– Не было. Траву Митрич с внуком подожгли.
– Не было. Траву Митрич с внуком подожгли. Батюшка их попросил скосить, а они решили себе работу облегчить. Да только Митрич уверяет и клянётся, что над тлением травы стояли, за каждым язычком огня с водой следили и по деревне ничего у них не летало. Но нарушение было, действительно, траву жгли.
Кира рассказывала эмоционально и возмущённо. Она, конечно, не могла ничего утверждать, но все, кто видел пожар уверяли, что третий дом от церкви вдруг задымил, зашёлся язычками пламени, и уже от него загорелись другие.
Причину пожара могут установить только эксперты, но селяне уже предполагали, что вина точно ляжет не на власти, не на электриков, которые обещали, но так и не приехали. Найдут крайнего. А крайним будет тот, кто поджигал траву.
Митрич стар, болен, на них с женой трое внуков, вот и велел отец Сергий ему молчать, что он траву жёг, взял вину на себя. А власти и обрадовались. Вот и повод поговорить о вреде и порочности религии.
– Но ведь есть же экспертиза. Она должна доказать.
– Есть. Да вот сколько они уже её проводят, и всё никак. Сколько времени на экспертизу такую надо? Ты не знаешь? – спросила с надеждой Кира.
Саша не знал и она продолжила.
– Я думаю, кто-то очень не хочет, чтоб Батюшка сухим из воды вышел. Они ж приезжали, видят, что все погорельцы к нему тянутся, хоть и он сам тоже пострадал – погорелец с двумя детьми. Ведь если бы не он и не такие как он, больше бы домов сгорело, пожарных не было, а Батюшка командовал, вот и удалось огонь остановить. Ты бы видел, Саш! Тут такое творилось!
Кира очень эмоционально продолжала свой рассказ.
Потом они отправились обратно. Саша проводил Киру до её калитки, жила она недалеко. Они опять прошли мимо пепелища.
Мёртвая зона производила какое-то гнетущее впечатление. Казалось, на этой земле уже никогда ничего не вырастет. Тихая, печальная и притаённая, она сама страдала от ожога.
– А ты завтра уедешь уже? – грустно спросила Кира
– Да, утром. Мне надо ... Но теперь в голове сумбур. Что со статьёй ... Мне надо ещё поговорить с отцом Сергием, – решительно добавил Саша.
Ему интересно было посмотреть на реакцию священника, когда он уличит его во лжи.
– Только ты, пожалуйста, меня не выдавай. Я почему о том, что его не было-то знаю, потому что Светка, подружка моя, его видела, а бабушка моя с Катериной Митрофановна дружит, вот и знаю ... А так-то никто и не знает.
– Не выдам. Но кажется мне, что все догадываются. Кир, а можно я тебе из города позвоню? На работу, на почту?...
Но на следующий день Саша не уехал. Как только вернулся он в дом Савельевых, узнал новость. Завтра днём созывают всех на собрание в клуб. Погорельцам обязательно, а также всем партийным и активистам, ну и всех желающих приглашают. Отца Сергия специально не звали, он к лицам активных граждан села, видимо, не относился. Саша решил остаться и на собрание сходить.
В доме Савельевых предложили ему на выбор тёплую кровать или сеновал. Саша выбрал второе. Писать он всё равно не мог, так и не решил главное: кто ж в этом пожаре виноват, на кого наставительный тон статьи направлять, а вот подумать было о чём. Он лежал на мягком матрасе, который дала ему хозяйка дома и, сквозь щели в дощатой крыше, смотрел на чёрное звездное небо. Надо поговорить с отцом Сергием. Надо...
Но утром опять сделать это ему не удалось. Когда он проснулся, Батюшка уже служил заутреню.
Саша, умывшись и перекусив, помогал перетаскивать дрова. А потом направился на почту. Кира удивилась и обрадовалась. Но в этот раз беседовать ей было совсем некогда, была она не одна, а с пожилой второй сотрудницей, да и посетителей было много.
Саша узнал главное – на собрание в клуб она придёт.
На стенах клуба красовались плакаты, лозунги, списки членов колхоза и управления. Здесь было прохладно, но как-то неуютно.
Народу собралось немало. Молодежь уступала место старикам, потому что мест не хватало. На первом ряду сидели Катерина Митрофановна, Митрич и другие погорельцы с детьми. Отца Сергия и Матушки на собрании не было. Кира и Саша стояли сзади.
Всем объявили, что собрание именно по вопросу пожара. Все ждали одного – результата экспертизы его первопричины.
Все явились в срок назначенный. Был тут и Председатель колхоза, и его замы. Но ждали ещё кого-то. Потом выяснили: ждали пожарного, который должен будет что-то рассказать, ждали милиционера и высокое приездное начальство.
