(«Волки и овцы»)
Написав о Мурзавецкой, перехожу к её «победителю» - Беркутову, честно скажу, самому для меня несимпатичному лицу в этой комедии (может быть, поэтому сразу и пишу о нём, чтобы потом уже не вспоминать).
Во всех персонажах «Волков и овец» я вижу всё-таки что-то искреннее. Даже в, казалось бы, законченном негодяе Чугунове при желании какие-то человеческие черты можно найти. А Беркутов мне представляется своего рода машиной, уверенно идущей к цели и сокрушающей всё на своём пути.
«Беркутов. Погляди, ведь это роскошь! А вон, налево-то, у речки, что за уголок прелестный! Как будто сама природа создала.
Лыняев. Для швейцарской хижинки?
Беркутов. Нет, для винокуренного завода».
Короткий диалог – и человек как на ладони. А перед этим он заявит: «Я приехал только жениться.
Лыняев. На ком?
Беркутов. На Евлампии Николаевне.
Лыняев. У вас разве уж кончено?
Беркутов. Ещё не начиналось.
Лыняев. Ещё не начиналось, а ты уж так уверенно говоришь?
Беркутов. Да никаких причин не вижу сомневаться… Ох, брат, уж я давно поглядываю.
Лыняев. На Евлампию Николаевну?
Беркутов. Нет, на это имение, ну и на Евлампию Николаевну, разумеется. Сколько удобств, сколько доходных статей, какая красивая местность».
Наверное, не нужны никакие комментарии.
Но вспомним, как он будет свои планы осуществлять.
Купавина расскажет о начале своего «романа» Глафире: «Года три тому назад, когда ещё мой муж был жив, приезжал сюда на лето наш сосед, Беркутов… Моему мужу было шестьдесят пять лет. Беркутов мне понравился. Впрочем, я вела себя очень осторожно, и он ни в чём не мог заметить моего особенного расположения… Он прожил здесь только одно лето и уехал в Петербург; с тех пор я его и не видала; но он в каждом письме к Лыняеву посылал мне поклоны и разные комплименты». Более того, она признается: «Я его люблю не за богатство».
В тот момент мы ещё не видели «героя её романа», и, наверное, можно было подумать действительно о его увлечении, хотя уже по рассказу влюблённой вдовушки можно было предположить и то, что расчёт, а не чувство руководит её «предметом»: он то пишет ей «деловым, канцелярским слогом», давая советы по управлению имением («Прошу вас не делать никаких перемен в имении, не доверять никому управления, не продавать ничего, особенно лесу»), то сбивается на комплименты, которые сама она назовёт «пошлостью» («Мне обидно, что меня повезёт паровоз, придуманный англичанами для перевозки тяжёлых грузов; мне нужны крылья, резвые крылья амура»).
Однако приезд Беркутова рассеет все сомнения, если они оставались. И мы уже не удивимся, когда он расскажет о своих планах: «Признаюсь тебе — грешный человек, я уж давно подумывал: Купавин — старик старый, не нынче, завтра умрёт, останется отличное имение, хорошенькая вдова… Я уж поработал-таки на своем веку, думаю об отдыхе; а чего ж лучше для отдыха, как такая усадьба, красивая жена, какая-нибудь почётная должность…»
Как опытный игрок, Беркутов заранее продумывает все свои ходы. Мог ли он предполагать, что Купавина решит поиграть с ним (я её слова «Кто ему дал право учить меня! Что я, малолетняя, что ли? Это оскорбительно. Я не отвечала и, признаюсь, довольно-таки охладела к нему. Он приедет сегодня или завтра; вот я посмотрю на него, как он поведёт себя, и если замечу, что он имеет виды на меня, я полюбезничаю с ним, потом посмеюсь и отпущу его в Петербург ни с чем» - воспринимаю именно как кокетливую игру, причём не очень умелую)? Думаю, что да. И именно поэтому он и не будет показывать, что «имеет виды» на неё, а станет говорить о необходимости выплатить долг Мурзавецким и даже посоветует выйти замуж за Аполлона. Заявляя: «Я имею в виду только вашу одну пользу», - он будет выносить свой «диагноз» («Какой тон у вас равнодушный! Вы, как медик, приговариваете к смерти без сострадания». – «Но когда обращаются к медику, так от него не сострадания требуют, а знания своего дела и полезного совета») как будто беспристрастно, но на самом деле скрывая то, что ему хорошо известно и полезно. Он будет говорить о необходимости продать лес, сокрушаясь, что «в другом месте это огромное богатство, а здесь на лес цены низки», хотя за несколько минут до того сказал Лыняеву: «Лес Купавиной стоит полмиллиона. Через десять дней вы услышите, что здесь пройдет железная дорога. Это из верных источников, только ты молчи пока». И только потом, как бы нехотя, согласится: «Если хотите, я вам помогу. Я завтра утром буду у Мурзавецкой и поговорю о вашем деле; может быть, оно и не так страшно, как кажется издали. Вы мне доверяете?»
