Мотя, обладая исключительно флегматичным настроем по отношению к жизни и занимая в ней правильное положение – горизонтальное, чаще всего, - тем не менее, ухитряется регулярно навести шороху, не прилагая никаких усилий.
Например, напугать.
Однажды мне приснился сон. Страшный. Можно сказать, кошмар. В этом кошмаре я шла на огромной высоте по проволоке и несла в руках арбуз. Рядом регулярно проезжал лифт: то вверх, то вниз. То есть квинтэссенция моих страхов: я боюсь высоты, лифтов и землетрясения. Да-да, это те самые психологические травмы из детства. В лифте я застревала, например. Мне было то ли три, то ли четыре года, лифт, где ехали мы с сестрой, застрял между четвертым и пятым этажами. Система лифта в том доме была такова, что двери можно было открыть изнутри. И сестра открыла. И спрыгнула на площадку, после чего прыгнуть пришлось мне. Я прыгнула и – повезло – не убилась. Но вот эта лифтовая шахта, куда я успела посмотреть, до сих пор периодически появляется мне в кошмарах.
Высоты я боюсь просто так. Тоже с детства. Вроде бы предпосылок не было, с тарзанки меня не скидывали, а под ж ты! Везение – моё всё! Вселенная просто не могла пройти мимо и не сделать мне подарка на последний школьный звонок. Мы тогда попёрлись всем классом в горсад покататься на аттракционах. Это, конечно, громко сказано. Тогда из всех аттракционов работали только карусель «Ромашка» (где меня неизменно укачивало на первой же секунде, поэтому я не рискнула позориться) и колесо обозрения. Естественно, всё было ещё советское и держалось на соплях и честном слове узбекских смотрителей. И то и другое было не высшего качества, но колесо, тем не менее, крутилось и по праздником приносило кому-то месячную выручку. Ибо пойти в городе тогда больше было некуда. В пивбары мы тогда ещё не ходили, да и на клубы денег не было.
На колесо ожидаемо оказалась километровая очередь из таких же юных безумцев: школьный последний звонок проходил по всему городу одновременно, и все выпускники стекались сюда, в горсад. Жарища, пылища (месяц май в Узбекистане – это примерно 30+ градусов по Цельсию), белые блузки, мороженое тает, течёт по рукам, лимонад продают в стеклянных (!) стаканах, которые надо быстренько опустошить и вернуть продавцу, чтобы он сполоснул его и налил очередную порцию очередному жаждущему. Сахарная вата моментально покрывалась серой асфальтовой пылью в качестве посыпки. Всё липкое, сладкое, сплошная антисанитария… В общем, красота, молодость и счастье.
Но можно было попить из фонтанчиков: они тогда были растыканы по всему горсаду: вода из них лилась постоянно, металлический носик облизывали все подряд. До сих пор удивляюсь, почему нас не выкосил какой-нибудь ротавирус или дезинтерия? Наверное, потому что мама запрещала мне облизывать металлический носик от фонтанчика! Это называлось «гигиена»!
Да… в общем, отстояв сорок минут в очереди, мы всё-таки влезли на «чёртово колесо». Боялась я панически, из очереди не сбежала только потому, что меня уговаривали всем классом, а ещё мне очень нравился голубоглазый одноклассник. Он, конечно, тоже уговаривал. Как я могла уйти?!
В кабинку мы сели вчетвером: я, подружка (та самая, к которой я теперь регулярно езжу в Москву) и двое парней, одним из которых был тот самый голубоглазый блондин. И кабинки эти были, разумеется, не такие, как сейчас: они были открытые, выход «закрывался» металлической цепочкой, а сама кабинка висела на крючке и давала полную свободу действий. А ещё, знаете, в середине был «руль», и кабинку можно было покрутить вокруг собственной оси. Непередаваемые ощущения!
Едва шагнув внутрь, я сразу заорала:
- Не крутить! Не качать! Меня не трогать! Не дышать! Не кричать! Не шевелиться!
Меня дружно успокоили, что, мол, никто не пошевелится, сиди уже. И я сидела, как проглотившая линейку и не глядя вниз. Смотрела в одну точку и мечтала только о том, чтобы вернуться обратно. Но кабинка неумолимо ползла вверх. Особого колориту поездке придавали металлические тросы… Тросы были старыми, часть волокон в них лопнули и озорно и бодро торчали в стороны. На оставшейся части и висело несколько сотен человек. А ещё аттракцион мог с лёгкостью дать форы кентервильскому привидению: стоны, скрипы и металлический лязг достойно звучали бы под сводами какого-нибудь заброшенного шотландского зАмка. Колесо в полном смысле было «чёртовым».
Таким образом мы всё-таки добрались практически до самого верха. Ещё чуть-чуть – и кабинка начнёт снижаться! Ура! Но тут… Это же был мой день, помните? Колесо как-то по-особенному выдохнуло, дёрнулось и – остановилось. Кабинка печально качнулась и замерла на месте.
- Что это? – прошептала я.
Говорить громко я, разумеется, не могла. У меня отнялось всё, что только могло отняться, правда, это оказалось к лучшему: мне внезапно пришлось сосредоточиться на том, чтобы сохранить лицо… То есть наоборот, не лицо. Запасных штанов у меня с собой ведь не было!
