Соседский мальчик Петя был очень хорошим товарищем для игр. Петя был моложе Клюшкиной на почти три года. А это - прекрасная возрастная пропасть. Ты-то, к примеру, уже за плечами оставила третий класс. И кое-чего понимаешь в жизни. А он, младший товарищ, только готовится идти в свой первый. Цуцик! И поэтому Петей можно было смело помыкать.
Сосед напоминал кролика и олененка одновременно: круглые глаза, большие зубы и нежные розовые уши, которыми Петя умел как-то особенно прядать.
Бабка Пети, Кабаниха, состояла с бабой Линой в какой-то старой вялотекущей междоусобице. Причины этой борьбы оставались неизвестны. Но Клюшкиной строго воспрещалось таскаться к Кабановым или чесать при них своим длинным языком глупости. Поэтому Петя являлся, с одной стороны, товарищем, а с другой - представителем вражеской стороны. И потому помыкать им можно было безо всяких угрызений совести.
Можно было поливать хлеб постным маслом и врать, что это такой особенный мед. От такого меда мозги растут, а веснушки наоборот - выцветают. Клюшкина ела хлеб с невкусным маслом, а Петя пускал слюну - тоже хотел, чтобы мозги его побыстрее выросли.
Или можно было половить на Пете паутов - толстых, назойливых, кусачих. На самом солнцепеке сосед стоял в своей кепке - и на него слетались полчища кровососущих. Клюшкина с газетой “Пионерская правда” в руке скакала рядом. Товарищ ойкал и морщился.
- А надо чем-то жертвовать, - приговаривала Клюшкина, - иначе они вообще всех людей на свете покусают. Ты, можно сказать, сейчас совершаешь героический подвиг во имя человечества.
В юном друге Пете Клюшкину в ту пору удивляло три вещи.
Вещь первая: как это он так умеет розовыми своими ушами прядать?
Второе. Петя до сих пор не смущался справлять малую нужду прилюдно. Будто был не мальчиком семи лет, а неразумным щенком. Ужас же?
И третье - товарищ искренне верил в Бабу-Ягу. Хоть и был уже почти школьник. Здоровенный ведь лоб! Бабушка Пети, Кабаниха, внука пугала этой сказочной старушкой по любому поводу. И потому Ягу Петр боялся до заикания. Если внук, допустим, отказывался идти обедать, Кабаниха пальцем указывала на далекий лес:
- Смотри-ка, Петя, - говорила она скрипуче, - вон там, в черном-черном бору, одна Баба-Яга проживает. Злая она до безумия и голодная. Пузо у ей с голодухи на весь лес воет. И вот таких, как ты, неслухов, очень уж она обожает на обед себе сготовить. С перцем и лаврушкой. Вот, гляди-ка, уж из бора она выползает на хромой ноге. Уже вон рядом совсем, с пастью открытой на тебя заглядывается. Беги в дом, сердешный. Спасайся.
Клюшкина, конечно, в стороне не оставалась.
- Помню-помню, - поддакивала она Кабанихе, - в прошлом-то году она пару неслухов этак сожрала. Пять и восемь лет им, вроде, стукнуло. До сих пор кишки можно посмотреть размазанные. Пойдемте на кишки смотреть?
Петя таращил глаза, открывал рот и дрожал. Розовые ушки его прижимались. А Кабаниха, пользуясь моментом, тащила внука в дом.
Но жалеть Петю совсем даже и не стоило.
Петя жил в большом и шумном городе. К своей бабушке он заявлялся только на лето - дышать чистым воздухом и пить парное молоко. Клюшкина тоже приезжала на лето, но похвастаться метро или жвачкой она не могла. В ее городе такого не водилось. А у Пети - водилось.
В местном же сельпо про чудесную жвачку слыхом не слыхивали. В этом магазине продавались селедка в мятых банках, байковые халаты, круглые конфеты в сахаре и цинковые тазы. А жвачку туда принципиально не завозили.
А потому в их деревне только Петя имел при себе жвачку. И жевал ее с большим удовольствием: чавкал и щурил глаза. А еще он умел выдуть огромный пузырь. Бабушка Клюшкиной, если вдруг замечала такое безобразие, очень плевалась.
- Смотреть противно, - говорила она, - будто корова телка рожает! Такой же пузырь вот лезет. Тьфу глядеть.
А Клюшкиной и деревенским глядеть на Петю с пузырем нравилось. И им тоже хотелось жвачки. Прямо до судорог. Петя, к счастью, уродился ребенком щедрым. Нажевавшись всласть, он торжественно вынимал резинку изо рта. И озирал страждущих - кому бы дать пожевать жвачку? Это был час триумфа маленького Пети. Деревенское общество толкалось и ругалось меж собой за право жевать. И все смотрели на Петю ласково и с надеждой.
