Не могу внятно сформулировать, чем привлек меня этот рассказ из сборника «Советский рассказ 20-30-х годов». Возможно, тем, что действие его происходит в древней Каффе, то бишь, Феодосии, расположенной, как известно, в Крыму, на берегу Черного моря, всякое упоминание о коих неизменно и приятно волнует мое сердце.
Живет в Каффе, в доме старого слепого Гассана, непонятный человек в пенсне, ровно ничего не делает и ждет. Ждет неделями, месяцами… Ждет «пока с далекой родной русской степи пахнет ковылью, многоликим ветром моей России, новой, очищающейся – России, оторванной от меня, от моря узким горлом болотного Перекопа. …Туда за узкогорлый Перекоп, в многоверстную ширь, в Россию… Жду неделями, месяцами – тягучими слепыми, как человеческая старость».
Поэтично, но ни черта не понятно. Ждет человек многоликого ветра, а, между тем, ветер-то этот многоликий, наш, родной, доморощенный, раздул из искры революции пламя гражданской войны и гоняет это пламя уже три года от одного края России до другого, разметая им население, как метлой, в разные стороны. А человек, спрятавшись за «узкогорлым Перекопом», сидит в Каффе и ждет. Чего? Когда ветер уляжется или, напротив, поближе подберется?
Ждет непонятно чего и глазеет между тем на Майю, красивую и любвеобильную дочку Гассана. Майя – гармоничное дитя Южного Берега Крыма, теоретик и практик многообразия любви, она может и хочет любить многих, «ей нужны все краски моря…»
Днем она продает фрукты на базаре, а все ночи напролет занимается любовью с молодым, крепким, усатым греком Христофором. Наш безымянный герой в пенсне тоже вроде бы имеет виды на красавицу, но предпочитает топить свое чувство не в объятиях девушки, а в поэтических восторгах: «Целуй Майю, смуглый эллин, Майю, крепкую, как скалы, стройноногую, пахучегрудую (так у автора!) девушку-женщину, чье тело исстари, эллин, боги твои с Олимпа даровали земле для любви остросочной, как напиток пенистый в ковшах Гекубы…»
То есть ему больше нравиться мечтать.
Когда же теплым вечером, в благоухающем саду, дело дошло-таки до конкретики, он получил от девушки-женщины, хотя и ленивый, но совершенно определенный «отлуп»: «Скучно мне с тобой… Разве так любят Майю?.. Губам твоим, милый, табак жевать, глазам – сон ласкать, рукам – живот чесать… старой бабе. Скучно!..» Сказав сие, побежала Майя садами – «бронзотелая, пахучегрудая девушка-женщина» – на всю ночь к горячему греку.
Герой же наш докурил папиросу и задремал, убаюкиваемый треском цикад и пьяным смехом солдат за глухим забором. Солдаты те были врангелевские.
Но отсидеться ему не удалось – под личиной интендантского чиновника врангелевской армии в доме поселился «четвертый», старый знакомый нашего героя еще по мирной, дореволюционной жизни. А ныне, как не трудно было догадаться, красный разведчик-диверсант. Впрочем, он и не скрывал и даже шутил: «Если накроют меня эти подлецы, – оба с вами вроде маятников, пожалуй, будем раскачиваться на Голой горе…»
Красный разведчик исчезал куда-то, иногда по несколько дней не бывал дома, очевидно, готовил диверсию. Это важное дело не помешало ему однажды, погожим августовским вечером, обратить внимание на красавицу Майю…
До самой полуночи ревнивец слушал доносящийся из угла сада шмелиный бас своего гостя, прерываемый грудным смехом девушки. Что произошло между ними дальше – догадаться нетрудно. Ревнивец сильно насмешил: от подслушивания перешел к подглядыванию.
От горького разочарования спасла поэзия: «Майя, Майя! Отчего я не мог взять твою радость, перелить твою ликующую кровь в свое тело, напоить его лаской неведомой матери твоей – великой Изергиль?..»
Надо признать: ни красный разведчик-диверсант, ни грек-лодочник так не смогли бы. Они не поэты. Но почему-то завидуешь не ему.
Вместо эпилога: разведчик попрощался и исчез, интендантские склады вскоре взлетели на воздух, а за поэтом пришла Россия со своими снегами – услышала, так сказать, его безмолвный зов и забрала его к себе.
Последнее цитирование, для вящего эффекта: «…Люблю Россию, живу ей, и – нет тоски. И нет и есть, – вспомнил: у песков Сарыголя и Каффы режет море цветными ножами землю, пенится, горбится, трепыхает в зелено-синих сукнах. Солнце – паук жадный, улицы, как морщины – черствые. И девушка – мудрая, стройноногая жрица радости.
Пахучегрудая, бронозотелая девушка-женщина Майя – Майя, дочь старого Гассана-плодовода, где ты?..»
Появилось желание прочесть рассказ? Я старался…
