Рассвет в пятиэтажке просачивался сквозь полупрозрачные занавески, как акварельный намёк на новый день. Ольга — тридцать семь лет, измождённое материнство в каждой складочке у глаз — возилась на кухне. Волосы собраны в небрежный пучок, на футболке — следы вчерашнего детского завтрака, на руках — десятимесячный Максимка.
Позади — школьник Дима, торопливо собирающий портфель. Рядом — Алёнка, дошкольница с хвостиками, которой срочно нужна помощь застегнуть куртку. И всё это — до прихода мужа, до его рабочего дня, до очередного круговорота домашних забот.
— Мам, ты мне носки не видела? — Дима суетится, рассыпая учебники.
— В синем ящике, — машинально отвечает Ольга, одновременно расстёгивая молнию на куртке Алёнки.
Максимка пытается выдавить на щеке улыбку, размазывая слюни по материнской футболке. Ольга успевает поймать его и не дать опрокинуть на пол чашку с готовящимся кофе.
Шесть утра. Домашний марафон только начинается.
Три стирки до полудня. Два завтрака — для школьника и дошкольника. Куча посуды. Стирка распашонок. Переодевание младшего. Укладывание спать. Уборка игрушек. Подготовка — длиною в жизнь.
И всё это — до прихода Павла. До его усталого взгляда. До небрежной фразы, которая станет точкой невозврата.
Павел входит поздно. Тяжёлые шаги в прихожей, брошенный портфель, запах офисного дня — духи коллег, кофе, усталость.
— Ну и денёк, — выдыхает он, стягивая галстук.
Ольга моет посуду. Последние тарелки за весь долгий день. Максимка спит, Алёнка смотрит мультики, Дима делает домашку. Обычный вечер, казалось бы.
— Устал? — спрашивает Ольга глухо, не оборачиваясь.
— Ещё как, — Павел треплет Алёнку по голове, проходит на кухню, открывает холодильник.
Пауза. Тишина становится густой, как послеобеденный воздух.
— А ты чего устала? — вдруг бросает Павел, доставая пиво. — У тебя же фактически отпуск. С детьми посидеть да по дому походить.
Ольга замирает. Тарелка в руках становится оружием молчаливого протеста. Капелька воды срывается и разбивается о кафель.
— Отпуск? — переспрашивает она тихо.
Шесть стирок. Две уборки. Три накормленных рта. Куча немытых носков. Постоянный писк соски. Бесконечные «мам, я хочу» и «мам, помоги». И это — отпуск?
— Да, отпуск, — невпопад и совершенно бездумно продолжает Павел. — Я вот работаю, а ты тут...
Тарелка с грохотом падает на пол.
Ночью Ольга не спала. Максимка посапывал в детской кроватке, Дима и Алёнка тихо сопели в своих комнатах, а она — бодрствовала. Смотрела в потолок, слушая тяжёлое дыхание мужа.
«Отпуск», — эхом отдавалось в голове.
Утром она решила. Никаких привычных движений. Никаких бесконечных стирок и готовки. Никаких бесконечных «мам, помоги».
Посуда росла горкой. Игрушки разбросаны. Дети начали капризничать раньше обычного. Алёнка опрокинула чашку с соком, Дима забыл положить в портфель тетрадь. Максимка хныкал громче обычного.
Павел, возвращаясь с работы, застыл в дверях.
— Что здесь происходит? — голос напряжённый, раздражённый.
Ольга молчит. Она просто сидит в кресле, держа Максимку на руках. Её взгляд — остановившаяся река. Усталость, накопленная годами, давит тяжелее любых упрёков.
— Не можешь за домом убрать? — Павел бросает портфель. — Я весь день пашу, а тут...
— Пашу? — Ольга впервые за день подняла голос. — Пашу?!
Слова летели, как острые осколки. Годами копившаяся усталость прорывалась наружу.
— Ты думаешь, моя работа — это не работа? Я с утра до ночи — и нянька, и повар, и уборщица, и психолог! Три разных характера, три разных потребности. Максимка не спит ночами, Алёнка истерит в садике, Диме нужен постоянный контроль!
Павел впервые видел жену такой. Не покорной, не тихой. Настоящей.
— Мой „отпуск" — это война за выживание! — крикнула Ольга.
И в этот момент что-то треснуло. То ли между ними. То ли внутри них.
— Я уезжаю, — тихо сказала Ольга. — К маме. С детьми.
Три сумки. Три детских кресла. Три судьбы, которые она заберёт с собой.
Павел остался один. Посреди хаоса. Посреди тишины.
Старенький домик на окраине города пах корицей и стариной. Мама Ольги — Валентина Сергеевна — встретила дочь молча. Один взгляд — и всё понятно.
— Проходи, родная, — она помогла занести сумки.
Максимка сразу же уткнулся в бабушкины руки. Алёнка рассматривала старые фотографии на стенах. Дима примостился у окна, листая книгу.
— Расскажешь? — Валентина Сергеевна протянула чашку с травяным отваром.
Ольга только всхлипнула. Годами копившаяся обидарвалась наружу — слезами, словами, интонациями.
— Он даже не понимает, что я делаю! — шептала она. — Думает, что сижу дома как на курорте.
Валентина слушала. И вспоминала.
Тридцать лет назад она была точно такой же. Муж — на работе, она — дома. Три ребёнка, куча домашних дел, и ни капли понимания.
— Знаешь, — тихо начала мама, — я тоже молчала. Считала, что так надо. Что женщина должна терпеть.
Ольга подняла глаза.
— А потом что? — спросила она.
— А потом я состарилась. И поняла, что молчание — не золото. Молчание — могила.
Павел впервые остался один.
Посуда, которую некому мыть. Игрушки, которые некому убирать. Стиральная машина, которую некому включать. Холодильник, который некому наполнять.
Он пытался готовить. Сжёг яичницу. Уронил чашку. Не смог постирать детские носочки.
К вечеру позвонил теще.
— Валентина Сергеевна, — голос сломленный, — как вы это все выдерживали?
В трубке молчание. А потом:
— Не выдерживали, Павел. Просто терпели.
Он понял. Впервые по-настоящему понял, что такой невидимый домашний труд — это не отпуск. Это работа. Тяжелее любой офисной.
Максимка, Алёнка, Дима — три мира, которые нужно удержать. Накормить. Согреть. Воспитать.
И Ольга — капитан этого корабля. Которую он считал просто матросом.