Слушая их музыку, каждый чувствует себя соглядатаем в храме, чей служебный ход, огибая ценности цивилизации, ведет прямиком к засекреченным объектам Праматери Африки...
Не то чтобы я не знал, что с этим делать. Я не знал, как себя вести – бодриться, предвкушая радость, или готовить себя к разочарованию с невозмутимостью самурая.
Из бесформенной сумки на моем плече, обернутая в старый номер «Известий», выпирала еще более старая пластинка семейного квартета Staple Singers, которую мне всучили как «джаз», потому что старик и трое детей на обложке были одеты слишком опрятно и старомодно.
Я знал, что и как они поют, – по крайней мере, в настоящее время (на дворе был 1974), тревогу мне внушало совсем другое. Я опасался, что, как это уже было у меня с Робертом Джонсоном, магия восприятия через радио улетучится под иголкой проигрывателя.
В контексте блюзовых эфиров VOA акустическая архаика звучала так же мощно, как электрические записи, сделанные в послевоенном Чикаго или Нью Йорке, а в домашних условиях загадочный Джонсон тренькал как Новелла Матвеева.
Источник такого наваждения был недоступен моему пониманию. Но я догадывался, что он, подобно остальным «демонам», сидит в моем уме, а не является результатом зомбировки извне. Стало быть, изгнание беса – дело самих одержимых.
Записано в Нью-Йорке, с двадцатого на двадцать первое февраля 1962 – практически за сутки. Слова и музыка в основном народные. «Мольбу доходяги» сочинил Стейплс-старший. Все эти подробности не давали представления ни о музыке на пластинке, ни о тех видениях, какие она, религиозная по содержанию, рождала в голове агностика-подростка.
Атмосфера записи представлялась торжественной, даже чопорной, но зловещей. И часть этого студийного воздуха, словно яд через вентилятор, распылял диск, вероятно присланный американской родней бедным родственникам – ужасающе немодный и по звучанию, и по дизайну, диск.
Я уже пробовал слушать Доктора Джона и Бифхарта, чей шаманизм показался мне слишком постановочным. Стейплс отпевали как будто тебя самого в открытом гробу посреди студии на 235 West 16th Street.
Отец семейства работал сталеваром и упаковщиком на мясокомбинате…
Отдельные граждане отсылали по таким адресам письма, забыв указать на конверте свои советские координаты. Информация надежная – я был одним из них.
Самое жуткое – дробленый саунд гитары, сигнал к хоровому сплочению голосов. Вот у кого почерпнул эту «фишку» Джон Фогерти, реанимируя Midnight Special, играя на нервах слушателя в Feelin' Blue.
Экспортный Golden Gate Quartet, который мне так же успели подсунуть под видом «джаза» исполнял спиричуэлс элегантно, как бакинский «Гая» или «Четыре Ю». «Стейплс» нагнетали американскую готику, которой пропахли страницы переводного Фолкнера.
Вскоре состоялась моя вторая встреча с поющим семейством Стейплс, на сей раз в ультрасовременном виде. Обшарпанная копия саундтрека Wattstax явно побывала в общежитии африканских студентов. Избавляясь от неё, человек, который её оттуда вынес, настоятельно советовал поставить то место, где Руфус Томас по его выражению «делает петухом», но я уже знал, как он делает, и меня больше волновало звучание новых Staples.
На целую сторону растянулась музыкальная экскурсия Айзека Хейса по лабиринту собственной конструкции, который он достраивал на ходу с мастерством опытного каменщика, приращивая к монотонной мантре Билла Уизерса «Авеню одиноких» Шумана и Помуса. Бушевали Bar-Keys; формально, как Хиль и Толкунова, солировали Карла Томас и Эдди Флойд. Вальяжный Алберт Кинг угощал посетителей громадного стадиона привычными блюзами. И только выступление Staples выглядело священнодействием.
Я говорю «выглядело», имя в виду силу воздействия, поскольку посмотреть кино-отчет об этом фестивале не было никакой возможности.
Электрифицированный фольклорно-духовный квартет теперь смотрелся серьезным соперником белых групп.
Стейплс были сильны настолько, словно это они питают скрытую систему энергоснабжения, а не наоборот.
Вот, например, Роллинг Стоунз и рифф-вертушка, далее столь востребованный в хард-роке. Прикрепив снятый у папы Стейпла пассаж к своей The Last Time, они ненавязчиво приобщили миллионы к могуществу блюзовой идиомы, до которой молодая аудитория едва ли дотянулась самостоятельно.
Мне доводилось слышать, как играют The Last Time на танцплощадке заводской базы отдыха в совсем не подходящий для таких песен период, и в ночном небе парила снисходительная улыбка пастора. Учитесь долголетию у действенных анахронизмов.
Точно так же и сам Роубак Стейплс цитировал своих довоенных менторов – Чарли Паттона и Билла Брунзи. И как ловко ему удавалось это проделывать под обманчивой маской пастора-дилетанта, который балуется с церковным органом как бы на досуге.
Пение женского трио при поддержке большого состава зазвучало беспрекословно, а местами, я бы сказал, и беспощадно к миру эксплуататоров и разрушителей великой африканской цивилизации.
В их обособленности пульсировала скрытая угроза. Сельский участковый по совместительству является верховным жрецом вуду. Дневной деревенский праздник перетекает в ночную оргию каннибалов, которая, как уверяют потом, приснилась тебе под градусом гаитянского рома.
Слушатель Стейплов ощущал себя невольным соглядатаем чего-то, чем еще рано любоваться белому человеку.
От характерной гитарной примочки, без которой не обходился папаша Роубак, троилось в ушах. Схожим приемом сводил с ума трясоголовую публику неистовый примитивист Бо Диддли.
Адское тремоло, напоминая писк комара-гиганта, расшатывало психику в темпе первобытного блюза, присосавшегося к розетке с электричеством, как вампир к яремной вене.
И под аккомпанемент отцовской гитары скандировала свои команды и пророчества Мэйвис Стейплс, часть которых обязательно сбудется на одном из витков американской трагедии.
Гитарное соло Эдди Хинтона в I’ll Take You There (1. 33) само по себе является шифрованным посланием, чья каждая секунда равна годам, а года мелькают в нем как секунды.
В гостях у легендарных «болотников», как называли себя музыканты легендарной студии Muscle Shoals в Алабаме, рождались такие шедевры как Tupelo. История, зафиксированная в песнях, имеет шанс пережить тленные экспонаты, если это песни Staple Singers. Теперь они исполняли сочинения современных авторов в созвучной времени аранжировке.
Папашу ценили не за технику, а за магическую способность параллельно гитарным струнам задевать струны человеческой души, – как подсказывает мой подростковый опыт, в любой точке земного шара.
Электрический «фендер-ягуар» или «джазмастер» в руках пожилого джентльмена в очках и костюме выглядел гротескно. Словно директор школы заглянул в актовый зал на репетицию и решил показать класс.
👉 Бесполезные Ископаемые Графа Хортицы
Telegram I Дзен I «Бесполезные ископаемые» VК
