Осень в этом году выдалась на редкость мерзкая. Дождь хлестал почти без перерыва, превращая московские улицы в венецианские каналы. Марина стояла у окна своей квартиры в типичной панельной девятиэтажке и бездумно следила за тем, как ветер гоняет по двору разноцветные зонты прохожих. Странно, но именно в такой же промозглый октябрьский вечер, ровно двадцать лет назад, она познакомилась с Андреем.
Тогда она была совсем другой — яркой, дерзкой студенткой консерватории с копной рыжих волос и неизменной гитарой за спиной. Преподаватели прочили ей блестящее будущее, а она... А она влюбилась. По уши, как последняя дурочка, в серьезного молодого экономиста.
— Ты с ума сошла! — кричала тогда её лучшая подруга Ленка. — Какой, к чёрту, экономист? Ты же музыкант, творческая личность! Ты же с ним со скуки загнёшься!
Как в воду глядела, зараза.
Первые звоночки Марина начала замечать года полтора назад. Вроде бы мелочи: задержки на работе, внезапные командировки, странные звонки по вечерам. Сначала списывала на усталость, на кризис среднего возраста — мало ли что творится в голове у мужика под пятьдесят? Потом появился новый парфюм — терпкий, молодёжный, совсем не в стиле Андрея. Следом — модные рубашки и стрижка, будто парню снова двадцать пять.
— Пап, ты что, влюбился? — подколола его как-то дочь Катька, студентка-второкурсница журфака.
Андрей тогда странно дёрнулся и пробормотал что-то невразумительное про дресс-код на работе.
Их семейный корабль налетел на айсберг в самый обычный вторник. Марина, как последняя дура, напекла его любимых пирожков с капустой — думала, может, это поможет растопить лёд, который намерз между ними за последние месяцы.
— Нам надо поговорить, — сказал он с порога, даже не взглянув на накрытый стол.
Сердце ухнуло куда-то в район желудка. Она знала, что услышит дальше. Знала, но всё равно оказалась не готова.
— Я встретил Свету...
Светка. Ну конечно. Его первая любовь, роковая красотка с физмата. Они встречались все пять лет в институте, а потом она укатила на стажировку в Штаты. Вернулась через год — уже с американским мужем.
— Мы случайно столкнулись на конференции... — Андрей говорил что-то ещё, но Марина уже не слушала.
Перед глазами проносились картинки их общей жизни. Вот они въезжают в первую квартиру — однушку на окраине, купленную в ипотеку. Вот она держит на руках новорожденную Катьку, а Андрей носится по квартире с градусником и кипятит бесконечные пустышки. Их первый отпуск на море, ремонт, сделанный своими руками, праздники, трудности, победы...
— Я ухожу к ней, — его голос вырвал её из воспоминаний. — Она в разводе. Уже год как.
— А как же мы? — глупый вопрос, но что ещё спрашивают в таких случаях?
— Марин, пойми... — он наконец поднял глаза. — С тобой я как будто и не жил вовсе. Всё было... правильно. Удобно. Но без огня, понимаешь?
Она понимала. Ещё как понимала! Сама не заметила, как превратилась из яркой музыкантши в типичную домохозяйку. Гитара давно пылилась на антресолях, концертное платье стало мало, а последний раз она была в театре... Когда же это было?
— Убирайся, — тихо сказала она. — Прямо сейчас.
Он собирал вещи методично, как делал всё в своей жизни. Сложил рубашки идеальной стопкой, аккуратно упаковал документы, забрал любимую кружку с работы. Словно уезжал в командировку, а не рушил двадцать лет совместной жизни.
Катька примчалась среди ночи, заставив вахтёршу в общежитии поверить в срочную семейную драму. Хотя почему поверить? Так оно и было.
— Мам, ты как? — дочь крепко обняла её, и Марина наконец позволила себе разрыдаться.
— Не понимаю, Катюш... За что? Почему?
— Потому что папа — козёл, — отрезала дочь. — Седина в бороду — бес в ребро. Классика жанра.
Следующий месяц превратился в бесконечный день сурка. Работа-дом-работа. Механические движения, автоматические действия. Готовка на одного, стирка на одного, жизнь на одного.
Подруги активизировались, как служба спасения. Таскали по кафе, знакомили с какими-то разведёнными хирургами и овдовевшими бизнесменами. Марина вежливо улыбалась и отказывалась от дальнейших встреч. Какие свидания, когда внутри всё выжжено?
— Марин, ну сколько можно себя хоронить? — возмущалась Ленка. — Тебе сорок пять, а не девяносто пять! Жизнь только начинается!
— Да-да, — кивала Марина. — Обязательно начнётся. Завтра.
А потом случилось то, чего она боялась больше всего. На пороге появилась она. Светлана собственной персоной — холёная, подтянутая, с идеальным маникюром и укладкой от топового стилиста.
