оглавление канала, часть 1-я
Спала я неважно. Хоть сестрица и накачала меня валерьянкой, но это помогало плохо. И даже не из-за того, что меня шваркнули по голове. Одолевали думы. Я пыталась понять, какая связь между благочинным из Свято-Троицкого монастыря, нищим на паперти и бабой Настей, которая и отдала мне этот несчастный ключ. А связь просто обязана была иметь место! И я решила, что завтра же отправлюсь в монастырь и вот так прямо и спрошу отца Андрея! И сама же себе ответила: угу… так он тебе все сразу и выложит! Держи карман шире! Но и продолжать делать вид, что ничего не происходит, я просто не могла! Сначала по голове получила, а дальше? А если эта самая «неведомая третья сторона» доберется до Сеньки? А если до тети Вали? Нет… Допустить подобного я не могла! Итак… Монастырь? Скорее всего. Согласна, разобраться в происходящем будет непросто, но других вариантов я не видела.
К тому же, Сенька вчера выдвинула идею обследовать мою квартиру на предмет обнаружения тех самых подслушивающих устройств, которых могло и в помине не быть. Но, сообразив, что поисковик из меня сегодня никакой, угомонилась. Потом она предложила обратиться к Юрику, чтобы он применил всю технологическую мощь своей конторы для обнаружения шпионских жучков в моей квартире. Я отвергла и первую, и вторую Сенькины идеи, обосновав свой отказ весьма аргументированно. Во-первых, ничего ТАКОГО неведомый «кто-то» (если таковой вообще имелся, а не являлся плодом моей «стукнутой» фантазии) подслушать в моей квартире все равно не сможет, потому как бываю я дома очень редко, в основном только по ночам. Так что в этой части его бы ждало жесточайшее разочарование. А во-вторых, если этот самый «кто-то» узнает, что его «жучки» обнаружены и удалены, то кто ему помешает установить их еще раз? Но я вполне обоснованно полагала, что второго раза моя голова может и не выдержать, а уж про нервы и говорить не приходилось. В общем, пока решили оставить все, как есть. К тому же, про себя (не стоило озвучивать мои мысли вслух) я думала, что могла и ошибиться. И проникнувший в мой дом был вовсе не «неведомый кто-то», а обычный домушник, который, не найдя чем поживиться, шваркнул меня по голове, да и был таков. В общем, я просто решила не обращать внимания на случившееся, словно я сама шваркнулась головой, скажем, о косяк двери.
Наутро Сенька заторопилась по своим делам, а я отправилась на работу. Не могу сказать, что чувствовала себя прекрасно. Хотя и умирающей меня было назвать сложно. К тому же, сегодня после обеда в историко-архивном институте была лекция Аникеева, на которую у нас с сестрой имелось вполне официальное приглашение. Пропустить данное мероприятие я считала для себя невозможным, если вообще хотела разобраться в сути происходящего. Сенька, правда, была недовольна, так как считала, что нам было лучше держаться от всего этого как можно дальше. Но в итоге была вынуждена согласиться со мной, что уж если ты не можешь предотвратить бунт, то его тогда следует возглавить. И поэтому она, хоть и неохотно, но заехала за мной на работу, чтобы отправиться в институт на лекцию.
В огромной аудитории в виде амфитеатра народу было не очень много. На первых рядах, судя по внешнему виду, сидели ученые мужи и люди, близкие к науке. Но Волкова среди них, почему-то, не было. Впрочем, на кой ему эти сообщения, если он сам, на пару с Константином (блин, запамятовала его отчество!) и исследовали эту самую библиотеку в монастыре! За научной публикой сидели редкие кучки студентов, которых интересовала история этого бесценного артефакта. Несколько корреспондентов из местных изданий тоже имели место быть. В общем, по количеству слушателей я не могла сказать, что в нашем городе народ страстно увлекался историей.
Мы с Сенькой поднялись чуть выше по ступенькам и уселись позади всей этой публики. Аникеев говорил много, страстно, эмоционально, размахивая руками, чертя какие-то схемы на доске. Его лохматая шевелюра, кажется, стала еще лохматее, как у кобеля, который долго бегал по репейнику. Глаза горели священным огнем ученого, фанатично преданного своему кумиру – науке. Ничего особенно интересного или нового для себя я не услышала. Сестрица тоже, если судить по тому, что ее голова почти покоилась на моем плече, а глаза были прикрыты. Нет, конечно, может, таким образом она лучше усваивала материал, представляя все сказанное, как в кинотеатре с 3D изображением, но мне, почему-то, казалось, что она просто дремлет. Если честно, я бы тоже сейчас с удовольствием вздремнула, приспособившись к вибрации голоса Кости. Но приличия обязывали, так сказать. Было бы верхом свинства, усни мы тут с ней обе. Поэтому я изо всех сил таращила глаза, пытаясь не упустить смысла общего повествования.
