В окошко Зинаида увидела: во двор входит Володька, непутевый муж ее сестры Татьяны. Да, мужику пятый десяток идет, а его все еще Володькой величают. Вроде бы и мастеровой человек, за что ни возьмись – все сделает. А как попадет в рот хмельное, разъело губу – считай пропало. Каждый день похмелье, и дурь из него лезет: болтает без остановки и только смотрит, с кем поскандалить, кого обидным словом задеть.
Едва он шагнул через порог, Зинаида сразу поняла: хлебнул уже зятек.
– Не рада? – спросил.
– Проходи, гостем будешь, – сухо ответила хозяйка.
– А бутылку принесешь – хозяином станешь! – развязно проговорил Володька, выставляя на стол початую поллитровку.
– Что за праздник опять?
– Расчет получил! – гость хвастливо махнул пачкой сторублевок. – Баню отгрохал Витьке Селезневу – под старину, по его подсказкам. Не баня – княжеский терем!
За одной партой с Витькой-то сидели, подумала Зинаида, плелся дружок в учебе на колы да двойки. Но выучился в институте, теперь врач, все начальники у него лечатся. А ты, отличник, у него в работниках ходишь... Вслух не сказала: расхвалишь зятька, потом наслушаешься обидных слов.
Подогрела суп, налила гостю в тарелку, достала из подпола соленой капусты пластинками, как он любит. Себе налила чаю, – недавно отобедала.
– А че себе стопку не принесла? Давай со мной за радость – неплохо ведь получил...
За неделю и вытаскаешь у Татьяны, опять только подумала. «Дай на маленькую...» – начнешь с этого, а потом и большие бутылки пойдут. А той неохота скандалить – отдаст. Вслух сказала:
– Не праздник. Да и тебе еще до дому три километра шагать. Тем более – через реку. Дома бы и допил...
– Да уж! Начнется дома бубнеж: не пей, не пей, – все настроение выпить улетучится.
«У тебя улетучится», – снова только мысленно парировала.
Ложкой двигал вяло, говорил без умолку. А две стопки опрокинул, зажевал соленым, и совсем мужика развезло.
– Пойду, пожалуй, – шагнул к вешалке, а самого качнуло.
– А чаю не выпьешь? – останавливала его Зинаида в надежде, что посидит – хоть чуть-чуть отрезвеет.
– Разбавлять-то? – криво усмехнулся, нахлобучивая шапку.
Шагнул было к двери, но вернулся к столу, взял недопитую бутылку, засунул в карман ветхой своей куртешки.
Зинаида смотрела вслед, и какая-то неясная тревога, предчувствие беды что ли, закрадывалась в душу. Пойдет по селу, в какой-нибудь скандал ввяжется, а в кармане деньги немалые... Сколько уж было случаев, когда по пьяни терял заработанное. Однажды еще и избили так, что еле до дома доплелся, неделю кровью плевался...
Надела старенькое пальтишко, пошла следом: хоть до реки зятька проводить. По льду перейдет, а там уж и дома их Константиновки виднеются.
Сама Зинаида нечасто теперь бывает в родной деревне. Не хочет бередить старые раны. Был у них с мужем здесь когда-то собственный дом. Когда сыграли они свадьбу, всей родней его ставили. Купили в соседней деревне, перекатали. Не домик получился, красная светлица: в каждое окно по очереди солнце весь день заглядывало. Стоял дом на самом берегу, чуть не под окнами плавно несла свои воды река. Тихая и спокойная до времени, иными веснами начинала она буйствовать, выходила из берегов. Под самую калитку иной раз вода доходила. Так и в тот год, когда схоронили они своих ребятишек, взбунтовалась речка, внезапно пошла большой водой и унесла их дом со всем скарбом. Не зря ведь говорят – беда одна не приходит. А Зинаида с мужем на ферме, которую тоже водой затопило, колхозных коров спасали, все стадо успели на баржу загнать. А самим возвращаться некуда.
Но в родительский день Зинаида обязательно в деревню наведается. Переправится через реку на пароме и идет вначале к сестре. Та уж ждет. С цветами, пирогами и конфетами сестры идут на кладбище, где в этот день не только свои, деревенские, но и городских всегда много: приезжают почтить память дедов-бабушек, отцов-матерей.
А у Зинаиды кроме родителей еще и муж Николай здесь покоится и детки ее малые, которые умерли в один день. Заболели с вечера, всю ночь температурили, рвало их. Утром вызвали «скорую» из райцентра. В больнице потом сказали: поздно привезли. Навсегда стоят перед ее глазами те непонятные строчки «кишечная инфекция неясной этиологии». Так в свидетельстве о смерти их деточек было написано.
