Сегодня ты мне наконец-то приснилась. Смутно, как неуловимая дымка. Но это был твой запах, твое дыхание. И мелькнувшее на мгновение тонкое женское лицо с непослушной взъерошенной челкой я бы узнал из тысячи лиц.
Я потянулся к тебе, но ты пропала. И, проснувшись, я снова кулаком молотил по своей одинокой подушке и глухо выл, чувствуя, как злые слезы ожигают воспаленные веки.
Зачем? Зачем!
Пять лет назад
Я слышал твои шаги, но не торопился отвлекаться от работы, ведь в мастерской всегда хватает дел, особенно у ведущего архитектора.
— Здравствуйте, — послышался звонкий девичий голосок. – Я ваш новый сотрудник.
Никогда не любил молодых специалистов. Учить их не переучить, а еще неизвестно что выйдет. Да и хлопот с ними…
Я наконец-то удосужился взглянуть на всученный мне начальством «подарочек». Невысокая хрупкая девчушка в коротких по моде штанишках и грубых белых кроссовках. Не дресс-код, конечно, но они все сейчас так ходят. А вот лицо интересное: бледное, с тонкими чертами и темные, почти черные глаза совершенно необычного разреза. Отец у нее араб, что ли? Довершала облик короткая стрижка с длинной растрепанной челкой… Воробышек, как есть – хорохорится, а самой явно страшновато. Вот как такую на объект пошлешь?
Наверное, я тогда показался тебе старым занудой. Оно и правда, ведь за глаза меня часто называли Занудой Ивановичем. Помню, я сухо объяснил тебе твои обязанности, дал какое-то задание и снова уткнулся в свои бумажки. Мне было не до тебя, милая, уж прости. Весь вечер я ссорился с женой, уже понимая, что наш почти тридцатилетний брак не спасти. И что, по сути, у нас с ней нет ничего общего. Даже детей нет, а могли бы быть уже вот такими, как эта залетевшая к нам явно на время девчушка.
Женой! Сейчас это слово странно звучит применительно к той, которую, как мне казалось, любил долгие годы. Но разве я знал чо такое любовь?
Конечно же, я выкинул тебя из головы через пять минут. Но ты забросала меня вопросами и на мое снисходительное: «Ну покажите что у вас там…», так радостно улыбалась, что я не выдерживал и с головой углублялся в твои наброски. И как-то хорошо мне было смотреть на твой профиль, склоненный к экрану и плеточки рук, которыми ты сердито поправляла непослушную челку.
—Георгий Иванович, вы меня слышите? – возвращала ты меня в реальность.
— Да-да! – с запинкой откликался я. –Так что у нас с той башенкой? Простите, запамятовал ваше имя...
—Да я же вам уже пять раз говорила. Любой меня зовут. В честь бабушки.
Через месяц я с удивлением обнаружил что жду тебя по утрам. А ты появлялась, как солнышко. И словно озаряла все вокруг. И как-то коллеги начинали улыбаться, и даже добрели на глазах. Вот было в тебе это свойство – согревать все вокруг.
Не люблю я Новый год и все эти корпоративы. Смотреть как пляшет подвыпившая главный бухгалтер, а коллега изрыгает из себя в туалете остатки алкоголя? Увольте! Но пришлось идти, иначе бы не поняли.
Волею случая ты оказалась рядом со мной за столом. На тебе было красивое платье, и я все время отодвигался, чтобы ненароком его не помять – столь воздушной и неземной ты в нем казалась. И, заметив мое смущение, демонстративно подвинула стул поближе, вызывающе шепнув:
—Не бойтесь, Георгий Иванович, не укушу!
Я тогда закашлялся от такой провокации и залпом махнул рюмку коньяка. И потом нагло пригласил тебя танцевать. И как же мне хотелось, чтобы этот танец этот никогда не кончался!
Каюсь, я сбежал с того корпоратива как последний трус. Да, я испугался! Не тебя. Себя. Не хватало еще влюбиться на старости лет!