И тут, в самый разгар моей борьбы за бодрствование, я почувствовала, что кто-то смотрит мне прямо в затылок. Взгляд был напряженный и несколько неприятный. Если бы не Сенька на моем плече, я бы попробовала разыграть сценку под названием «срочно понадобилось припудрить носик». Другими словами, достала бы из сумки зеркальце и постаралась очень незаметно обнаружить того, кто проявлял ко мне столь настойчивое внимание. Но, увы. Сестрица мирно посапывала, прильнув ко мне, как к собственной подушке, да и зеркальца в моей сумке отродясь не бывало. Поэтому я просто резко обернулась и на мгновение встретилась взглядом с мужчиной, который сидел чуть выше нас. Он тут же отвел взгляд и, торопливо поднявшись, быстро вышел из аудитории через боковой вход. Так что рассмотреть его как следует у меня не получилось. Мне вдруг показалось, что я его уже где-то видела. Только вот никак не могла припомнить, где! Сестрица от моего ерзанья на месте пробудилась и недовольно шепотом проворчала:
- Чего крутишься, словно на муравейнике сидишь?
Я ей с усмешкой ответила:
- Слушай… Я знаю более удобное место, где мы можем подремать.
На что Сенька, свирепо уставившись на меня, буркнула:
- Подумаешь… задремала на минуточку. После такой-то ночи это не удивительно. А ты могла бы меня и разбудить… - И она украдкой огляделась, пытаясь выяснить, заметил ли кто-нибудь такое ее неуважительное отношение как к лекции, так и к самому лектору.
Так как до нас, похоже, никому не было никакого дела, она немного успокоилась и, поерзав на месте, словно курица, расправляющаяся в гнезде, с преувеличенным вниманием уставилась на Аникеева. А его доклад, между тем, подошел к концу. Ему стали задавать вопросы. Умные – от братьев по науке, дурацкие – от журналистов. Я, было, хотела незаметно улизнуть, но Сенька пристыдила меня, сказав, что коли уж нам приглашение на дом принесли, то стоило подойти к докладчику и сказать пару вежливых фраз. Когда публика начала расходиться, мы подошли к Константину, и я представила сестру, так как ранее Аникеев с нею знаком не был. Сенька, видимо, стараясь компенсировать то, что почти всю лекцию продремала у меня на плече, разливалась соловьем, обозвав его «яркой звездой не только нашего города, но и страны в целом, на небосклоне исторических изысканий». От подобного цветистого комплимента Аникеев слегка смутился, глядя на сестрицу с легким недоумением ясными глазами через стекла своих очков. Сенька, поняв, что слегка переборщила с эпитетами, стала поспешно тараторить о том, как мы с ней благодарны ему, то есть Аникееву, что удостоил нас такой чести и бла-бла-бла. При этом она незаметно задвинула легонько мне локотком в бок, надо полагать, чтобы я тоже хоть что-нибудь сказала. Ну я и сказала. Точнее, спросила:
- Константин, а как вы считаете, Журавлиное братство, по примеру тех же масонов, существует по сей день в нашей стране? Или это уже только наше далекое прошлое?