Клюшкиной, впрочем, Петя резинку никогда не давал - помнил про ”Пионерскую правду” и мед для мозгов. Предатель!
Изредка к Пете наезжала мама, тетя Галя, из своего большого города. И привозила еще жвачки. А также конфет и всяких невиданных игрушек. Иногда она даже выносила шоколадные конфеты на улицу - угощала ими детей. Клюшкина и деревенские при Петиной маме не толкались и не ругались, а скромно принимали угощение - культурно брали из кулька по одной штучке.
Клюшкиной, тянущей руку за “Каракумом”, было даже немного совестно за то, что она истребляла паутов прямо на Пете. И она обещала себе более такого никогда-никогда не совершать.
Вообще, Клюшкиной эта тетя Галя очень нравилась. Она носила обесцвеченные пергидролем волосы, строгие очки и работала начальником на каком-то вагоно-ремонтном заводе. И сама Клюшкина мечтала, что однажды вырастет, станет носить очки и белые волосы, поступит на вагоно-ремонтный завод начальником. И начнет покупать себе конфеты и жвачки целыми авоськами.
И так бы, оно, вероятно, и случилось. Но вмешался случай.
Клюшкина ехала мимо дома Кабанихи на велосипеде “Уралец”. Просто каталась себе для удовольствия. А у дома Петя с мамой сидели себе на лавочке и конфеты ели. И тетя Галя Клюшкину окликнула: иди к нам, милая девочка,покажем тебе чего-то. Клюшкина с велика спрыгнула - и к ним. А у тети Гали в руках большая коробка. И говорит Петина мама:
- А подходи-ка ты, девочка, поближе к нам. Сейчас покажу-ка я тебе игрушку, в которую Петя наш играет. Очень уж это замечательная игрушка - у тебя такой точно нет.
И тетя Галя Кабанова смотрела на Клюшкину с видом заезжего в страшную глухомань фокусника.
- Я давеча в сельпо ваше ходила. За сельдью к ужину. Так там для детей и вовсе ничего в продаже не имеется, кроме эспандеров для разминания пальцев рук. Как вы тут живете? Целыми днями коровам хвосты крутите?
Клюшкина согласилась: крутим целыми днями. Кроме эспандеров там и правда ничего не было в продаже интересного.
А тетя Галя вынула из коробки замечательную куклу: лихой атаман в бурке, папахе и с саблею. В зубах у него торчала трубка. Тетя Галя немного повозилась у атамана в красных подштанниках. И атаман вдруг громко запел:
Выйду ночью в поле с конем
Ночкой темной тихо пойдем ....
А потом петь про коня бросил, но начал курить - из трубки атамана повалили кольца дыма. Очень необычное зрелище.
Клюшкина ахнула. Таких курящих игрушек у нее, конечно, не имелось. Петя внимательно смотрел на Клюшкину - сильно ли она завидует или так себе? Сильно! И ушки его радостно алели.
Тетя Галя тем временем рассказывала про другие прекрасные вещи, которые имелись у Пети - трактор, которым можно было управлять по проводу, робот на батарейках и красный спортивный костюм на заклепках.
- И я вот, что хотела бы еще сказать, - сказала она строго, - нам кажется, что с Петей вам дружить не стоило бы. Он маленький еще совсем. А ты - взрослая. Третий класс закончила! На велике катаешься и по заборам лазаешь. Пауты эти, опять же. Мне Петя все рассказал про вашу борьбу с кровососами. И лучше бы ему больше общаться с Юриком - они и по возрасту ближе, и вообще.
Вечером Клюшкина встретила на речке Ушанке Петю. В Ушанке купалась малышня и собаки. Рыбаки ловили гальянов “на банку”. Петя был с бабушкой Кабанихой. Бабуся вытирала Пете ноги большим полотенцем, а он трясся голубыми губами - замерз. Подкараулив, пока Кабаниха отвлечется на беседу с какой-то женщиной, пришедшей полоскать белье, Клюшкина товарища отвела в сторону.
- Слушай, - сказала она Пете, - вчера Баба-Яга еще троих деревенских сожрала и одного городского. Кишки вон до сих пор повсюду размазаны. Она если уже человеческой плоти отведала, то уж не уймется. Так и будет сюда шастать. Ты по возрасту и характеру для нее очень уж сильно подходишь. Просто предупреждаю.
Быстро сказав все это, Клюшкина пошла ловить гальянов.
А следующим летом Петя и Клюшкина больше не были товарищами. Он повзрослел и всюду ходил с Юриком. Предатель.