Время шло, ждали почти час. Уже стоял гвалт, все устали, по залу носились дети, народ толпился около клуба – стоять надоело.
Наконец, подъехала машина с начальством. Председатель постучал по столу, наводя порядок, и объявил о начале собрания. В повестку дня входила лекция о правилах пожарной безопасности и оказании первой медицинской помощи, обсуждение возможной помощи пострадавшим в пожаре, текущие вопросы ...
Мужичок в засаленном пиджаке поднялся на трибуну и тихим монотонным голосом начал читать по бумажке о том, как не допустить пожара.
Первые двадцать минут народ ещё вникал, потом уже Председатель периодично стучал ладонью по столу. А когда лектор перешёл к вопросу – что делать, если несмотря ни на что пожар все же возник, начались выкрики:
– Поздно, мы учёные...
– Да мы уж знаем теперь... Чего после драки-то, кулаками...
– А пожарные разве не обязаны этим заниматься?
Молодежь и те, кто пришёл услышать хоть какие-то новости о пожаре, из клуба потихоньку уходили. Мест стало больше и Кира с Сашей уже сидели.
Лектор, понимая, что наука его не воспринимается, начал закругляться.
Слово предоставили милиционеру, которому следователь поручил передать, что следствие на верном пути, оно ведётся и точка ... Больше практически никакими сведениями милиционер не владел. Представитель райкома сказал только, что основная версия – пожар возник из-за поджога травы.
Народ возмущался, председатель разводил руками. Секретарь, которая строчила протокол собрания, переживала: что писать, а что – нет.
– А сколько мы просили проводкой заняться, а? Разве Гриша мой не говорил Вам, что на соплях все! Вон столб напротив Зиминых видели? Там же провода висят, а на них лампочка, – кричала бойкая женщина на председателя.
– И у нас провода и розетка горячие всегда, я тоже жаловалась. А дом-то наш знаете, ведь как спичка вспыхнет!
Люди перекрикивали друг друга, начальство оправдывалось и отбрыкивалось. Обмен мнениями ни к чему не привёл. Тогда председатель, лицо которого уже дёргалось от этих шумных прений, заявил, что собрание закончено. Мол, все вопросы решаются по справедливости, дайте время.
Ещё немного поговорили о том, чем помочь погорельцам.
– А вы подождите ещё месяцок! – пошутил какой-то дед.
Когда проводили начальство Председатель ещё рассказывал о своих мытарствах по райкому, обкому и инстанциям, о том, что ничего добиться не может. Ему верили. Знали все нашу систему бюрократическую. Поди добейся ...
Постановили, решили, собрание закруглили. Не было принято никаких конкретных мер. Собрание провелось для галочки, мол, работу с населением провели, внушили, растолковали, а значит помогли. Тем и помогли ... И хватит.
– Саш, ведь точно свалят на Батюшку. Понятно же ... , – переживала Кира.
– А это мы ещё посмотрим!
Теперь он был в ответе не только перед жителями, но и перед этими голубыми глазами. Он – пресса. Он может многое, и он докажет Кире и всем, что пресса - это четвертая власть.
Когда он вернулся во двор Савельевых, отец Сергий сидел на завалинке. Вокруг него столпилась детвора. Он читал им книжку – мифы и легенды древней Греции. Иногда отвлекался, поясняя трудные моменты.
Саша обождал, тоже слушая с интересом. Про себя он думал: вот ведь человек, решается его судьба, а он живёт себе и улыбается, да ещё и помогать успевает всем.
– Отец Сергий. Ох, – Саша замешкался, – Никак не привыкну, какой вы мне отец, мы ж ровесники, наверное.
Отец Сергий улыбнулся:
– А Вы думайте, что это приставка к имени, как некое звание у военных, например, лейтенант, — засмеялся батюшка, — Но можно и просто – Сергей.
Допытываться правды Александру не пришлось. Батюшка сразу сознался, что так и было, он приехал, когда дома уже горели. Но сказал Саше, что если виноватым следствие покажет поджигателя травы, то Митрича он не выдаст, всё равно скажет, что траву он сам жёг.
– А я слыхал, что религия ложь не оправдывает. А вы – церковный священник, а собираетесь обманывать власть. Как же так?
– Грешу, верно. Но ведь это мой грех. Вот давайте...давайте проверим. Устами младенцев ...
И отец Сергий подозвал двух мальчиков лет десяти.
– Такая вам задачка: надо решить, как поступить по совести да по честности? Мимо вас бежит очень испуганный человек, и раз – в кусты. Вскоре прибегает другой, грозный, с дубиной в руках, и спрашивает: «Не пробегал ли здесь кто?» Что ответите?