Аникеев слегка смутился и с запинкой начал:
- Видите ли…
Я мысленно закатила глаза, вспомнив своего профессора, который нам читал лекции в институте. Помнится, он однажды сказал: «Запомните, молодежь… Когда человек, пытаясь ответить на ваш вопрос, начинает свою речь со слов «видите ли», это означает, что он не знает ответа. Настоящий профессионал не будет тратить время на всякие словесные «узоры». Либо, если вы уверены, что человек профессионален, это может означать только одно: он не хочет давать вам правдивого ответа, и вы должны быть готовы к тому, что вам, после этих слов, начнут на уши вешать «лапшу»». Слова профессора, который был в высшей степени профессионален, я запомнила на всю жизнь. И теперь я ожидала, что же такое сейчас начнет врать нам Аникеев? Тот, сдернув с носа свои очочки, кинулся их протирать, держа паузу, видимо, пока еще не придумав, что бы эдакое нам ответить. Собственно, на этом нам бы стоило развернуться и уйти. Но подобное поведение было бы просто хамством по отношению к человеку, который не поленился собственноручно выписать нам приглашение. Поэтому я со всем вниманием, чуть наклонив голову набок, ждала. Наконец, он водрузил свои очки на положенное им место на остреньком носу и, так сказать, продолжил:
- Сравнение наших славянских образований с западными не совсем уместно. – Я выразительно посмотрела на него, и он совсем сбился. Закрутился на месте, пытаясь собрать лежавшие на кафедре листки доклада, и наконец, выпалил: - Если вас интересует эта тема, то я могу вам порекомендовать ряд литературы…
Я, выразительно хмыкнув, ответила:
- Спасибо… В другой раз я обязательно воспользуюсь вашим предложением, а теперь, простите, нам пора…
Подхватив сестрицу под руку, я поволокла ее к выходу. А вслед нам раздалось жалобное:
- Вы можете в любое время найти меня на кафедре, и мы обязательно поговорим на эту тему…
Но я уже его не слушала. У меня в мозгу крутилось сейчас только одно: «Где я видела того человека, который так пялился мне в спину?» Почему-то мне казалось, что это было очень важно вспомнить. Намного важнее нежелания Аникеева ответить на мой вопрос.
Сенька была сегодня за рулем ввиду того, что я еще не вполне отошла после вчерашнего. Она развернулась по кольцу возле института, намереваясь выехать на проспект, как я вдруг заорала во все горло:
- Вспомнила!!!! Это же нищий!!! Который возле церкви!!! Ё-моё!!! Какая метаморфоза!!!
Сенька от неожиданности (а может и с перепугу) ударила по тормозам и со страхом уставилась на меня. За тридцать секунд я ей умудрилась объяснить, что я не спятила и на меня ничего не «нашло», и мы, наконец, смогли тронуться с места. Решив, что на сегодня с нее довольно потрясений и загадок, она отвезла меня до дома, а сама отправилась к себе, довольно ехидно пробурчав на прощанье:
- Надеюсь, до завтрашнего утра ты способна дожить без приключений…
Заверив сестрицу, что тут же отправлюсь в душ и потом сразу в кровать, я вышла из машины. Хотела бы сказать, выпорхнула, но, увы. До «выпорхнула» мне нужно было как следует выспаться. И я нисколько не кривила душой, когда обещала сестре, что так и поступлю.
В квартиру входила с некоторой опаской, в первую очередь пройдясь по всем комнатам и включая свет. Затем я заглянула в шкаф и под кровать, и только после этого с облегчением выдохнула. Чувствовала я себя еще неважно, поэтому сразу поплелась в душ. Затем, натянув на себя пижаму, залезла под одеяло и с блаженством закрыла глаза. Расслабленная после принятия горячего душа, я почти сразу провалилась в сон.
Проснулась я, когда стояла глубокая ночь. Проснулась не сама по себе, а от легкого стука в окно. Словно какая-то ненормальная птица, которой не спится по ночам, настойчиво долбила клювом в стекло. В первый момент я даже ничего не поняла, принимая этот стук за продолжение сна. А потом разозлилась. Ну, если это Юрик опять решил наведаться ко мне таким образом, я пригрожу ему, что расскажу его жене, что он лазает ко мне по ночам через окно, и пускай ему Наталья вправит мозги! Дня ему мало, блин!! Я выпуталась из плена одеяла и решительно зашагала к окну. В темноте, царившей на улице, разобрать, кто там скребется, было совершенно невозможно. Но я была уверена, что это мой друг опять явился с какой-нибудь «секретной» информацией. Распахнула окно и зашипела в темноту:
- Юрик… Тебе что, делать нечего… - И запнулась.
Передо мной был вовсе не Юрик, а тот самый «нищий», которого я увидела сегодня на лекции в институте. Неяркий свет уличного фонаря, пробивающийся сквозь густые заросли сирени у меня под окном, позволял его разглядеть в достаточной мере, чтобы не принять его за Юрика. Не говоря ни слова, он сунул мне в руки какой-то клочок бумаги и растаял в темноте, только кусты зашуршали. Постояв столбом еще несколько мгновений у раскрытого окна, я наконец пришла в себя. Захлопнула створку, задернула штору и включила ночник. Дрожащей от волнения рукой я развернула листок. На нем, корявым почерком, словно писали на ходу и на коленке, было написано: «Если хочешь узнать о ключе, приезжай через час в кремлевский парк. Вторая скамейка от входа». И все. Ни тебе подписи, ни тебе какого другого намека от кого была эта странная записка.
