Рене вычерчивала грамму «ворот». Круг, второй круг чуть больше первого. Между ними разделённый на треугольники-ключи «пояс». В каждом ключе нужно выписать знак или оставить предмет, суть которого вольётся в заклятие и изменит его.
В подвале светит только огонёк мага. По земляному полу босые ноги ступают мягко. Ещё мягче по земляному полу вычерчивать знаки.
Маг чертит острием Булавки, глубоко прорезая утоптанный пол подвала.
Посреди Круга выводит завёрнутую к центру плотно уложенную спираль. Делать это нужно одним движением и с равным шагом. Это и есть вход.
Или даже Вход.
Маг вышагивает из него, оглядывает начертанное. Добавляет пару направляющих стрел-цепочек, тянущихся к древу-Дану. Цепочки заполнены текстом заклятия-передатчика. Оно тянет и вытягивает, и создаёт русло энергии, когда её много и её нельзя «пролить».
Снова оглядывает результат, потом идёт к стоящей в темноте плетёной корзинке. Волоком подтаскивает её к грамме и выкладывает в ключи сути. Кошачья пуповина, коготь левого крыла летучей лисицы, августовская пыльца гелиотропа и ещё куча всего того, что должно придать тоннелю-проколу необходимую устойчивость, надёжность, быстроту прохождения, свет и наполненность светлой, позитивной прекровью-энергией.
Доппля в узком лестничном тоннеле слышно загодя. Как он пыхтит и как скребут его когти об ступени, когда он сбегает по ним. В подвал он почти выпадает. Не оглядываясь, маг приказывает ему, выставив назад ладонь в останавливающем жесте:
- Стой, где стоишь, доппль!
Потом оглядывается:
- Ты где был, Морфа?
Доппль дышит глубоко, его язык розовым лепестком висит почти до плеча.
- Хиды... Атакуют... предместья.
Маг бледнеет, приоткрывает рот, будто хочет что-то сказать. Кладёт обратно в корзинку бутылочку с сухими мелкими цветами. Подбирает юбки и делает несколько шагов к выходу, к ступеням наверх, к детям, к Шас, к Лиго. Оборачивается к тёмному древу и начерченной грамме. Видит оставленный на земле травник, поднимает его, прижимает к груди и останавливается, наткнувшись взглядом на сидящего по-собачьи Морфу.
- Дети погибнут.
Морфа молчит, усаживается, как непомерная собака, смотрит на неё.
- Лиго убьёт их. - Перед глазами стоят её ученики. Чернявый с хитрыми глазами Оска, высокий и худой, стриженный под горшок Вас, светлая, красивая, как кукла, Шас. Занятий было мало.
- Занятий было мало, так мало. Мы почти ничего не успели.
Маг возвращается к начертанному:
- Когда они будут в городе?
- К ночи, миледи.
Рене прижимает травник к груди, опускает лицо, смотрит куда-то и вниз.
- Мне не успеть и туда, и сюда.
Морфа хмыкает:
- Вы же уже решили, миледи.
- Да, Морфа. Да, я решила. Неси ребёнка.
* * *
Вместе с допплёнком пришла Урса. На её больших коленях и в мягких ладонях маленький безымянный допплёнок казался ещё меньше и ещё безымяннее.
Рене оставила травник раскрытым неподалёку от граммы, стала раздеваться. Пуговицы, крючки юбки, пояс, ножны. Последней спала, чуть шурша плотной тканью, юбка.
Рене осталась в белой сорочке.
Белая фигура, белые волосы чуть вьются и волной закрывают её почти до колен. Рене опирается на золотистый посох и держит в левой руке булавку.
Смотрит на Дана.
Проклятое дерево оживает. Тёмные тени протягиваются через весь пол, достают до соседних стен, и тянутся, тянутся, и рыщут. Вот уже плещут руки-ветки, выплёскиваются, жадные, из плоскости теней, окружают шевелящейся кроной тонкий, почти виноградный, стволик.
Урса всхлипывает:
- Каждую Самх ему всё хуже... Каждую Самх — так.
Рене оглядывается на неё, на доппля.
- Морфа, ты знаешь, что делать.
Тот кивает собачьей мордой.
- Урса, никто не должен помешать...
- Я заперла всё. Не волнуйтесь, Рене. - Пока она говорит, одной рукой поддерживая под голову ребёнка, другой гладит вышивку оберег.
Маг кивает.
- Меня нельзя трогать. Ни под каким предлогом. Понимаете?