– Не-ет, не пробегал – ответим. Его спасти надо...
– Так значит врать? – хитро прищурившись, спросил Батюшка.
– Да! Мы ж его спасаем, а то его дубиной ..., – и пацаны в красках театрально изобразили, как это будет.
Можно было и не пояснять, но отец Сергий добавил:
– Лгать даже "во спасение" трудно, вот и мне не легко будет. Но главный вопрос здесь в том, чтобы определить, что есть «наименьшее зло». И в самом ли деле это моё вранье будет меньшим грехом, чем «правда-матка», – он опять улыбнулся, – Да и есть моя вина: я ж не уточнил каким путем они с травой бороться собрались. Дал задание, да и уехал. Попустительство!
– А если я правду напишу в газете?
– Ну, Саша, а это Ваш выбор, Ваше решение. Молится за Вас буду, боюсь, не очень удачная для карьеры – эта ваша командировка. Такая Вам задачка: надо решить, как поступить по совести да по честности? Только о "наименьшем зле" не забудьте.
Приехав в город, Александр сразу зашёл к главному редактору Воронову, у него всё было готово, он отдал материалы для статьи, услышал похвалу за объем, а через пару часов ожидаемо – вызов обратно в кабинет.
Ага, редактор ознакомился с материалами.
– Ты зачем это мне принёс? Чтоб на вшивость проверить?
– Нет, я хочу, чтоб напечатали.
Редактор был опытный и умный. Он понимал – материал великолепный, правдивый и острый. Сейчас он вспоминал себя таким же молодым, мечтающим сдвинуть горы в советской журналистике. Но ... Сколько их было таких вот рвущих на себе рубахи журналистов ... И где они. Максимум – в районных изданиях остались.
Он бы не добился таких успехов, если б не прислушивался к старшим, не читал внимательно регламентирующие документы, был глух к цензуре ... Нельзя быть выскочкой. В этой заметной деятельности – нельзя. Таких здесь, как выскочившую ветку куста в геометрическом парке – быстро обстригают.
Есть, правда, его старый друг по институту – Лев Строев, который вдруг неожиданно вынырнул. Начал плохо, писал о коррупции, а потом пропал в какой-то районной газете на долгие годы.
А вот теперь вдруг объявился, да не где-нибудь, а в самой Москве, и не в прессе, а прямо на телевидении. Какое-то слабое дуновение свежести демократии и, конечно, рука властных структур, позволили ему создать там программу на злободневную тематику: опять о коррупции, о чёрствости властьдержащих, о простом народе.
Смотрел Воронов программу, удивлялся и радовался за друга: во даёт Лёвка, ну, молодец!
Саша приготовился к крику главного редактора, кричать тот умел. Был готов к ругани, к скандалу, к угрозам увольнения. Он всё предусмотрел. Но он не ожидал такого спокойствия от начальства.
– Ты же знал, что это мы не напечатаем, – редактор вздохнул, – Но это полбеды. Если ты начнёшь рыпаться, а ты намерен – я вижу, я буду вынужден тебя уволить. Это конец твоей журналистской карьеры. Всё твое образование коту под хвост. Тебя нигде не возьмут.
Материалы редактор Саше не вернул. Сашка вышел из кабинета злой, спустился на этаж на своё рабочее место, но никак не мог сосредоточиться на работе, выскакивал на улицу.
Было ощущение, что его, как мальчишку, просто заткнули и всё. Редактор не предложил материалы переделать, не читал нотаций, просто выставил. Сейчас ещё было не очень понятно, что покажет следствие, но потом может быть поздно: отца Сергия осудят, поэтому надо было действовать.
Сашка знал здесь в городе ещё несколько издательств, были у него друзья и в соседней области. Но нужно было время, чтоб новые материалы привести в порядок. А пока он вынужден был оставаться здесь, на работе и заниматься повседневной суетой.
Но вдруг ближе к концу рабочего дня Александра опять вызвал к себе начальник. Сашка догадывался, что его, наверное, уволят, но не думал, что это происходит вот так: быстро и безапелляционно. Обидно было очень.
Он понимал, что не остановится, он должен помочь селянам Соломейцева, Батюшке, который до сих пор стоял у него перед глазами, и Кире, о которой теперь думал постоянно.
Редактор устало посмотрел на молодого журналиста из-под очков, велел сесть. Что-то нацарапал на бумажке и протянул Сашке.
– Вот держи. Это номер телефона. Москва. Позвони туда, только не из редакции, лучше вообще из автомата, расскажи то, что написал подробно. Думаю, там заинтересуются.
Сашка подскочил, взял листок. На лице – счастье.
– Не больно-то радуйся, сто процентов не даю, может и не надо им это. И учти – звонить будешь за свой счёт, а это недёшево.
