Звон шпаг и крики дуэлянтов разорвали тишину парижского парка Турнель в весенний день 27 апреля 1578 года. В этот день состоялся один из самых знаменитых поединков французской истории — тот, что впоследствии назовут «дуэлью миньонов».
Миньоны Генриха III: изысканные манеры и смертоносные клинки
Молодые дворяне, изысканно одетые придворные, наперсники монарха и образцы для подражания, они стали олицетворением эпохи Генриха III, последнего короля династии Валуа. Миньоны французского двора оставили свой след не только в хрониках, но и в литературе, став символом придворного блеска, мужества, и парадоксов французской аристократии XVI века.
Кто такие миньоны?
Любому, кто интересуется историей Франции XVI века, непременно встретится слово «миньон». Этот термин, вошедший в обиход с XV столетия, первоначально обозначал доверенного слугу принца. Впоследствии, в XVI-XVII веках, это название распространилось на фаворитов знатных господ и монархов.
Однако именно при дворе Генриха III понятие миньонов приобрело особую окраску, став одновременно предметом восхищения и осуждения. Миньоны Генриха III представляли собой особую группу молодых дворян, приближенных короля, которые сочетали в себе качества личных друзей монарха, политических советников и блестящих придворных, задававших тон в аристократической моде.
Скандальное великолепие
Когда Генрих, герцог Анжуйский, вступил на французский престол в 1574 году, он привел с собой целую плеяду молодых дворян, которые отличались не только боевыми заслугами, но и особым стилем поведения. В отличие от сурового двора своих предшественников, Генрих III культивировал изысканность и утонченность.
Миньоны короля стали воплощением этого нового придворного идеала. Они одевались с невиданной роскошью, носили серьги, использовали косметику, пудрили и завивали волосы, носили кружева и огромные накрахмаленные воротники-фрезы. Такой стиль, резко контрастировавший с традиционным образом воина-дворянина, вызывал насмешки у буржуа и старой аристократии.
Особенно негативно к миньонам относились кальвинисты-гугеноты. Враждебные к любым проявлениям фривольности, протестантские проповедники решительно осуждали придворную моду, запрещали танцы, распространенные среди католиков. Столкнувшись с увлечением двора Валуа «фривольностями», они начали осуждать «женоподобное» поведение придворных.
Образ миньонов, созданный протестантами, впоследствии был подхвачен Католической лигой, которая с 1585 года развернула масштабную кампанию дезинформации против Генриха III и его двора. Пропаганда лигистов продолжалась и после убийства короля в 1589 году, закрепившись в историографии XVII-XX веков в виде карикатурного представления о миньонах как символах морального разложения двора.
Воины или придворные щеголи?
Вопреки распространенному мнению, миньоны короля не были просто изнеженными придворными. Большинство из них прославились как отважные воины и дуэлянты. Брантом, дворянин-хронист того времени, решительно опровергал распространенные слухи о слабости и изнеженности миньонов. Будучи и сам бывшим солдатом, он утверждал, что многие из них, «честные и доблестные молодые люди» вроде Можирона или Келюса, доказали свою храбрость «этим старым капитанам, которые так много болтали».
Брантом добавлял, что упомянутые придворные, участники «множества прекрасных поединков и дуэлей, произошедших за последние двадцать лет при нашем дворе», были «первыми в атаках, битвах и стычках». Миньоны совмещали утонченность с боевой доблестью, участвовали в военных кампаниях против гугенотов и заслужили уважение на полях сражений.
Наиболее ярким примером истинного характера миньонов стала знаменитая дуэль, произошедшая 27 апреля 1578 года. В этот день в парижском парке Турнель сошлись шестеро молодых дворян.
Трое миньонов короля
Жак де Леви, граф де Келюс;
Луи де Можирон, маркиз д'Ампуи;
Ги д'Арсе, барон де Ливаро.
Трое их противников, связанных с герцогом де Гизом:
Шарль де Бальзак, барон д'Антраг;
Франсуа д'Эди, виконт де Рибейрак;
Жорж де Шомберг, барон де Страсбур.
