Творческие личности и гении очень редко вписываются в рамки существующей морали. А иногда настолько не вписываются, что работающим в такие времен правоохранителям приходилось только развести руками и плюнув, отступиться от таких «…у которых всё не как у людей!».
Однако как бы мы, например, в наше время не относились к «поэту революции» Владимиру Маяковскому, даже его недруги не отказывают ему в гениальности метода стихосложения и в яркости поэтических образов. Его ступенчатый стих очень органично вписался в угловатую и жёсткую эпоху, а множество отдельных строф разошлось на цитаты.
И при всей свое громогласности и показной мужественности это был очень ранимый человек с тонкой душой и противоречивой натурой. Насколько цельным он был в общественной жизни страны, настолько же разрывался в жизни личной.
Не этот ли диссонанс в образе отвратил от него цельную и во многом бескомпромиссную комсомольскую аудиторию, для которой он, по большому счёту, только и писал?
Ведь какой-нибудь условный Вася вполне мог в рамках своей комсомольской ячейки высказываться на тему «да что это за мужик, который обмылки собирает!?» Отсюда и всё нарастающее освистывание публичных выступлений поэта.
А тут ещё и нарастающий вал репрессий, притом падающий на головы тех людей, которых Маяковский мог знать как преданных делу революции… не понимая при этом, что так она, как и любая революция, начинает пожирать своих же детей.
Так или иначе его «муза» Лиля Брик в конце его жизни сыграла в его судьбе роль зловещую. И его брак втроём с нею, при законном муже, которого она (да, да!) любила, в конце концов, при всей для него привлекательности именно эпатажем, его и вымотал.
А ведь началось всё очень давно, ещё в 1915 году, когда он впервые попал в салон этой семьи – и сразу безнадёжно «втюрился» в эту молодую женщину с пронизывающим, как выстрел, взглядом. Она и «стреляла» глазами направо и налево, отлично сознавая своим женским естеством убойность этой стрельбы – за ней волочилось немало поклонников, подавляющее большинство которых было «одноразовыми». А счёта разбитых сердец она не вела. Вот ещё! Какие, право, мелочи…
С Владимиром же всё было иначе. Она в него буквально вцепилась и отпускать не хотела. Он ведь совсем скоро буквально поселился у них на правах «друга дома», и когда супруги уединялись в спальне, буквально выл и царапал дверь кухни, в которой его запирали, как обиженного на хозяев пса.
А Осип Брик, муж, знал ли о похождениях жены? Да господи, она ему о них рассказывала! Чем, видимо, ещё больше «заводила» его, разжигая с новой силой любовные страсти! Феномен этот достаточно подробно описан у психологов и психиатров, а в современных нетрадиционных (смысле семейных отношений, а не сексуальной ориентации) отношениях квалифицируется как куколд.
Разве что при муже, открыто, она любовью с очередным партнёром не занималась… А если и в те времена было принято проводить «тематические вечеринки, то наверняка являлась бы в них в образе Госпожи, своего гениального поэта-поклонника.
У тех, кто не сталкивался с ней в жизни, реакция на фото была, как правило, одна: «Он что, с ума сошёл? Вот из-за ЭТОЙ…». Далее обычно следовала череда непечатных или, в лучшем случае, нелицеприятных слов о внешности. Но в том то и дело, что она относилась к тем женщинам, с которыми общение должно быть вживую.
Вот с этой её полуулыбкой, с внезапными взглядами в упор, с жестами – то резкими, то плавными, с непередаваемой интонацией, от которой только в звуках голоса сразу обещается и рай, и ад… Это женский талант обольщения, доступный немногим, очень уж редко природа даёт женщине всего этого вот так сразу.
И тогда красавица-фотомодель выглядит рядом с такой женщиной просто неживой куклой. Вот и Маяковского такие куклы не привлекали. Как, впрочем, и многих других. А она манипулировала им как хотела, иногда даже специально изводила своими рассказами о любовных похождениях.
Искренне (впрочем, не без основания) считала, что такие эмоциональные встряски вызывают у него приступы вдохновения.
Они ездили втроём и за границу. В Германию, например, на воды. А когда он собрался в Париж, упросила его купить ей автомобиль. И он купил и привёз «Рено», у которого уже тогда на радиаторе красовался знаменитый фирменный ромб. Машина проездила у четы Брик едва ли не до ВЕЛИКОЙ Отечественной, надолго пережив своего дарителя.
Но самый безобразный, как по мнению поклонников поэта, так и с точки зрения милиции эпизод во взаимоотношениях треугольника Осип-Лиля-Владимир произошёл в Ленинграде. Чем уж так особенно взбесил Маяковского очередной любовник Лили, Яков Израилевич (это фамилия, если что) – неизвестно.
Может, своей самоуверенностью, переходящей в наглость. Или родственную душу в нём узрел (тот тоже любил эпатировать публику). Или почуял в Якове нешуточного конкурента (ведь об этом своём любовном увлечении Лиля Владимиру ни разу не обмолвилась. Или о полном страсти письме Якова он узнал – неизвестно.
Но так или иначе рассвирепел, даже обычно спокойно относящийся к любовным похождениям жены, Осип. Они вдвоём ринулись на поиски бретёра («Бить морду!» - как сумрачно выразился сам поэт). Долго не находили. И лишь чисто случайно Маяковский столкнулся с Израилевичем на улице – чтобы развязать драку без правил.
Оба, естественно, попали в милицию. На обоих завели дело о хулиганстве в публичном месте. И тут Маяковский, который предпочитал в таких случаях выкручиваться из неприятностей сам, в панике обратился за помощью к Горькому.
Тот помог, «отмазал», но после этого стал относиться к автору «Стиха о советском паспорте» крайне негативно. И досадливо морщился, когда кто-то при нём упоминал о его помощи в разборках «двух любовников одной бабы против ещё одного, третьего».
Роковой выстрел прозвучал на квартире по адресу Лубянский проезд 3/6 14 апреля 1930 года. До этой даты в творчестве Маяковского стали нарастать депрессивные нотки, и было от чего: из журнала «Печать и революция», решением сверху, убрали приветственный адрес, при выступлении в Политехническом, комсомол его освистал, за границу, вслед за Бриками, его не выпустили, отобрав загранпаспорт.
Возможно, поэт почуял угрозу собственному существованию – при его-то натуре правдоруба? И не захотел уйти из жизни опозоренным и запрещённым? Дескать, лучше уж так – близко к пику славы, а стихи ещё долгое время будут преподавать в школах, ибо мёртвые сраму не знают.
Сама же его ветреная муза прожила долгую-долгую жизнь. Но даже будучи 80-летней старухой, уже в 70-е годы ХХ века продолжала ловить на себе ненавидящие взгляды, в которых читалось: «Из-за этой застрелился Маяковский!»
Подписывайтесь на наш канал, чтобы не пропускать ничего интересного. В наших обзорах и исторических расследованиях вы найдете «Только факты». Мы стараемся показывать вам самые интересные страницы российской истории. Будем признательны за комментарии.
