Моё детство прошло в доцифровую эпоху, когда на каникулы ещё ездили к бабушкам в деревню. Лично я ездила в такую живописную глушь, где даже чёрно-белого телевизора не имелось, только радио. Вечерами мы с двумя подружками, такими же приезжими, собирались на сеновале у одной из нас и рассказывали по очереди «страшные истории» - на тёмных сеновалах у леса даже детские страшилки по-настоящему страшные. Однажды резко похолодало, пошёл дождь, и мы решили провести свой вечер страшилок за печкой в доме подружки Оли.
Баба Нина, Олина бабушка, хлопотала по хозяйству тут же в кухне и молча слушала нас, то улыбаясь, то задумчиво качая головой. Закончив дела, она подсела к нам и сказала:
— Ой, девчонки. Вот я вам сейчас настоящую историю расскажу, которая со мной случилась в сорок втором. Второе лето войны шло, мы тут без мужиков одни в деревне поворачивались, падали без сил, а я ещё и по мужу очень скучала. Я за Олиного деда по большой любви замуж шла, а пожить успели только два года, хорошо хоть Валерик успел родиться. И вот перед этим случаем как раз писем долго не было – я вся извелась, только ребёнок и отвлекал от тяжёлых мыслей. Жила вот здесь же, на краю деревни у самого леса, с Валериком одна.
В тот день ближе к вечеру затопила я баню. Искупала своего мальчика, уложила спать и сама пошла помыться, пока не стемнело. Захожу в баню, а там мой муж, Илья. У нас же сначала парная, а за перегородкой помывочная. Вот он и стоит за этой перегородкой, я вижу его по пояс. Смотрит на меня пристально и молчит. Я кричу: «Илья!» - а он молчит и только рукой меня к себе приманивает. И тут мне страшно сделалось, всю меня жуть охватила, хотя я бойкая девчонка была. А он так молча меня и подзывает рукой, а я шагу не могу ступить, даже убежать не могу. Тогда он сам вышел ко мне из-за перегородки. И я увидела, что ноги у него петушиные, а он ко мне тихонько идёт на этих больших петушиных лапах. И я вспомнила отчего-то именно девяностый псалом и только стала вслух читать: «Живый в помощи Вышняго…», как и голову и ноги обрела, перекрестилась и бросилась вон из этой бани.
А я ведь комсомолка была и думала, что все молитвы забыла, которым мама меня учила маленькую, а оказалось, что нет. Ночь без сна просидела: пришло мне в голову, что это может быть знак, что Илью моего убили. И к бане этой неделю подходить боялась, даже в окошко заглянуть. Но через неделю пришло наконец-то от Ильи письмо, я потихоньку и успокоилась. Илье уже только после войны про этот случай рассказала. А он мне ответил: «Ниночка, вот я бы до войны посмеялся, а на войне понял, что мы о многом не знаем, что есть в жизни».