А затем, тоже как бы между делом, после разговора с Мурзавецкой, «укротив» её, ответит на вопрос, почему не женат: «Сначала дела мешали, а теперь невесты не найду. Посватайте!» И Меропа Давыдовна сама укажет на желанную для него невесту: «Кого б тебе посватать! Вот в виски вступило. Да чего ж лучше, соседка твоя, Евлампия Николаевна». А потом, когда Мурзавецкая, услышав от Купавиной «Да отчего ж?.. Я бы с удовольствием», «позаботится» о нём, сведя их, вдруг «признается»: «Хорошо, Меропа Давыдовна, что я люблю Евлампию Николаевну, и люблю давно; а если б не так, вы бы поставили нас в затруднительное положение». И будет объяснение жениха и невесты:
«Купавина. Я женщина простая, хитрить не могу; я не умела скрыть своих чувств перед Меропой Давыдовной, не буду скрывать и перед вами.
Беркутов. Благодарю вас за счастие, которое вы мне доставляете! (Целует руку Купавиной.) Прошу вас зачислить меня вашим управляющим; это дело не терпит отлагательства».
Вот и осуществлён его замысел – «Да, жениться, мой друг, жениться поскорей. Имение я знаю, как свои пять пальцев; порядки в нем заведены отличные; надо торопиться, чтоб не успели запустить хозяйство». И осуществлён так, как будто он и не был особенно заинтересован в этом деле… Он ведь заявлял: «Женщины любят думать, что они свободны и могут располагать собой, как им хочется. А на деле-то они никак и никогда не располагают собой, а располагают ими ловкие люди». «Ловчий человек» всё и «расположил».
А попутно устроено и остальное.
Отметим, что Беркутов вовсе не заинтересован в изменении положения дел вокруг. Он никак не поддержит обвинений Лыняева: «От Меропы всего ждать можно», - напротив, скажет: «В вашем обществе Меропа Давыдовна должна стоять выше подозрений». Он даже в разговоре будет защищать Чугунова: «Подьячий как подьячий — разумеется, пальца в рот не клади. Ведь вы, горячие юристы, все больше насчет высших взглядов, а, глядишь, простого прошения написать не умеете. А Чугунов — старого закала, свод законов на память знает; вот они и нужны».
Что получилось в итоге? «Обезвреженная» Мурзавецкая наверняка стала теперь его верной союзницей. Чугунов, которого он припугнул («В последнее время много стало открываться растрат, фальшивых векселей и других бумаг, подлогов и вообще всякого рода хищничества. Ну, а по всем этим операциям находятся и виновные; так вот эти-то продукты мы и будем посылать в Сибирь, Вукол Наумыч») и которому всё же кое-что заплатил, и посланный «в Вологду обойти леса» Горецкий не только не представляют опасности, но и готовы верно служить.
«Чугунов. Коли будет какое делишко, так не обойдите, по старому знакомству!
Беркутов. Непременно, Вукол Наумыч, непременно».
Теперь можно и осуществлять свои планы. Чуть раньше им было сказано: «После, может быть, и совсем здесь поселюсь, а теперь мне некогда: у меня большое дело в Петербурге. Я приехал только жениться». Однако на замечание друга «Хорошо тебе — ты приедешь ненадолго; а каково жить с этим народом! Попробовал бы ты», - ответит: «Кто умеет жить, тот везде уживётся; а кто ребячится, как ты, тому везде трудно. Я уживусь». Значит, непременно приедет, и будет заниматься и железной дорогой, и винокуренным заводом, и действительно, наверное, «почётную должность» получит. А дальше… Говорил же он Мурзавецкой: «И своим-то умом Бог не обидел, да с вашими бы советами… да тогда вся губерния была бы у нас с вами в руках». Такие не пропадут!
Недаром Мурзавецкая, благодаря его, сказала: «Ну, батюшка, видала я на своем веку всяких людей, а таких, как ты, не приводилось»…
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
"Путеводитель" по пьесам Островского - здесь