Я никогда не был старым ловеласом, что гоняется за молоденькими. Женщин выбирал ровесниц или немного моложе. Тебе тогда от силы было двадцать четыре, а мне — сорок восемь. Арифметика та еще… Да, я бегал по утрам, подтягивался на турнике и даже имел вполне приличный пресс. Но куда денешь седину, морщины, вставные зубы? Всяк сверчок знай свой шесток! Я даже не считал себя подходящим кандидатом для небольшой интрижки — в мастерской хватало молодых и сильных самцов. И в этой странной игре у меня не было ни малейшего желания участвовать.
Четыре года назад
С того новогоднего вечера я старался больше не ждать, когда ты появишься на пороге. А в ответ на твое «здравствуйте» молча кивал и снова утыкался в экран своего ноутбука.
Я был несправедлив к тебе. И сухо, с мерзейшей интонацией, отчитывал тебя за малейшую провинность. А ты обижалась, и твои прекрасные глаза Шехерезады становились влажными. Но я в них не смотрел, потому что боялся утонуть и послать к чертям и всю эту нашу разницу в возрасте, и мои страхи стать для тебя игрушкой. Так играют с потрепанным плюшевым мишкой перед тем, как выбросить навсегда. Да-да, мой Воробышек, я не верил тебе. Прости меня за это.
Я продержался почти полгода. Но на все есть своя судьба. И, наверное, там, наверху, на нас уже были свои планы. Я всего лишь припозднился на работе, а ты случайно вернулась за какими-то бумажками.
Ты копалась в своем столе, делая вид что не замечаешь меня, а я, помимо своей воли, подошел к тебе. Ты обернулась. Взгляды наши встретились на целую долгую минуту, когда под громкий стук наших сердец, каждый словно спрашивал: «Что с нами происходит?». А потом… Я смутно помню, как притянул тебя к себе, как с грохотом упали прямо на пол, даже не подумав запереть дверь. Мы оба сошли с ума и, приникнув к источнику, как обезумевшие от жажды путники, пили свою страсть и никак не могли напиться.
Потом мы все-таки заперли эту дверь. И долго лежали, не в силах расплести хотя бы рук, а я шептал тебе все самые нежные слова на свете, которые только знал.
—Я люблю тебя, а ты любишь меня, я знаю,— пробормотала ты, нежно касаясь моей щеки своими тонкими пальчиками.– Зачем ты так долго шел ко мне?
— Милая… Я для тебя старик, мне уже сорок восемь. А ты молоденькая совсем, тебе жить да жить. Разве я могу ломать твою судьбу?
—Глупенький… Любовь, она не выбирает, сколько кому лет. Веришь, как только я увидела тебя, сразу поняла, что ты мой единственный. И на всю жизнь.
Во мне что-то словно перевернулось. Значит, серьезно у нее все, не игра это, и не разовый вариант со страстями. Какой же я дурак, что не понял, не разглядел, мучился сам и мучил тебя! Плевать на возраст!
— Родная моя… — Я притянул тебя к себе и выдохнул то, что давно зрело и теперь стало совершенно четким и ясным:
— Я тебя, слышишь, никому не отдам.
Дома я объявил о разводе и рассказал все. Жена устроила истерику:
— Старый пердун с молоденькой профурсеткой связался! Ты в зеркало давно на себя смотрел? Седина в голову – бес в ребро, да? Мне уже с работы твоей звонили, докладывали!
Она еще долго кричала, но я подал на развод и переехал в квартиру, которая осталась мне от родителей. Теперь моей женой могла быть только ты, моя Любовь. И больше ни одна женщина в мире!
В отделе ЗАГСа, куда мы с тобой пришли, чтобы как говорится, оформить свои отношения, регистраторша оглянулась и растерянно спросила:
—А где жених?
— Перед вами, — отрезала ты. И деловито сказала:
— Если можно, на восьмое число.
