Светлана Просвирина: «Помощь другим помогает принять статус напрямую. У меня много девочек знакомых, они сами очень трудно принимали статус. Слушали информацию, кивали, но были в своей раковине и не могли из нее вылезти. Но стоило появиться новой девочке в группе и всё - они тут же ее подхватывали, начинали давать советы, рассказывать про себя. И мы прослеживали: через эту помощь новеньким девочки сами очень росли, набирались уверенности. Самостигма уходила, а они просто расцветали».
Алла: «Мне реально стало легче, когда я начала помогать другим, рассказывать о себе и стала для других примером. Это для меня и стало выходом из шкафа. Первое время после того, как я перестала употреблять наркотики, было много комплексов, страхов. Я не верила, что смогу жить трезвой жизнью и не потреблять вообще ничего. И мне было легче, когда я помогала людям и убегала в их проблемы. Когда я видела, что им хуже, чем мне, то понимала, что у меня не все потеряно, что мне еще лучше, чем другим. Это помогало работать самой с собой, не так зацикливаться. Помимо этого я начала получать от самой помощи большое удовлетворение. Я видела, что из-за того, что я приложила небольшие усилия – просто поговорила или куда-то сопроводила человека - в чем-то изменилась его жизнь. И я начала в этом получать кайф, как когда-то от наркотиков. А помимо этого я еще и развивалась личностно. Я понимала - для того, чтобы лучше помогать людям, мне не хватает информации. И я начала ее черпать. И когда я видела, что люди верят в то, что я говорю, что мне доверяют, у меня начинала расти самооценка».
Инесса Романова: «Мне надо было что-то начинать в моей новой, трезвой жизни. Но у меня ничего не получалось, потому что неуверенность в себе рождала неуверенность во всем. Я боялась браться за новое дело, боялась высказывать свое мнение, оценки окружающих. И самое ужасное, что я призналась себе: я боюсь не смерти, по большому счету, а жизни с этим диагнозом. Проанализировав, я поняла – я боюсь, потому что ничего не знаю. И поэтому я начала копать.
В Хабаровске на тот момент не было ничего, никаких групп взаимопомощи. Это было в 2000 году. Но высшая сила мне помогла, и мне предложили поработать в проекте снижения вреда. Там я получила очень много информации, начала посещать тренинги, и так продолжалось два или три года. Я начала понимать, что ничего страшного в этом нет. И, кроме того, я подумала - я же не одна такая в Хабаровске. И мне надо еще кому-то донести ту информацию, которой я теперь владею. Я пошла в СПИД-центр и сказала: «Давайте откроем группу взаимопомощи». Я не знала, как там что делается, но мне очень сильно хотелось кому-то помочь. И мне предоставили помещение, пришли ребята… пять человек. На следующую группу не пришел никто. У меня руки упали, и я подумала, что делаю все не то. Но я продолжала что-то делать, ходила, стучалась. И в результате открыла нормальную группу, а потом поехала поднимать работу во Владивостоке. И мне это очень помогло: информация и общение с людьми, живущими с ВИЧ. Я поняла, что уже не боюсь высказывать свое мнение, что моя самооценка начинает подниматься, потому что я уже могу что-то говорить и делать. И, кроме того, для меня стало важным, кто меня окружает. Что люди должны меня оценивать не по наличию или отсутствию вируса в крови. А по тому, кто Я вообще. И я начала открываться людям. До этого знала только мама».
Ольга: «Однозначно становится легче, когда начинаешь помогать другим. Я была закрыта все эти годы, пока не начала общаться с такими же, как я. А когда меня пригласили в организацию, которая занимается помощью инфицированным детям, я поняла, что могу быть полезна именно потому, что у меня есть статус. Потому что я на равных могу общаться с другими мамами, делиться с ними информацией и опытом. Поначалу я продолжала ненавидеть и вирус, и себя. Но потом поняла, что мне во многом надо быть ему благодарной, потому что он открыл передо мной перспективы, я познакомилась со своим мужем, нашла людей, которые меня поддерживают...»
Александра Волгина: «Это был где-то 2000-й год, у меня упали клетки CD 4, и я попала в больницу. А там на тот момент люди умирали в совершеннейшем одиночестве, и им особо никто не помогал. Я увидела, на что это похоже, и начала какие-то носить пряники, мыть людей приходила, что-то делать, ну – просто не могла сидеть на месте. А я ж тогда собиралась умирать. И вот это очень хорошо помогло справиться с мыслью о смерти. Потом, кстати, все переросло в проекты, в свою организацию. А изначально я, да, приносила им пряники… И я этим инструментом пользуюсь до сих пор. Если мне очень плохо – со здоровьем непонятно, вообще все сложно – то чем больше я начинаю кого-то консультировать, тем легче мне становится...»