Шагает внутрь граммы, усаживается, свернув ноги. Посох ей пришлось оставить за кругами. Начинает тихо, потом всё быстрее, всё напевнее читать заклинание-литанию.
Чем напевнее, тем быстрее раскачивается в такт словам. Прекрови хватает. Ванильные булочки и снежное утро дали достаточно. Рене с острым сожалением вспомнила испорченный когда-то гребень.
И вывалилась в полуявь резко, едва удержавшись от вскрика.
Легко отделилась от себя. Взмыла над собственной головой, связанная с телом плотной, жемчужного цвета, нитью. «Нить» толщиной в палец. Но это пока. Дальше она будет становится всё тоньше, всё бледнее. В полуяви мутно, темно. Тёмной громадой нависает проклятый. Он действительно стал темнее и сильнее. Его проклятье тянется теперь за пределы комнаты, протягивается в камень перекрытий, в своды потолка и кладку стен, заполняет подвал больше, чем на половину. Малое светлое пространство остаётся всем остальным. Неудивительно, что за ночь отдохнуть почти не получилось. Когда такое-то почти через стенку.
Доппль сидит позади, вывалил язык на собачью сторону, человечья смотрит с болью, промеж половинок всё будто гнилое, кусками рваными меж будто приставленных друг к дружке половин разномирных тел.
Маг осторожно склоняется над ребёнком. Здесь его тело абсолютно человеческое, нет даже намёка на суть доппля или на то, что его отцом стал перевёртыш.
Маг пытается найти его запах, хоть чуть-чуть ощутить его прекрови.
- Доппль, ныряем глубже.
Собачья голова кивает, и они уходят глубже в изнанку.
Здесь всё видно хуже, чем в полуяви. И вообще — хуже. Темнота сгущается. Здесь она кажется не темнотой, а пожарным дымом, сквозь который не проникает ни свет, ни взгляд.
Для того, чтобы что-то увидеть, нужно развернуться к этому и подойти как можно ближе.
Светится светлым серебром и голубым только кольцо врат вокруг Рене. Но и этот свет не пробивает здешнюю тьму надолго, быстро теряется и слабеет в сражении с ней.
Тьма слишком густая. Обычно здесь светлее. Наверное, это проклятый и его изменённая суть заражают и сгущают местную тьму.
А ещё тут холодно.
Не просто холод, вытягивающий тепло из тел, а холод, вытягивающий даже тепло прекрови.
От Рене идёт пар, словно она выбежала мокрой на мороз. Допплёнка тут уже нет, маг повисает перед чудовищной тут Урсой. Урса не может сюда опускаться, она не видит мага, она не реагирует на происходящее здесь и больше всего напоминает изваяние. Или чучело. У Урсы на коленях еле видимый, чуть светящийся образ младенца.
Как оболочка мыльного пузыря, перед тем, как лопнуть. Бледная, слабая, тонкая, почти потерявшая радужность.
Это хорошо. Это значит, лечение пошло ему на пользу. В прошлый раз не было видно и этого.
Но нити, связывающей тело и потерявшийся дух, не видно.
Маг тщательно осматривает младенца.
Нитей нет.
Маг выдыхает, выпустив целое облако пара, снова осматривает.
- Маг, поторопись!
Рене оглядывается на доппля. Если не найти нить, заклятие поиска через столько миров-оболочек сожрёт весь её ресурс почти мгновенно. Может сожрать мгновенно, а может и не сожрать, может продержаться несколько минут, пока она не погибнет. Но погибнуть нельзя.
Доппль. Когда доппль теряет человечность, он мыслит образами.
- Дай мне его запах, доппль!
Морфа не понимает, чего она от него хочет.
Морфа смотрит и явно не понимал, чего именно она от него хочет.
- Запах, Морфа! Запах!
Может быть, он не умеет чувствовать? Он же не маг...
Морфа посылает образ непонимания, пустота и неясность и собственная глупость. Потом образ сына. Сын для Морфы пахнет пряниками, корицей и шоколадом, а ещё теплом и женским.
Рене выхватывает этот образ, вплетает в заклятие соответствия — сплетённые самые младшие, юно-руны единства, зеркала, родства, крови и надежды. Заклятием обмазывает клинок Булавки.
- Доппль, ты — за мной, как договаривались.
Доппль снова кивает, и маг втыкает Булавку в центр закрученной внутри круга Врат спирали.
Врата наливаются светом, тёмный зелёный, будто еловая ветка среди ельника, натекает в линии круга.
Этот свет растворяет реальность изнанки, и маг проваливается сквозь неё с беззвучным криком.