Сашка, благодаря, уже выходил из кабинета, а редактор добавил:
– И это ... Передай там привет Льву от Ворона.
Сашка летел на телеграф. Ожидания зашкаливали.
Трубку взяли там не сразу, пришлось набирать несколько раз. Он уже хотел отложить звонок на завтра, как вдруг трубку взяли. Женский, какой-то даже детский голос ...
Сашка ожидал, что ему ответит мужчина, а не писклявый женский голосок, он расстроился.
Но представился и обрисовал ситуацию. Женщина переспрашивала, что-то записывала, что-то, как казалось Саше, пропускала мимо ушей.
– У Вас всё? – равнодушно спросила она в конце.
– Да.
– Тогда благодарю за звонок и прощаюсь. Я всё передам, не волнуйтесь.
– Ой, постойте. Ещё просили передать привет Льву от Ворона.
Этот разговор Сашку расстроил. Ему казалось, что никто его не услышит.
Но ... Через пару дней его другу, Матвею, позвонила Кира, передала, чтоб он срочно позвонил ей. Сашка летел к аппарату со всех ног. И Кира сообщила, что у них круговерть. В селе куча областного начальства – ждут московское телевидение.
– Что тут творится, что творится, ты бы видел! Погорельцев расселили, кровати привезли, столовую организовали ... И стройку бы, наверное, начали, но пепелище велели не трогать для телевидения. Саш, твоя работа?
И Сашка, не без гордости признавался. Кира продолжала тараторить. Сказала, что на Митриче лица нет.
– Кир, ну шепни ему, и Батюшке тоже, что я не рассказал никому, что траву жёг не Сергий. Эту тайну я не раскрыл. Я больше о разгильдяйстве властей написал и рассказал, и о том, как священник вокруг себя народ сплотил, и о том, что на него, всего скорей, власти стрелки и переведут. Я вычислял "наименьшее зло" в неправде.
К приезду москвичей в Соломейцево, командировали туда и Сашу по заданию из Москвы. Это уже редактор со старым другом связался.
Телевизионщики снимали пепелище и погорельцев, брали интервью, а представители областного начальства ходили кругами. Они не привыкли, что пресса проходит мимо них и обращается напрямую к народу. Так не должно быть ...
Отец Сергий улыбался, камер не боялся и рассказывал, в основном, не о себе, а о людях, о нуждах и о вере в лучшее и Бога.
А вот Митрич вначале прятался, но в какой-то момент вдруг появился и попросил взять у него интервью. Камеры повернули на него, и он сознался – траву он жёг с внучком, а никакой ни Батюшка. Для телеведущего это было сенсацией, на этом заострили.
И наконец, интервью взяли у представителя райкома партии, который доложил о серьёзных мерах помощи населению.
Но самое главное народ услышал в конце: по результате экспертизы признано – виной всему – возгорание проводки в одном из домов, в связи с непринятыми мерами ... её возрастом, погодными условиями и т.д. и т.п. Виновные будут наказаны ...
Саша жал руку Киры, а хотелось расцеловать.
***
Телевизионщики уедут. Вскоре село отстроится. Дома вырастут даже вперёд вышедшей в свет телевизионной программы. По каким-то внутренним причинам тв канала она надолго ляжет на полку, и селяне её увидят позже и далеко не все. Но это уже будет не так важно. Важнее, что она помогла вовремя.
Церковь в Соломейцево будет преображаться. Это будет бесспорное место крещения детей Саши и Киры. Жить они будут в городе, но здесь останутся родители.
Жаль только, что крестить их будет уже не отец Сергий. Он будет переведен священнослужителем в большой храм соседнего областного центра.Саша ещё не раз встретится с ним, как с другом и наставником по жизни.
Они с Кирой ещё долго будут вспоминать историю их знакомства. Ещё они вспомнят, как при съёмках программы местная бабушка потянет за рукав оператора.
– Пойдемте-ка, что покажу. Вам понравится.
Она поведет его на пепелище. Она покажет ему, как посреди выжженной чёрной земли, показался вдруг маленький огонёк – яркий оранжевый цветок. Сибирская роза, как камень - самоцвет вошла на огороде погорельцев. Она горела живым огоньком, как символ новой жизни, как символ её продолжения.
Оператор упёрся глазом камеры в чудо природы.
Никакая земля не бывает безродной. Даже выжженная. Это ей вынашивать и рожать, любить и кормить всех, и правых и виноватых, и в вере, и в безверии.
И на пепелище жизнь возродится.
Друзья мои, будем ценить нашу жизнь, нашу землю и наш дух!
Спасибо, что остаётесь со мной! Прошу не забывать о лайках, если рассказ понравился. Мне это важно видеть.
Читайте еще на канале: