Можно лишь пожалеть о суровости, которую породило отвращение к своей развратной среде; она слишком быстро обретает нравоучительность и самодовольство. Приятно вспомнить, что мой молодой друг Брут не всегда был таким твердокаменным моралистом. Некогда он вздыхал у ног Несравненной (актрисы Кифериды) и нажил богатство, выжимая соки из киприотов и каппадокийцев; я был в тот год консулом и с трудом спас его от громкого процесса о вымогательстве.
Так с любовью говорил Гай Юлий Цезарь о своем будущем убийце, Марке Юнии Бруте (в замечательном романе "Мартовские иды"). Понятно, почему Цезарю "приятно вспомнить" - указывая на пятна на белых пОльтах своих оппонентов, Юлий как бы делал менее значительными свои собственные грехи. В принципе, это излюбленная тактика и писателей-цезарианцев. Ну какое значение имеет, что Цезарь отгеноцидил Галлию и начал Гражданскую войну, если его враги, один (Катон) - алкаш, а второй (Брут) - ростовщик? Это же ведь куда важнее, не так ли?
Но так как из песни слов не выкинешь, нужно рассказать и о темной стороне римлянина, "благороднейшего из всех", Марка Юния Брута.
После фарса с "делом Веттия", о котором я рассказывала в прошлый раз, Брут по настоянию матери уехал из Рима.
Тем временем его дядя, неистовый Катон, всячески пытался испортить малину триумвирам - Крассу, Помпею и Цезарю. Если Катон не имел власти реально им помешать (творить произвол), то его мрачная, возмущенная физиономия изрядно портила аппетит. С глаз долой - из сердца вон, решили триумвиры.
Как злая мачеха Золушке, Триумвират поручил Катону - за ночь отобрать рожь от пшеницы, отделить воду от уксуса и аннексировать Кипр для Рима. Причем сделать это без армии, без флота и без денег.
Но видимо, золушок Катон тоже мог похвастаться феей-крестной. Неожиданно, Птолемей Кипрский покончил с собой, оставив огромные богатства и Кипр в распоряжение Катона.
Сам Катон был занят на Родосе, и заниматься описью и продажей царского имущества и отправкой его в Рим, отправил своего подручного Канидия. А потом написал племяннику Бруту, прохлаждавшемуся на одном из соседних островов, чтобы тот приглядел за Канидием. К-Катон. Б-Бдительность.
Брут отказывался поначалу. Во-первых, ему было лень. Вторую, совершенно замечательную, причину, называет Плутарх.
Брут повиновался, хотя и с крайнею неохотой: ему было неловко перед Канидием, которому Катон выказывал оскорбительное недоверие.
И знаете, это весьма красноречивая деталь. И многое объясняющая. У нашего героя (Марка Брута), удивительное дело, но вообще не было личных врагов. Ну то есть совсем. В эпоху Гражданских войн это максимально странно. Или Брут был святой, или тут что-то другое... Думаю, дело в абсолютно дипломатичных манерах нашего героя. Чувстве такта. Во времена, когда злоба и брызганье ядом были обычным делом, в том малом, что сохранилось из прямой речи Брута, вы не найдете никакого пустого злословия. Он мог, конечно ранить, и словом, и кинжалом - но всегда долго сдерживался. И никогда это не было просто так, для красного словца - как часто у того же Цицерона. Повторюсь, речь не идет о доброте/жестокости, трусости/храбрости, убеждениях/беспринципности и тд, речь именно о манере общаться, сглаживая углы. Не поддаваясь эмоциям. Не ставя собеседника в неловкое положение.
Все-таки, авторы, делая Брута тенью Катона, не совсем правы. От Цезаря у него было больше)
Так как мне нельзя было молчать, ты прочтешь то, что, несомненно, будет тебе неприятно; я ведь сам чувствую, с какой скорбью я написал тебе это, и мне хорошо известно твое мнение о положении государства, и сколь безнадежным, хотя и поддающимся лечению, ты его считаешь. И я, Аттик, клянусь, не упрекаю тебя; ведь возраст, нрав, дети делают медлительным, что я заметил также у нашего Флавия.
Как пример, привожу письмо Брута Аттику. И так как Аттик - это весьма важный персонаж, пару слов и о нем.
Тит Помпоний Аттик по социальному положению был всадником, по роду занятий - финансистом. Ростовщиком, откупщиком, менялой и тд.
Что такое "откупщик"? Ну к примеру, завоевывает Рим какую-нибудь Иудею. И накладывает контрибуцию в сто тыщ миллионов. Откупщик (самостоятельно или в составе синдиката) платит эти деньги в казну сразу, из своих. А затем... Затем выбивает из завоеванной провинции долги. Все что получается сверх - в карман. И провинции, дорогие друзья, в реальности платили куда больше ста тыщ миллионов.
Имея такой бизнес, плотно завязанный на сотрудничестве с властями (ведь кто из провинциальных нищебродов деньги-то выбивал? Римские солдаты и выбивали), Аттик обладал супер-способностью проходить между струйками и ни с кем не ссориться даже в большей степени, чем Брут. Аттик был очень давним другом Цицерона. С семьей Брута он тоже дружил. У Катона управлял имуществом. С Сервилией тоже мутил какие-то дела. Да и с самим Брутом дружил, хотя тот был намного младше.