А когда и дом уплыл, не захотела Зинаида в деревне оставаться. Хоть и уговаривали их в колхозе не уезжать – оба они работники были добросовестные. В правлении колхоза говорили: дом построим. Не уговорили. Подались они с мужем в райцентр. На небольшие деньги, что получили от государства, купили этот домик, на работу устроились. Была бы шея – хомут найдется. Им ведь должностей не надо, а рабочие руки везде нужны. В одну контору и устроились: Зинаида уборщицей, муж – сторожем.
Муж все тосковал, от этого, наверное, занемог и вскоре отправился вслед за своими сыночками. Осталась она – тогда еще не старая – жить в одиночестве. Деревенским родственникам радовалась, когда захаживали. Соседей не чуралась, но и в близкие люди не стремилась попасть.
Как-то осенью вечером в дверь сосед постучал. Видит Зинаида: мужик навеселе, мнется, речи с какими-то намеками говорит, в гости набивается. Все поняла, объясняться с ним не стала – молча столкнула с крыльца. А рука у нее тяжелая. На другой день соседка жаловалась, что муж ее поскользнулся, возвращаясь с работы, ногу сломал.
К Зинаиде больше никто не «сватался».
...Углубившись в свои мысли, Зинаида потеряла из виду зятя, – он уже к реке спустился. Услышав крик, ускорила шаги.
– Нечистый дух! – невольно воскликнула, увидев с берега, что бултыхается Татьянин муж в проруби.
Хоть недалеко от берега, да сразу обрыв, ногам упереться не во что, и течение сильное. Подбежала с криком:
– Какой лешак тебя сюда занес?
И сразу поняла: одной ей бедолагу не вытащить...
– Дай руку! – севшим от отчаяния голосом просипел зять.
– Руку! Еще в детстве мама меня учила: никогда не подавай руку человеку, если он тонет, – его не спасешь, и тебя он в воду утянет...
Зинаида говорила, а сама, опустившись на коленки, приспособила под них свои варежки и ухватила цеплявшегося за края проруби Володьку за воротник. Всегда сдержанная, на этот раз она выплеснула всю свою досаду, злость на безалаберного родственника, не выбирая выражений.
– Руку ему подай! Подаешь ты руку своей семье? Посмотри, до чего жену довел: кости да кожа. Слез уже нет, все выплакала от стыда за тебя. А что от тебя ребятишки видят? В городе своих студенток мать одна тянет, не знает уж, у кого деньги в долг просить... У них ведь кусок из горла выдираешь, чтобы нутро свое водкой ублажить. Хоть раз ты мальчишке своему гостинца принес? Вот сейчас затянет тебя под лед – смотри, какая вода черная кипит! – а детей твоих всю жизнь еще попрекать будут отцом-пропойцей. Скажут: и помер-то по пьянке... Не знаю, сколько сумею тебя удерживать, – силы мои теперь небольшие...
По лицу Володьки текли слезы, губы от холода свело, кое-как выговорил:
– По-о-стара-а-йся уж, подержи, кто-нибудь подойдет...
И правда – на горке показалась женщина с ведрами на коромысле. Увидев драматическую картину, бросила ведра и убежала назад. А через несколько минут с пригорка в галоп скакала лошадь, запряженная в сани. Слава те господи, знакомый мужик из их Константиновки – Петр Плотников – домой возвращается. Выскочил на ходу, бросил на край проруби мешок, коротко отдавая команды женщинам, с какого края кому взяться. Втроем кое-как выволокли несчастного на лед. Петр разворошил сено, уложил утопленника в сани. Мужик есть мужик: без слов распорядился – стянул с него валенки, укрыл попоной и погнал лошадь.
Только тут Зинаиду начал трясти озноб, в коленях застреляло. Кое-как поднялась в гору и едва добрела домой.
Дома надела шерстяные носки на босу ногу, укрылась одеялом. Только начала согреваться, а тут стук в дверь. Сразу вспомнила: подруга ее должна прийти – Мавлида. Договорились чак-чак вместе варить – вдвоем оно сподручнее. Одна тесто раскатывает, другая варит. В этом своя сноровка нужна. Мавлида в этом деде за главного: сколько чего положить, не пересушить полоски из теста. Раскатав сочни, она обязательно прикроет их влажным полотенцем. Наготовят на неделю, в магазине такой вкуснятины не купишь.
