Зиночка шлепала босыми ножками по тропинке, загребала пыль и весело смеялась. Ей так было хорошо. Правда устала немножко, зато в лесу побывала, а уж ягод наелась! Мама сказала, чтоб ела сколько хочешь, только из кузовка не брала. Да и зачем из кузовка брать, когда столько ягодок, красных, душистых. Зина даже немного пособирала в мамкин кузов.
Дарья с детьми возвращалась из леса. Она радовалась, что смогла сегодня выбраться, день удачный, солнечный, а в лесу полянки ягодные, еще никто там не собирал. Они набрали три кузовка, один побольше, два поменьше. На ужин хватит поесть, да и насушат в печи.
Когда дошли до поселка, Дарья удивилась, что улицы пустынны, ни дети не играют, ни старушки-подружки не сидят на скамеечках, не обсуждают каждого проходящего. Чудно как-то. Во дворе их встретил Степан. Лицо чернее тучи. Сразу все захолодело внутри, с ребятишками чего или с Овдотьей. Степан подошел к жене, обнял ее и каким то чужим, сдавленным голосом прошептал
- Война началась, Дарьюшка. Сегодня утром в 4 часа немцы напали на нас. Уже и убитые есть, самолеты бомбят города.
- Ох!
только и выдохнула она. Ноги подкосились. И если бы ее не обнимал Степан, то упала бы на землю. Так и вошли они обнявшись в дом. Дарье хотелось завыть в голос, заорать что есть мочи. Увидев двоих спящих на полу малявок, да одного в зыбке, испугалась, а ну как перепугаются. Закусила свой кулак до крови и тихонько подвывала, не помня себя от горя.
- Ладно, ладно, Дарьюшка. Еще ведь ничего не известно. Наши красные соколы встанут врагу навстречу. Не убивайся ты так. Наша Красная Армия самая сильная, танки наши самые быстрые. Быстро спесь-то собьют с фашистов.
- А ну как тебя на войну заберут, что я делать то буду со всей оравой. Кто их кормить будет!
- Да кому я там нужен буду, разве что своих бойцов за собой приведу,
улыбнулся Степан, поглядев на белобрысые головки своих детей, прижавшихся к мамкиной юбке. Он пытался успокоить свою жену, хотя на душе скребли кошки. Что-то сомнительно было, что война быстро закончится. Правда об этом говорить вслух нельзя было.
Куда делись эти самые красные соколы, где те шапки, которыми грозились закидать немцев. Степан уж несколько раз ходил слушать радио. Но там, теперь уже Левитан, своим голосом, от которого бежали мурашки по коже, зачитывал одно и то же сообщение. А после шла короткая сводка новостей, в которой говорилось, что наши воины мужественно бьются с врагом. Временное отступление объясняли тем что нападение было неожиданным.
В понедельник, как всегда заводской гудок разбудил весь поселок. Как и в мирное время людские ручейки стекались к главному корпусу. Только вот лица у всех были пасмурные, шли молча, ни улыбок, ни смеха, ни разговоров. Люди шли с надеждой, что сейчас все прояснится. И действительно работать в положенное время не начали. Всех собрали на митинг. В клубе для всех не хватило места, поэтому проводили митинг прямо на улице.
Много начальников выступило на этом митинге. Каждое выступление сводилось к тому, что война будет недолгой, что наше дело правое, что громить врага мы будем на его же земле и победа будет за нами. Последним выступал военком. Он-то и сообщил, что в сложившихся условиях правительством принято постановление провести мобилизацию. Призыву подлежат мужчины в возрасте от 23 до 36 лет. Всем, кто будет призываться, будут разнесены повестки.
На этом митинг закончился. Но рабочие еще долго не расходились. Стояли кучками, рассуждали, как же так могло случиться, как допустили такое. Даже об обычной осторожности забыли. Дарья с облегчением в душе вернулась в столовую, принялась за привычную работу. Степе уж больше 36 лет, значит не заберут его. Да и война, как говорят, будет недолгой. Наивная, неграмотная женщина верила каждому слову выступающих.
Степан после митинга отправился на конюховку. Там все было спокойно. Его любимица Ласточка похрустывала свежескошенной травой. Степан подошел к лошади, похлопал ее по спине и вздохнул.
- Ох, Ласточка, неужели и мне придется воевать идти. А как тут Даренка с малыми-то останется. Только Надя поможет, Васька и тот еще мал. А уж остальные совсем матери не помощники будут. Да и Овдотья совсем старая стала. Сколько еще протянет. Хоть бы пожила подольше. Надо сенницу долатать. А если заберут, кто сенокос будет ставить. Трава поспевает. Хоть бы успеть накосить. Может и вправду сразу-то не заберут всех.
Только здесь он мог поделиться своими заботами и сомнениями. Ласточка не настрочит донос, не пожалуется, что он идет против политики партии. Зачем врать людям, обнадеживать, что война будет быстротечной. Он, простой рабочий, понимал, что все, кто сегодня выступал на митинге, не верили в то, что говорят. А может так и надо. Вон, бабы-то все притихли, успокоились, не орали, не ревели. Попривыкнут, а там уж как пойдет.
Горюй-не горюй, а пора приступать к работе. Дарья со своими делами управилась пораньше. Пришла домой, а там весть нехорошая. Заходил брат Павел. Он в артели работает. Так ему прямо на работу повестку принесли. Явиться завтра в военно-учетный стол с вещами и документами к 18 часам. Дарья как стояла, так и села на стул. Что же такое-то творится. Как так скоро! Она чуть дождалась Степана и вместе побежали к брату.
Сноха сидела, уставившись в одну точку. Две девчонки-погодки цеплялись за нее. Павел растерянно стоял рядом и не знал, что делать. Дарья растормошила сноху, разговорила. Заставила встать и собирать вещи в дорогу, документы приготовить. Она понимала, что завтра, в суматохе прощания та что-нибудь да забудет.
Степан подумал, к вечеру собирают, значит пароходом отправлять будут. Пассажирский около 10 вечера бывает. Один снизу, другой сверху. Почти в одно время. Хоть проводить смогут. Уже к тому времени с работы придут.
Так и пробыли у них до самой ночи. Домой шли - заря начала над Ветлугой разливаться. Наступал третий день войны.