-Дочь, ну ты представляешь, а? И кто бы мог подумать, что твоя мать на такое способна! Нет, ну просто в голове не укладывается, чтобы твоя мать, эта спокойная, уравновешенная и хладнокровная женщина такое учудила!
Валентин ходил по комнате с таким удивленно- растерянным видом, счастливо улыбаясь, то и дело натыкаясь то на угол стола, то на табурет, так некстати оставленный посреди комнаты, что Ирочка, девочка- подросток вскоре не выдержала этого невнятного бормотания о непонятном подвиге матери, и спросила у отца прямо в лоб:
-Да что случилось-то, папка?
-Случилось! Случилось, дочка! Твоя мать поставила полторашку головой в сугроб! Нет, это же надо, а? Полторашку! Головой в сугроб!
Теперь уже Ира удивленно смотрела на своего отца, и совершенно ничего не понимала. Какая полторашка? Какой головой ? Уж сам-то папка часом головой не стукнулся?
-Нет, ты представляешь, подошла к ней, взяла ее под мышку, перевернула, и поставила головой в сугроб! Приревновала, представь себе! Меня! Твоя мать меня приревновала! Определенно приревновала.
Валентин- романтик до мозга костей, немного чудаковатый, но добрый и безобидный, работал в колхозе ветврачом. Работал на совесть не только в колхозе, но еще и местному населению никогда не отказывал в помощи. У кого корова телится, у кого лошадь приболела, у кого поросям лишние шарики обрезать- все вопросы с легкостью решал Валентин.
Иной раз и выпить не дурак был, что уж греха таить? А уж как выпьет, так все. Все окрестные цветы вырвет, всех доярок одарит букетиком, а в свободное время, пока бабы коров доят, Валентин стоит рядышком, и читает стихи.
Жена Валентина, Дарья, к выходкам своего мужа уже настолько привыкла, что сделалась не просто безразличной, а даже толстокожей. Ну дарит цветы, ну читает стихи, что уж тут поделать? Не переделать его, такой есть. Как выпьет, так просто распирает его, дай кого-нибудь осчастливить, одарить цветами да словами ласковыми. Дальше-то дело не идет, Хороший муж Валентин, верный. Благо и сама Дарья вниманием мужа обделена не была. И цветами одарит так, что и ставить уже некуда, и стихи всё наизусть не хуже мужа знает, и в объятиях тонет так, что словно в рай улетает.
Так и жили. Всех все устраивало. Валентин дарил цветы и стихи другим женщинам, а Дарья не закатывала сцен ревности, спокойно относилась к его выходкам, ведь ни одна доярка не посягала на чужого мужа, а посему ревность тут неуместна.
Гром грянул внезапно.
Откуда взялась в деревне эта странная женщина мало кто знал. Маленькая, худенькая, а косища аж по самую... в общем, по самое мягкое место свисает. Не идет- плывет по деревне. Косу распустила, юбку нацепила, ну чисто девочка.
Парни-то деревенские со спины ее как увидели, так знакомиться и побежали. Догнали, мол стой, стой, красавица, как зовут тебя? А девица-красавица эта как обернулась, так парней этих как ветром и сдуло. Недаром говорят, сзади пионерка, а спереди пенсионерка.
Нет, не пенсионерка, конечно, но и на девушку молодую уже не тянет. Далеко так за 40 лет той красавице.
Кто-то говорил, что из города приехала, кто-то говорил, что аж с самого Казахстана , а иные болтали, что мол выселили ее с одной деревеньки за характер гаденький, да подлости разные.
Да никто особо и не выяснял. Приехала и приехала. Домишко купила маленький да старенький, комнатенка да кухня, и стала жить.
За рост невысокий и прозвали ее полторашкой. Так-то Таней ее звали, а ведь прикипело прозвище-то. Стала полторашкой.
Полторашка- полторашкой, а ведь покусилась на святое.
Купила себе полторашка поросенка, а он возьми, да и заболей. Люди добрые и подсказали, мол к Валентину тебе надо, он поможет, вмиг вылечит животинку.
Как на грех, Валентин в ту пору в загуле был. Хоть и затуманен мозг хмелем, а работу свою знает мужик. Помог животинке, спас, сказал только, мол еще бы хоть пару уколов поставить для надежности.
Животинку спас, полторашке стихи почитал, цветами одарил, да отбыл восвояси, пообещав назавтра прийти снова, лечить болезного.
И назавтра пришел Валентин, и послезавтра заявился, а потом полторашка и сама стала поводы искать, чтобы к себе Валентина заманить. А что? Хороший ведь мужик, и цветы дарит, и стихи читает, и братьев наших меньших лечит, а то, что женат- то ли горе? Сегодня есть жена, а завтра нет. Её, жену, и подвинуть можно.
Сколько-то времени прошло, и стали до Дарьи слухи доходить, мол Валентин к полторашке зачастил, как бы не случилось чего.