Никто не знал, «что это», но меня бодро заверили, что раз не падаем, то пока всё хорошо. А мы не падали, мы висели! Тоже, знаете, не сильно меня это развеселило. Особенно на высоте примерно тридцать метров. Или сорок. Я не знаю высоты того колеса. Не самое высокое в Узбекистане, но мне бы и двадцати хватило! А тут ветер ещё, оказывается!
О, в Кисловодске точно такое же колесо! Я посмотрела, высота – двадцать восемь метров. Мне как раз хватило для полуобморочного состояния. До сих пор думаю: а почему я тогда не сковырнулась с сознания? Наверное, только потому, что боялась опозориться со штанами. Всё-таки рядом сидел голубоглазый одноклассник! Неплохая мотивация, яличнощитаю!
Просидели мы тогда на самом верху лет двести. Правда, одноклассники уверяли, что пять минут, но кто им поверит?! За пять минут я бы не успела поседеть! А я успела. По-моему, как раз тогда у меня появилась первая седина, точно-точно! А потом колесо снова дёрнулось и поехало вниз. Но ехало какими-то странными рывками, от которых кабинка судорожно качалась, а я подумывала, что штаны всё-таки я могу и не спасти…
Но до низа мы всё-таки добрались. Там выяснилось странное поведение колеса: его опускали вручную! Два крепеньких узбека дергали за трос (видимо, аварийный) и проворачивали колесо при помощи физической силы! Оказывается, от перегрузки двигатель колеса просто перегрелся и встал. Не рассчитывал он на выпускной! И сделал всем ручкой. Или что там у двигателя.
Вот так мы отпраздновали последний звонок. C лимонадом и первой юношеской сединой. Подружка сказала, это мне за то, что в то время, как у всех были прыщи, у меня их почему-то не было. А я при чём? Они у меня тоже были. Но позже. Когда у всех прошли! А седина осталась… увы.
Про землетрясение в восемьдесят пятом я и вовсе не хочу вспоминать. Тогда у нас чуть не упал холодильник, и отец его удерживал на месте, вместо того, чтобы выбежать на улицу, как все нормальные соседи и наблюдать качающиеся дома со стороны. У всех свои приоритеты. У нас был холодильник.
Но я отвлеклась. В общем, в том кошмаре я шла по тонкому тросу над пропастью с арбузом в руках. Вот к чему там арбуз – я точно не знаю. Нормальная ягода, арбузов я никогда не боялся, наоборот, даже любила. Может, как раз и держалась за него в поисках утешения? Рядом туда-сюда ездил лифт. Кого перевозил – непонятно. Вроде тихо ездил, но я всё равно шла и боялась. Но не оставляло чувство, что чего-то не хватает. Ну конечно! Землетрясения – для полного антуража.
Сказано – сделано. На тебе землетрясение! Проволока подо мной несколько раз чувствительно тряханулась. На третий раз я уронила арбуз и вдруг оказалось, что я за него, вообще-то, держалась! Нет арбуза – нет равновесия! И я полетела вниз.
«Вот сейчас и узнаю, кто на лифте снизу вверх ездит!» - успела подумать я и проснулась.
Вокруг было темно, арбуза не было, лифта тоже. А вот кровать продолжала ритмично подрагивать.
- Что это?! – вслух испугалась я. – Трясёт что-то!
- Ык! – раздалось в ответ.
Через некоторое время снова:
- Ык!
Одновременно со звуком дёргалась кровать: они явно были взаимосвязаны. Тут до меня дошло: муж икает!
- Тебе воды принести, может? – потрясла я мужа за плечо.
- Что? – удивился проснувшийся муж. – Зачем?
Тут снова раздался «ык», и я поняла, что звук исходит не из мужа. И вообще идёт со стороны ног. Я протянула руку и пощупала источник звука и потрясений. Он был мохнат, усат и недоволен тем, что его щупают.
- Мотя! – возмутилась я. – Иди попей!
- Ык?! – удивился Мотя.
Но с места не сдвинулся. Пить ему не хотелось.
- Мотя! – я пихнула тушку ногой. – Иди икай в другом месте!
Мотя небрежно похлопал меня лапой по коленке: успокойся, женщина, не бурухтань. В другом месте он уже икал, ему не понравилось: мой наследничек во сне не церемонится и ноги у него длиннее.
Но у меня, знаете ли, тоже нервы не железные. Когда на ноге лежит пятикилограммовая тушка, то нога ожидаемо затекает. Но это ещё можно пережить. А вот если тушка ещё и подскакивает, но это решительно безобразие!
Пришлось сползти с кровати и тащить Мотю в ванную. Мотя лениво махал задней ногой: делал вид, что сопротивляется. В ванной я его умыла холодной водой. От возмущения Мотя перестал икать, но задней ногой замахал бодрее – проснулся.
Я вползла обратно в постель и попыталась заснуть до будильника, но Мотя так просто сдавать позиции не желал: он занял привычную позицию на моей лодыжке и мстительно зачавкал, намывая мокрые усы.
Я в который раз позавидовала своим мужчинам, которые ухитряются спать при любом уровне окружающего шума. Клянусь, мой муж мог спать даже под звуки перфоратора! Не то что под Мотино чавканье…
Ну вот, хотела про Мотю, а получилось про мои детские психологические травмы! Безобразие, а? полностью согласна!