Июльское солнце нещадно палило, превращая пыльные дороги Белоруссии в раскаленную сковороду. Командарм Ерёменко, склонившись над картой в наспех оборудованном штабе, в сотый раз проверял расположение войск. Его воспаленные от недосыпа глаза пытались разглядеть хоть какой-то просвет в сложившейся обстановке. Пальцы, огрубевшие от постоянного напряжения, машинально отмечали позиции, которые еще можно было удержать.
«Товарищ генерал, разведка докладывает – немцы заходят с фланга», – доложил запыленный связист, только что прибывший с передовой. Его гимнастерка потемнела от пота, а в глазах читалась тревога человека, видевшего слишком много для своих двадцати лет.
Ерёменко поднял голову, медленно вытер пот со лба и тихо, но твердо произнес: «Значит, сражаться будем здесь. Отступать некуда – за нами Москва».
В эти дни – 17–19 июля 1941 года – решалась судьба не только войны, но и всего нашего многонационального народа. Эти три дня стали тем незримым рубежом, который впоследствии историки назовут первым решающим переломом Великой Отечественной.
«Сдержим, ребята?» – батальон майора Воронова на подступах к Смоленску
Майор Алексей Воронов помнил тот день до мельчайших подробностей. Каждый звук, каждый запах, каждое лицо врезались в память навсегда. Их батальон, остатки некогда мощной дивизии, занимал оборону на подступах к Смоленску. Шестнадцать дней беспрерывных боев превратили бойцов в живых мертвецов – заросших, измученных, с воспаленными от дыма и пыли глазами.
«Сдержим, ребята?» – спросил Воронов у артиллеристов, готовивших последние снаряды. Его голос звучал обыденно, словно интересовался прогнозом погоды, но каждый понимал важность этого простого вопроса.
«А куда деваться, товарищ майор», – ответил пожилой сержант с морщинистым, обветренным лицом, привычным движением протирая панораму орудия. – «Дома у меня трое пацанов. Кто их учить будет, если не я?».
Эти простые слова отозвались в сердце командира острой болью. Воронов посмотрел на своих солдат… Молодых и пожилых, кадровых и вчерашних студентов – и увидел в их глазах не страх, а решимость.
Цена времени: кровавая арифметика первых месяцев войны
А цена была непомерной. После оставления Минска, 28 июня значительная часть советских войск в Белоруссии оказалась в окружении. Бои продолжались до 8 июля.
В первой декаде июля началось Смоленское сражение – битва, масштабы которой до сих пор не осознаны в полной мере. 15 июля части вермахта, обойдя город, перерезали Московское шоссе. На следующий день немцы практически захватили сам Смоленск. Но бои за него не утихали. Советские части – 16-я, 19-я и 20-я армии, находились в оперативном окружении. Но неоднократно штурмовали городские кварталы, отбивая их у захватчиков.
«Сестричка, воды...» – будни полевого госпиталя
Нина Сергеевна, медсестра полевого госпиталя под Смоленском, не спала уже третьи сутки. Её руки, некогда нежные и ухоженные, теперь потрескались от постоянной обработки ран, от спирта и йода. Она уже не считала, скольким бойцам помогла за эти дни – счет шел на сотни.
Порою, когда выпадала минутка отдохнуть, она доставала из кармана смятую фотографию – она, молоденькая студентка-третьекурсница медицинского, и мама улыбаются в объектив. Довоенная жизнь казалась теперь таким далеким сном...
«Сестричка, воды...» – слабый голос раненого лейтенанта вывел её из оцепенения. Молодой командир лежал, укрытый простыней, пропитавшейся кровью. Свежая повязка на груди уже начинала алеть.
«Сейчас, родной, сейчас», – Нина поднесла кружку к запекшимся губам молодого командира. – «Потерпи немного, скоро полегчает». Она осторожно приподняла его голову, позволяя сделать несколько глотков. Каждое движение причиняло раненому боль, но он старался не показывать этого – сжимал зубы, и лишь предательская слеза катилась по виску.
Лейтенант слабо улыбнулся: «Наши... как там наши?»