Именно, как своего друга и многообещающего молодого человека, Аттик представил Брута Цицерону. Тот в тот момент служил наместником провинции Киликия (в состав которой входил и Кипр).
Как друг друга, Аттик попросил Цицерона помочь еще одному другу(Бруту) , у которого тоже есть друг, по имени Скапций... Скапций якобы одолжил несколько лет назад городу Саламину крупную сумму денег. А сейчас городской совет отказывается отдавать долг. Не затруднит ли Цицерона вмешаться и порадеть за хорошего человека?
Цицерон решил вмешаться. И представшая его взору картина не говорила о том, что участники событий были хорошими людьми. У Скапция действительно на руках был кредитный договор. Однако проблема заключалась в том, что законодательно разрешенный процент по кредитам составлял 12 годовых. А ссуда была выдана под 48%. И именно столько хотел получить Скапций.
Сделка ничтожна - принял решение Цицерон. Пусть Саламин отдает долг исходя из 12%. Но у Скапция была еще пара козырей в рукаве.
«Что ты, — говорю, — разве могу я вопреки своему же эдикту?». А он предъявляет постановление сената, изданное в консульство Лентула и Филиппа12 и гласящее, что тот, кто будет наместником в Киликии, пусть судит на основании того долгового обязательства.
12. Сначала я ужаснулся: ведь это было гибелью для города. Нахожу два постановления сената о том же долговом обязательстве, изданные в то же консульство. Когда саламиняне пожелали заключить в Риме новый заем для погашения старого долга, они не могли этого сделать, потому что это запрещено Габиниевым законом13. Тогда друзья Брута, полагаясь на его влияние, согласились дать им взаймы с ростом по четыре сотых, если сенат обеспечит это своим постановлением.
В общем, сколько на Цицерона не давили - ни Аттик, ни сам Брут, Оратор не поддавался на инсинуации Скапция. Затем события развивались еще более неприятным образом - Сканций превысил полномочия и обратился к помощи римских солдат, которые заперли городской совет. Несколько человек погибло в процессе. Цицерон совсем разозлился и пошел в глухой отказ, попутно выяснилось, что Скапций просто агент, а деньги саламинцам давал сам Брут.
Если Аттик намеревался таким образом свести Брута и Цицерона, эта затея потерпела полный крах. Цицерон ясно выразился, что чувствует к "молодому другу" Аттика полное отвращение - и за само дело, и за его полный высокомерия тон (в письмах).
Такова история, исходя из которой, Брута теперь принято изображать аки Шейлока, высасывающего соки из бедных провинций.
Но так как позицию самих Брута и Аттика мы не знаем (и сомневаюсь, что там что-то кроме - "ачетакова?"), ради оправдания Брута, посмотрим внимательней на самого Цицерона.
Почему-то есть забавная тенденция- если Цицерон говорит что-то плохое про Цезаря(ну или Антония), это сразу отметается как предвзятость. Зато всем его словам про того же Брута мы должны верить безоговорочно, так?
В общем, я к тому, что поведение самого Цицерона в этой истории весьма странное. Ну допустим, есть некий закон... Только вот Саламин не нашел никого, кто готов был бы дать денег под законный процент. Мы не знаем причину. Но логично предположить, что риски были слишком велики. Второе. В моем понимании, юридическая позиция Скапция все-таки была посильнее, чем у саламинцев. Брут добился в Сенате легального исключения конкретно для этой сделки. Почему в этом случае Цицерон посчитал СВОЮ юрисдикцию, свое решение, более весомым, чем решение Сената? Может саламинцы сами дали взятку оратору, как думаете?)
Лично я так не думаю. Однако в отношении Цицерона есть некоторые соображения.
Цицерон был, как говорится, человеком, который сделал себя сам. Благодаря своему таланту, своему труду, своим сделкам с совестью в конце концов. Он многое пережил на пути к консульству - и лишился всего в один момент (когда его отправили в изгнание).
Поэтому рискну предположить, что Цицерон, хотя и был республиканцем до мозга костей, в какой-то степени Рим и ненавидел. Этот город был жесток. Жесток К НЕМУ.
Но в то же время милостив к таким, как Марк Брут. Который в тот момент стал для Цицерона прямо-таки воплощением МАЖОРА. Которому все с неба падает. Цезарь отмажет от уголовщины. Сенат для него (еще даже не сенатора) принимает исключения для ведения бизнеса. А дядя Катон прикроет своей белоснежной репутацией.
Думаю, именно в этом коренная причина - в комплексах Цицерона, который никогда не чувствовал себя равным аристократии. (хотя формально был равным). Именно в этом настоящая причина его ненависти к Антонию, Клодию и тд. Не только и не столько их беспутство, сколько их глубокая безнаказанность. Клодий мог сколько угодно валяться в грязи и пьянствовать с самым низким отребьем - но все равно он был аристократом. А Цицерон - нет.
Марк Брут, конечно, не валялся в грязи, и в конце концов они с Цицероном стали друзьями. Но в их отношениях, очень близких и очень восторженных со стороны Цицерона, всегда кмк проскальзывала нотка ненависти. Как будто Цицерон, растравляя Брута против Цезаря, всегда хотел (в глубине души), чтобы погиб не только Цезарь, но и сам Брут.
Продолжение тут