Мавлида старше Зинаиды годами, а давно сдружились. Шли как-то вместе с базара, разговорились. Много у них в судьбах похожего. Вот уж точно – рыбак рыбака видит издалека. Муж у Мавлиды еще в молодости скрылся в неизвестном направлении, она его не искала, дочь одна вырастила. Дочь с семьей на Севере обитает. Приезжает летом с мужем и близнецами Юниром и Муниром к маме на неделю-другую, а потом на юга – греться на солнышке, в море купаться.
Пока стряпали, все обсуждали сегодняшние Зинаидины подвиги.
– Да-а, – говорила Мавлида, – плохо это – белую пить. В праздник можно немножко розовое пробовать, потом хорошо кушать, отдыхать. И не заболеешь, и нигде не упадешь. Неправильно Володя сделал, что пьяный пошел. Отдыхать надо было у тебя дома.
Всегда Зинаида удивляется простой жизненной мудрости своей подруги. Каждая фраза ее, как книжный афоризм. Часа два с небольшим вместе побыли, а от простых житейских разговоров с подругой на душе у Зинаиды полегчало, ушла и боль из-под левой лопатки. Попили вместе чаю, проводила она подругу за калитку.
Утром чуть свет заявилась Татьяна. Лицо заплаканное, осунувшееся.
– Жив?
– Живой... Всю ночь отваживала. Ладно, баня была готовая. Петро сразу туда его затащил, а я уж стала ноги растирать нутряным свиным салом... – Внезапно ожесточившись, Татьяна закричала: – Не держать тебе его надо было, а толкнуть под лед, чтоб долго не мучился и нас не терзал!
– Бог с тобой, что ты говоришь, сестрица! Отец ведь он твоей тройке...
– Вот так всегда: то пьет, то болеет, – плакала Татьяна. – Вчера с вечера температура поднялась, кашель бьет... У фельдшера в медпункте и уколов нужных нету... Вот в аптеку иду...
Ушла. А Зинаиде снова вспомнились вчерашние драматические события. Перед глазами стояло отчаянное лицо зятя, залитое слезами. Сколько бед от этой проклятой водки!
А какими были счастливыми Татьяна и Володя на своей свадьбе! Как славно зажили поначалу. Он шоферил в колхозе, она по своей специальности работала – библиотекарем. Дом построили, обставились по-городскому. Детей не боялись заводить: две их девчонки уж взрослые совсем, студентки, а Колька-последыш в пятый класс ходит.
Но как только колхозная жизнь повернулась на единоличную, с этого и началось. Хороший плотник и столяр, стал Владимир по наймам ходить. А там что ни работа – выпивка. Даже не заметил, что от бутылки начал зависеть. После скандалов на этой почве сколько раз обещал жене: все, больше ни капли в рот! Неделю держится, а потом снова причина выпить находится. Не зря говорят: свинья грязи найдет...
Всю зиму не видела Зинаида мужа своей сестры. По ее рассказам знала: еле перемогается, день ходит, три лежит. А когда весной появился у нее во дворе, она едва узнала родственника: высох, постарел.
– Да, – усмехнулся, увидев ее реакцию, – болезнь не красит... Вспоминаю я твою купель часто... и снова мороз по коже...
– Вот те раз! – растерялась Зинаида. – Я, что ли, тебя в прорубь окунула?
– Да нет, не в этом дело... Слова твои вспоминаю... Все правильно ты тогда говорила – водка до добра не доведет. Помнишь, как-то с перепою в больнице я лежал? Еще тогда мне Витька сказал: «Еще раз так напьешься, Вовка, сдохнешь: сердце у тебя ни к черту». Я тогда полгода в рот спиртного не брал. А потом попробовал сухого вина, и опять пошла канитель... Но теперь решил навсегда завязать. Раз не умею по-нормальному пить, значит, должен вообще от выпивки отказаться.
А в голосе прямо безысходность какая-то.
– Правильно! – горячо поддержала зятя Зинаида. – На пять минут от этого зелья радости, а потом – сколько конфуза, да и болезней.
А в душе у самой снова затеплилась надежда: может, и вправду на этот раз возьмет себя в руки Владимир и все наладится в семье у сестры?
Но тут некстати вспомнилась деревенская ее подруга Ираида, которая всегда высмеивала ее за излишнюю доверчивость: «Доверчивая ты, Зинка, так тебя легко обмануть».
Но ведь хочется верить-то…
Автор: Светлана ЕРИКЕЕВА
Издание "Истоки" приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!