Дуэль миньонов: кровавая развязка
Причина знаменитой дуэли не имела ничего общего с политической обстановкой того времени. Все началось с того, что Келюс случайно застал д'Антрага у своей возлюбленной и на следующий день публично пошутил при свидетелях, что эта дама «более прекрасна, чем добродетельна». Оскорбленный д'Антраг вызвал Келюса на дуэль, и каждый пригласил с собой по два секунданта.
Когда дуэлянты встретились в парке Турнель, Рибейрак попытался примирить противников, что вызвало раздражение у Можирона. Так сформировалась вторая пара сражающихся. Видя это, Шомберг спросил: «Дерутся четверо, что нам делать?», на что Ливаро ответил: «Значит, и мы должны драться...» Таким образом, то, что начиналось как поединок двух человек, превратилось в массовое столкновение.
Молодые дворяне нарушили и писаные законы, и дуэльные обычаи: в декабре 1576 года Генрих III подписал в Блуа эдикт, запрещающий дуэли, а по общепринятым правилам того времени секунданты ни в коем случае не должны были вмешиваться в поединок — напротив, их долгом было сделать все возможное для примирения противников.
Дуэль проходила с использованием парного оружия — шпаги и кинжала. Рибейрак перед началом встал на колени и долго молился, что разозлило Можирона, который бросился на противника. Противники поразили друг друга насмерть (Можирон умер на месте, Рибейрак скончался на следующий день). Шомберг рубящим ударом отсек Ливаро часть левой щеки, но сам был смертельно ранен ответным выпадом. Даже смертельно раненый, Шомберг успел нанести своему противнику сильный удар эфесом по голове.
Келюс заявил, что забыл дома кинжал. Многие впоследствии сочли такую забывчивость намеренной: по всей Европе в моду входило фехтование одной шпагой, и Келюс мог рассчитывать на преимущество в таком виде боя. Возможно, он предполагал, что д'Антраг из благородства также откажется от своего кинжала. Однако тот этого не сделал, предоставив графу самому выпутываться из ситуации. Результат оказался плачевным для королевского фаворита — он получил 19 ран. Д'Антраг отделался царапиной на руке и не стал добивать поверженного противника.
Король, оплакивающий миньонов
Исход дуэли миньонов потряс всю Францию. Король Генрих III был безутешен. Он приказал воздвигнуть над их могилой великолепный памятник. В обиходе у придворных острословов сразу появилось выражение «tailler en marbre» — «изрубить в мрамор». Особенно трогательную заботу монарх проявил о Келюсе, который, несмотря на многочисленные раны, выжил. Генрих III лично ухаживал за раненым фаворитом и кормил его с ложечки бульоном.
Однако порывистому Келюсу через месяц после дуэли захотелось проехаться верхом — раны открылись, и 29 мая он скончался. Король был настолько потрясен этой потерей, что его горе стало притчей во языцех. Такая привязанность монарха к своим фаворитам лишь подогревала слухи и способствовала распространению сплетен о природе этих отношений.
Вопреки официальным запретам на дуэли и явной бессмысленности кровопролития, молодое дворянство восприняло реакцию короля как форму поощрения. В результате дуэли стали модой, и их число, несмотря на антидуэльные эдикты, выросло. Одновременно дуэль миньонов ввела в обычай участие в поединке не только основных дуэлянтов, но и их секундантов, что раньше совершенно исключалось.
Наследие миньонов
Институт миньонов Генриха III оставил противоречивый след в истории Франции. С одной стороны, король продвигал при дворе людей незнатного происхождения, которым доверял важные обязанности. Он стремился опираться на новых людей в управлении государством. Его двор стал центром притяжения для узкого круга фаворитов, которые благодаря своему покровителю делали головокружительную карьеру.
С другой стороны, эта система рухнула после знаменитой дуэли миньонов в апреле 1578 года. Последующая пропаганда Католической лиги и протестантов надолго закрепила за миньонами образ изнеженных, порочных придворных, хотя исторические свидетельства рисуют куда более сложную картину. Миньоны часто были отважными воинами, и если и выделялись на фоне других аристократов, то скорее своим образованием и верностью королю.
История миньонов Генриха III наглядно демонстрирует, как политическая пропаганда может исказить исторический образ целой группы людей. Лишь в последние десятилетия историки начали переоценивать роль миньонов и их влияние на французский двор, отделяя факты от веками накопившихся предрассудков.