Дарья, не будь дурой, у мужа прямо спросила, мол это что еще такое?
-Да вот мол, то поросенок болеет, то котенок, то щенок, вот и зовет помочь.
Погрозила жена мужу кулаком, мол смотри мне, ты меня знаешь. На том и успокоилась, ничего подозрительного не увидела.
За летом осень пришла, а за осенью знамо дело, зима пожаловала.
Зима в тот год сильно снежная была. Только один снегопад утихнет, как следом второй начинается. Снег и захряснуть не успевал, коркой не брался, лежал пышной шапкой по всей деревне.
В то ранее утро Дарья уже на работе была, заканчивала дойку, когда прибежала Зиночка- телятница, тараторка и сплетница.
-Ой, Дашенька, сидишь мол тут, работу работаешь, и ведь не знаешь ничего! Валентин-то твой опять к полторашке захаживает! Уж она его и так, и этак, всякими путями к себе зазывает. Вот я на работу-то припоздала, бегу, тороплюсь, как раз мимо ее дома бежала, когда она дверь Вальке -то твоему и открыла. Он еще главное деловой такой, оглянулся, не видит ли его кто, шмыг, и в сенях уже.
Молча закончила Дарья дойку, помытые аппараты куда надо повесила, накинула куртейку, и быстрым шагом пошла на улицу. Крикнули бабы, мол нас-то подожди, Дарья, вместе веселее идти, да только даже не оглянулась она, и головы не повернула. Переглянулись бабы, пожали плечами, да пошли следом за Дарьей.
Что нашло на Дарью в тот момент, одному Богу известно. А только дошла она до полторашкиного домишки, да в дверь постучалась.
Тишина. Никто не открывает. Хотела было к окну ползти по сугробу, да слышит- открылась дверь, шагает подлая Танька. Подошла к двери, еще и спрашивает, мол кто там? Как будто не видела, кто.
Едва открыла Полторашка дверь, Дарья ее цап за грудки, и на улицу. Стоит бедная женщина, глаза от страха округлила, мол чего тебе надо? А Дарья на разговоры совсем не настроена была. Как-то так ее крутанула, что оказалась эта Таня у Даши под мышкой. Стоит Даша, держит ее, и думает, что с ней делать-то?
Глядь, а из сараюшки Валентин выходит, руки о тряпицу вытирает. С чемоданчиком своим, да в халате рабочем.
Ответ пришел сам собой. Перевернув полторашку вниз головой, она , Дарья наверное и сама не ожидала, что просто воткнет эту Таню головой в сугроб. Да не просто головой, а по самый пояс.
Бабы, что уже догнали Дарью стоят, ухохатываются, смотрят, как полторашка ножками дрыгает, а Дарья схватила лопату, да сверху ее пухлым снежком присыпает, и приговаривает, мол будешь знать, как к мужьям чужим клинья подбивать.
Увидела Дарья Валентина, посмотрела на него недобрым взглядом, мол что, тоже головой в сугроб захотел? Так я быстро, я мигом!
Насилу лопату у Дарьи отобрали. Валентин стоит, не поймет ничего, что случилось? Потом уже, когда понял, очень удивился, мол я на работу шел, а Татьяна меня попросила поросенка посмотреть, мол невеселый он что-то, лежит, не встает. Я и зашел. Посмотрел вот.
Таня уже из сугроба выбралась, сидит, молчит, даже пикнуть боится, только снег с лица потихоньку убирает.
-И что там, с поросенком-то?
-С поросенком-то? Так ногу сломал. Красный галстук ему, чтобы не мучился.
Так потихоньку и разошлись бабы. Кончился спектакль. Дарья домой пошла, а Валентин на работу поплелся.
Долго еще Валентин гордый ходил, мол ревнует его Дарья, точно ревнует. А коли ревнует, значит любит.
Бабы тоже долго вспоминали, как полторашка ногами дрыгала, когда головой в сугробе сидела. Как вспомнят, так смеются.
А полторашка в один миг про Валентина забыла. Как поросенка на мясо пустила, так и забыла. Как бабки отшептали. Прошла любовь. Ну его, врача этого. У него такая жена, что и бульдозером не сдвинуть. Кто знает, куда в следующий раз она бедную Танькину голову засунет?
Давно эта история произошла. Уже и Валентин, и Дарья далеко не молоды, и дети у них сами родителями стали, а нет-нет, да и вспомнит Валентин, как Дарья из-за него полторашку головой в сугроб засунула.
Ходит гоголем по дому, улыбается, глазами хитрыми на Дарью смотрит, а сам приговаривает:
-Нет, ты представляешь, дочь, что мать-то учудила? Полторашку, головой в сугроб! Из-за меня! Ревновала очень, всю жизнь любила!
-Конечно любила! А пришлось бы- так и еще не одну полторашку в сугробе бы искупала. Не твое- не трогай.
Спасибо за внимание. С вами как всегда, Язва Алтайская.