Никаких торжеств не было. Мы просто расписались и тихо посидели в кафе, а потом до поздней ночи просто гуляли по городу – так, как могут гулять очень счастливые люди.
Стояла дивная золотая осень, когда еще тепло, и городские огни тонут в тумане, а ночь тиха и загадочна. Ты явно устала и я, подхватив тебя на руки, нес до ближайшего бара, чтобы ты могла отдохнуть. Именно тогда ты мне шепнула:
—Знаешь, а мне алкоголь нельзя. Скоро нас будет трое. Это еще с того, первого раза…
Жена моя! Как же я закружил тебя, как целовал твои губы, глаза и все, что было тобой – живой, дышащей, любящей. И плевать мне было на то, что редкие прохожие недоуменно обходят солидного пожилого мужчину, который, как мальчишка, ласкает свою юную спутницу.
Три года назад
Потекли счастливые дни и ночи. До краев заполненные пронзительной нежностью и удивительным желанием быть рядом каждую минуту, каждую секунду. Мы засыпали, сплетясь в одно целое существо и даже во сне постоянно еще крепче прижимались друг к другу. Хотя делать это становилось все сложнее, ведь ты уже стала похожа на шарик и забавно переваливалась на ходу, поддерживая руками временное вместилище нашей доченьки.
А потом впервые в жизни я держал на руках своего ребенка. И видел твое измученное, но такое благостное лицо. Нелегко тебе далась наша Аннушка…
Надеюсь, ты считала меня хорошим отцом. Да ты и сама мне много раз это говорила. Теперь я уже заботился об обеих своих девочках. Да-да, я все-таки чувствовал себя немного отцом и для тебя, хотя никогда не признавался в этом.
Восемь месяцев назад
Ты так мечтала слетать к морю! Хоть на недельку. И я бегал, искал путевки, выбивал на работе недельный отпуск. Это было твое желание, твоя мечта. Я же мог только подчиниться, хотя больше любил речку, озеро, нашу природу. И плавать не особо умел, не довелось как-то научиться.
Аннушка уже немного подросла, и теща с радостью согласилась с ней побыть. Теща… Твоя мама младше меня на три года. Такой вот зятек ей попался нестандартный. Но мама у тебя молодец, с пониманием. Приняла все, потому что любила. А как можно тебя не любить?
Мой храбрый Воробышек, ты здорово плавала, я даже не знал такого твоего таланта. Но как же мне страшно было, когда ты заплывала так, что я едва мог различить твою белую шапочку.
Я просил тебя не заплывать так далеко, но ты только смеялась и плыла еще дальше, словно поддразнивая меня. Тебе нравилось, что я так боюсь за тебя, и ночью ты награждала меня воистину по-царски.
В тот последний день нашего отдыха погода испортилась. Дул сильный ветер, по морю ходили белые злые буруны. Мы даже не раскрывали сумки, но ты все-таки решила искупаться.
—Пожалуйста, не делай этого, — попросил я. –Опасно.
— Да я на минуточку буквально, только окунусь – улыбнулась ты. И, поцеловав меня в щеку, добавила:
—Все будет хорошо!
Никогда не прощу себе, что отпустил тебя тогда. И до сих пор мне снится, что твоя белая шапочка, то появляется, то исчезает среди ревущих волн. Как же ты не подумала о нас, милая…
Конечно же я в отчаянии бросился в воду за тобой. И сразу же захлебнулся горькой, раздирающей легкие водой. И еще успел подумать, что Господь решил не разлучать нас.
Очнулся я на берегу от удушья и закашлялся. Вокруг стояли люди. Я с трудом повернул голову, но не увидел тебя…
***
И все-таки ты мне приснилась. Мое ночное видение, как же я скучаю без тебя! Я знаю, что ты сердишься, что я совсем пал духом и скорее мертв, чем жив. Но у нас дочь, и у тебя ее глаза. И надо жить, несмотря ни на что…
Елена Шумарова
