Старый наблюдатель
Город дышал осенью — влажной, терпкой, пронизанной тонкими нитями листопада. Лена знала этот маршрут до мелочей: парк, лёгкий поворот аллеи, деревянная скамейка под старым клёном. Но её шаги всегда становились тише, стоило увидеть его.
Одинокий силуэт в свете тусклого дня. Человек, растворённый в тени своих мыслей. Голуби, привычно торопившиеся к его ногам, как будто знали — этот человек всегда что-то оставляет.
Она никогда не смотрела прямо. Или делала вид, что не смотрела. Сердце замирало, когда взгляд цеплялся за очертания знакомой фигуры.
Её отец.
Тот, кто когда-то жил в их доме, оставляя после себя запах кофе и книги с загнутыми уголками страниц. Тот, кто исчез — разом, как звук выключенного радио. Разговоры за закрытой дверью, хлопок чемодана. Лена тогда не понимала, только чувствовала.
А теперь — вот он. Здесь. Каждый день.
Зачем?
Пауза длиною в вечность
Она не решалась. День за днём проходила мимо, чувствуя его взгляд, который будто касался, но не дотрагивался. В нём не было ожидания, но было присутствие.
Его руки — те самые, что когда-то подбрасывали её в воздухе, теперь просто лежали на коленях, пальцы чуть подрагивали в воздухе, словно вспоминая старый ритм чего-то важного.
Когда-то, в далёком детстве, он рассказывал сказки про птиц. Про старого воробья, что хранил в клюве секреты всех дворов. Тогда это было смешно. Сейчас — почти пророчески.
Она стояла за деревом, следя за ним, пока мысли не превратились в вопросы, а вопросы — в движение.
Маленькая булочка и огромный шаг
На следующее утро в её кармане оказалась булочка. Совпадение или предлог?
Отец сидел, как всегда. Ветер шевелил его волосы, а солнце вырезало светлые линии на лице. На этот раз он не читал, не кормил птиц, просто сидел, прислушиваясь к чему-то далекому, может, к звуку её шагов.
Она подошла.
Положила булочку рядом.
Отец открыл глаза.
Они смотрели друг на друга без прошлого, без будущего, просто так — как два человека, которые встретились.
— Лена... — голос его был тёплым, но едва слышным, будто он боялся, что слово станет последним.
Она кивнула.
— Привет, пап.
Ничего больше. Не было торжественных воссоединений, слёз или набора фраз из плохих фильмов. Только воздух, солнце и две тени на брусчатке.
Они молчали. Молчали долго, пока это молчание не стало чем-то своим, родным, уютным.
Он разломил булочку пополам и протянул ей кусочек.
— Ты любила такие, — сказал он.
Лена взяла его.
И завтра тоже
— Ты здесь каждый день?
— Каждый.
— Почему?
Он улыбнулся, но не сразу.
— Просто хотел быть рядом. Хоть как-то.
Она ничего не ответила. И не нужно было.
Когда встала, он не стал звать её обратно. Только спросил:
— Завтра будешь проходить?
Лена взглянула на скамейку.
Теперь она не казалась ей такой пустой.
— Может быть, — сказала она.
А может быть, и точно.
На следующий день она снова пришла. Отец сидел на том же месте, но теперь рядом с ним лежала ещё одна булочка. Для неё.
Они ели, кормили голубей, снова молчали, но теперь это молчание было другим — оно заполняло пустоту, оставляя пространство для чего-то нового.
Так начинался их диалог. Не в словах, а в маленьких, незаметных жестах. В тепле ладони, ненавязчивом присутствии.
Иногда не нужны слова. Иногда нужно просто быть.