«Держатся, родимый. Не пускают фрицев дальше», – ответила Нина, хотя сама точно не знала обстановку на фронте. Но в ее голосе звучала такая уверенность, что раненый успокоился и прикрыл глаза. Почему-то в этот момент ей вспомнился брат – такой же лейтенант, от которого не было вестей с первых дней войны. Жив ли?
Смоленское сражение: невидимый масштаб истории
А обстановка была действительно критической. Смоленское сражение разрасталось, как лесной пожар – по фронту порядка 600 километров, в глубину до 250. Мой дядька, ветеран-танкист, часто бурчал, что историки потом не совсем правильно расставили акценты. «Про Москву-то и Сталинград все знают, а ты спроси: где немца первый раз по-настоящему остановили? Вот то-то и оно...» — и махал рукой, скрывая набегающие слезы.
Общие потери Красной Армии составили около 700 тысяч человек. Немецкой – свыше 100 тысяч. Но за каждой из этих цифр стояли судьбы конкретных людей. Чьих-то отцов, сыновей, мужей, братьев.
Главный итог этой кровавой битвы – продвижение немцев к Москве было остановлено на долгих три месяца. Три месяца, которые позволили эвакуировать промышленность, мобилизовать резервы, укрепить оборону столицы. Три месяца, которые спасли страну.
«За нами – колыбель революции»: подвиг на Лужском рубеже
На северном направлении разворачивалась не менее драматичная ситуация. 14 июля 1941 года в ходе контрудара под Сольцами части Красной армии окружили танковую дивизию противника, срезав опасный выступ. Бои шли буквально за каждую деревеньку, за каждый мост, за каждый клочок земли.
Полковник Иван Степанович Федоров, командир стрелкового полка на Лужском рубеже, помнил, как комдив привез приказ – держаться любой ценой. Комдив собрал командиров в полуразрушенной крестьянской избе. Хозяйка, седая как лунь старушка, молча подала им крынку парного молока и краюху хлеба. «От чистого сердца, сыночки. Только уж постойте за нас...». Этот хлеб и молоко делили поровну, будто причащались перед боем.
«Каждый день, что мы выигрываем здесь – это спасение для Ленинграда», – сказал комдив, обводя взглядом командиров. – «За этой линией – колыбель революции, город Ленина. Отступать некуда».
И они держались. Взвод лейтенанта Савельева трое суток отбивал атаки целой роты немцев. Когда кончились патроны, дрались штыками и саперными лопатками. Из 48 человек в живых осталось 8. Но свою высотку они не отдали.
Месяц за месяцем советские войска отражали натиск врага на Лужском рубеже, выигрывая драгоценное время. Решающее наступление немцы смогли начать только 8 августа. Но даже после этого бои на лужских укреплениях продолжались до конца августа.
«Земля горела под ногами»: сражение за Киев
На южном фланге противостояние было не менее ожесточенным. Первые бои за Киев на дальних подступах начались уже 30 июня, а 11 июля сражения разгорелись на ближних рубежах. Мой тесть, коренной киевлянин, рассказывал, как их, подростков, отправили строить баррикады. Мешки с песком, противотанковые «ежи», колючая проволока. Помню, показывал мне старую фотографию — худой мальчишка-очкарик рядом с баррикадой. «Это я, пятнадцатилетний... Думали, дня два повоюем — и наши немца назад погонят. А оно вон как вышло...».
Лейтенант Петр Соколов, командир роты на киевском направлении, вспоминал эти дни как самые страшные в своей жизни. На его глазах погибали боевые товарищи, рушились дома, горели поля спелой пшеницы.
«Земля горела под ногами, буквально горела», – рассказывал он позже своей жене, когда пришел с войны с орденом и протезом вместо левой ноги. – «Не, ну ты представляешь — пшеничное поле горит! Это ж какой там жар! А бежать надо, немец минометами кроет... Васька Кравчук, связной мой, прямо рядом со мной упал — мина разорвалась. А у него фотокарточка любимой в нагрудном кармане — так осколок прямо в эту фотокарточку вошел и застрял. Вот ведь как бывает... Спасла его Галинка его».
На этом успехи группы армий «Юг» фактически закончились. В августе противник приступил к штурму Киева, но прорваться к городу так и не смог. Более того, в ходе советских контрударов немцы даже были потеснены. Судьба Киева решилась только в сентябре, после окружения советских войск.