую полюбишь.
— Но все-таки почему Вы остались в Церкви? Вот кто-то говорит: «Я почувствовал себя как дома…»
— Нет, такого не было, наоборот, было дискомфортно. Я пришел в новое место, где раньше по-настоящему никогда не был. Не понимал, что такое алтарь, что там делают батюшки, что такое Причастие, для чего свечки ставят и молитвы читают... Ни одного слова богослужения не понимал. К тому же гордый орел, офицер. А в храм приходишь — все кланяются. Помню, как думал: «Нет, кланяться не буду, только голову наклонять» (смеется). Но на самом деле только когда приходит осознание, что ты из себя ничего не представляешь, и начинается твоя настоящая жизнь.
— И тем не менее Вы преодолевали этот дискомфорт, почему?
— Дискомфорт я привык преодолевать. Я же шесть лет в офицерском спецназе служил. Нас выкидывали в лес зимой, в минус двадцать, там комфорта никакого нет…
Сейчас тяжело вспомнить, как и что было. Пожалуй, в тот момент мне очень помогли лекции профессора Осипова (Алексей Ильич Осипов — российский ученый-богослов, педагог и публицист, доктор богословия. Заслуженный профессор Московской духовной академии, проповедник, православный катехизатор. — Прим. ред.). В своем поиске наткнулся как-то на его видео и много для себя полезного и важного нашел. В том числе — не обращать внимания на священников, которые не нравятся, а к Богу идти. Вера постепенно зарождается…
В монастыре было проще. На подворье я взял благословение пономарить. И подворский опытный пономарь Стас вводил меня во все тонкости службы. Мне было неинтересно просто стоять на богослужении, хотелось послужить батюшкам, побыть этим низшим звеном в их служении Богу. Это интересно.
«На таких людях монастырь и держится»
— Почему Вам важно трудиться в монастыре?
— Наш монастырь — уникальное место. Здесь трудятся около 2000 человек, и у каждого есть возможность менять свою жизнь. Совместная молитва, акафисты, обязательные литургии, Причастие — это не остается бесследно.
Те, кто трудится в монастыре, порой не осознают, что за них каждый день молятся: поминают в мастерских, батюшки на литургии — идет непрестанная молитва... То, что мы здесь имеем, к сожалению, не всегда ценим.
А матушки в монастыре всех себя отдают нам, вся их жизнь — в монастыре. И ведь им с нами очень тяжело на самом деле. Если бы каждый стремился их понять... А у нас одно осуждение и ропот, что, безусловно, на них сказывается.
Наши матушки — лучшие монахини во всем мире. Благодаря тому, что батюшка доверяет им руководить мастерскими, 2000 человек нашли себя. А сколько из этих людей были никому не нужны — не передать.
Главная уникальность нашего монастыря, конечно, это отец Андрей, его отношение к любому человеку. Я раньше его не понимал, думал: «Ну зачем держать этого человека? Он же не справляется. Выгоните его, для всех лучше будет». Только сейчас осознаю, что так проявляется любовь батюшки к Богу. Отец Андрей дает пример, как надо прощать. Но опять же — если человек хочет исправляться, кается.
Люди срываются (запивают), обворовывают монастырь, но если каются — батюшка прощает и принимает. Я таких мест больше не видел.
Рассказывал одну историю подворский брат, как ему доверили съездить за зарплатами для подворских, и он не вернулся. Через две недели эсэмэску прислал: «Простите, я пал». И что вы думаете? Приняли!
Но чтобы это увидеть, надо, наверное, хотя бы на секунду осознать свое ничтожество. Я, когда начинаю хорохориться, ловлю себя на мысли: убери меня — ничего не поменяется, а может, даже и лучше будет. Одна наша сотрудница на выходе из раздевалки наклеила объявление: «Часто не отсутствуй, а то поймут, что без тебя лучше». А ведь это действительно так. Когда понимаешь, что на твоем месте может быть абсолютно любой человек, совсем по-другому воспринимаешь возможность здесь трудиться. Но наша гордость порой не дает нам увидеть реальность.
— Чтобы это понять, нужно свое «Я» подвинуть…
— Просто не нужно лезть на стул другого. Покажи свое «Я» на своем послушании, в труде. А осудить со стороны ума много не надо.
Вот возьмем моего начальника Диму Кунцевича. Я пришел из армейской среды и не понимал, что он как художник видит цельную картину, а я вижу только фрагментами. Кажется, ничего страшного, что эта деталь чуточку недоделанная, а у Димы идет нарушение конечного результата. Было тяжело это перебороть. Но сейчас, когда я вижу «Ковчег», понимаю всю гениальность его замысла. Он ведь вот это всё изначально прорисовал в своей голове, детально и цельно.
В целом такого руководителя я вижу впервые: чем бы Дима ни занимался, если кто-то приходит на разговор, он тут же откладывает все дела и выслушивает тебя от начала до конца. И тоже до последнего не выгоняет проблемного человека. Это один из примеров учеников батюшки. Я стараюсь с отца Андрея и Димы брать пример. На таких людях монастырь и держится.
О будущем
— Во времена бедствий православные верующие всегда стремились усилить молитву и пост. Вы чувствуете, что этот Великий пост особенный?
— К происходящему я ровно отношусь. Страха нет, только переживания за семью. Я офицер запаса. Если призовут, пойду воевать, встану на защиту Родины. Я 20 лет к этому готовился.
С мозаичной мастерской мы ездим по разным странам, и это вранье, что там всё шикарно. Возьмем хотя бы Черногорию. Была богатая страна. В городе Никшич находился металлургический завод на 8000 человек. Сейчас Турция его выкупила, оставили 100 человек, а остальных выкинули на улицу...
Мне нравится уклад жизни в Беларуси. У нас душевная страна. И люди добрые. Я буду защищать свою Родину. В том числе чтобы моим детям, если даже со мной что-то случится, не было стыдно за отца: что он спрятался или уехал в другую страну.
— Не могу не спросить Вас как военного человека, что такое любовь к Родине? Как она воспитывается?
— Почти восемьдесят лет прошло со дня окончания Великой Отечественной войны. Воевавшее поколение почти ушло. И людям не с чем сравнивать, в комфорте у нынешнего поколения уже «снесло крышу». Им везде хорошо, только не там, где они находятся. И только лишения, смерть могут их отрезвить. Тогда и будет патриотизм. А пока у нашей молодежи патриотизм — это ноутбуки, телефоны и «как круто в Америке жить». Что говорить про детей, сколько взрослых вокруг, думающих так же!
Недавно услышал одно высказывание: «Бог создал людей, чтобы они друг друга любили. А вещи — чтобы люди ими пользовались. А сейчас всё наоборот: людьми пользуются, а вещи любят». К сожалению, это так.
Господь попускает встряску, когда развращение до какого-то пика доходит. Европа, мне кажется, уже дошла до этого пика. Все эти ЛГБТ, смена пола ребенка с 6 лет, изъятие детей, если родители называют мальчика мальчиком, а девочку девочкой, — это страшно на самом деле. Я даже себе такого представить не могу. Поэтому лучше я умру, но мои дети будут расти в ценностях, в которых я рос. Я хочу, чтобы мои дети выросли хорошими людьми. Настоящими.
МНОГО ИНТЕРЕСНЫХ СТАТЕЙ, ВИДЕО И ФОТО
НА САЙТЕ МОНАСТЫРЯ OBITEL-MINSK.RU