— Можно войти? — в голосе ни тени смущения. — Нам надо поговорить.
Марина молча отступила в сторону. Внутри всё клокотало, но двадцать лет работы в школе научили держать лицо в любой ситуации.
Светлана прошлась по квартире, разглядывая обстановку с плохо скрываемым превосходством. Типичная среднестатистическая квартира типичной среднестатистической семьи: икеевская мебель, старые фотографии на стенах, вязаные салфетки на журнальном столике.
— Андрей забыл кое-какие документы, — она элегантно присела на краешек дивана. — И ещё... я хотела извиниться.
— Вот как? — Марина усмехнулась. — И за что же?
— Понимаешь, — Светлана говорила тоном психотерапевта, объясняющего прописные истины, — мужчине в определённом возрасте нужно что-то большее, чем просто быт. Ему нужно вдохновение, драйв, энергия. А ты... — она обвела рукой комнату, — ты превратила его жизнь в болото.
Марина почувствовала, как кровь приливает к лицу:
— Да что ты знаешь о нашей жизни? О ночах, проведённых в больнице с ребёнком? О кредитах, которые мы тянули? О том, как я продала свою концертную гитару, чтобы оплатить его курсы повышения квалификации?
— Вот именно — быт, проблемы, обязательства, — Светлана поморщилась. — Знаешь, сколько Андрей зарабатывает сейчас? А ты всё со своей школой возишься, с этими вечными тетрадками...
— Пошла вон, — тихо, но твёрдо произнесла Марина. — Немедленно.
Когда за разлучницей захлопнулась дверь, Марина не выдержала. Схватила вазу — свадебный подарок свекрови — и с размаху швырнула в стену. Звон разбитого стекла принёс странное облегчение.
Вечером позвонила Катька:
— Мам, ты представляешь, эта... — она выразилась крепко, совсем не по-журналистски, — заявилась к папе на работу. Устроила скандал из-за того, что он не может оплатить ей абонемент в фитнес-клуб.
— А что так? — Марина впервые за долгое время почувствовала что-то похожее на злорадство. — У успешного мужчины должны быть соответствующие расходы.
— Да там это... — дочь замялась. — В общем, его проект прикрыли. Зарплату урезали вдвое. А квартиру они снимают в центре, не то что наша панелька...
Через неделю Марина встретила их в торговом центре. Спряталась за стойкой с одеждой, наблюдая, как они выбирают постельное бельё. Светлана что-то горячо доказывала, размахивая руками. Андрей угрюмо молчал, ссутулившись как-то по-стариковски. От былого лоска не осталось и следа.
В тот вечер Марина впервые за долгое время достала с антресолей старенькую гитару. Провела рукой по грифу, смахивая пыль. Пальцы помнили аккорды — тело музыканта не забывает ничего. Первые звуки дались с трудом, но постепенно мелодия полилась свободнее.
— Господи, мам! — Катька влетела в комнату с горящими глазами. — Ты играешь! Ты же не притрагивалась к гитаре с моего поступления!
— Да и до этого так, по праздникам только, — Марина грустно улыбнулась. — Всё некогда было — то готовка, то уборка, то тетради...
— А помнишь, как ты пела в моём детстве? И на выпускном у моего класса? Все же обалдели — такая классная училка!
Марина помнила. Помнила, как горели глаза учеников, как просили «на бис», как Андрей хмурился — мол, несолидно всё это. Школьная учительница должна быть строгой и серьёзной.
На следующий день она записалась на курсы английского и купила абонемент в бассейн. А ещё записалась к парикмахеру — надоело красить седину в унылый каштановый.
— Рыжий! — заявила она мастеру. — Такой, знаете, медный, с золотистым отливом.
Мастер удивлённо приподняла брови, но спорить не стала. Клиент всегда прав, особенно если у клиента такой решительный блеск в глазах.
Весной Марина поехала на море — одна, впервые за двадцать лет. Села в самолёт и почувствовала себя той самой студенткой консерватории, у которой вся жизнь впереди.
Телефон пиликнул сообщением от Андрея: «Прости меня. Я совершил ошибку. Светка — стерва, каких поискать. Может, попробуем начать сначала?»
Марина улыбнулась и удалила сообщение. Потом открыла заметки в телефоне — там уже неделю дожидался своего часа текст заявления об увольнении. Пора было возвращаться к музыке.
В кафе на набережной играл живой джаз-бэнд. Солистка — молодая девчонка с такими же рыжими, как у Марины, волосами — запела что-то из старого репертуара Эллы Фицджеральд.
— Простите, — к столику подошёл саксофонист, — мы заметили, как вы подпеваете. Не хотите присоединиться? У нас через неделю концерт в местном джаз-клубе, а вокалистка уезжает...
— Хочу, — ответила Марина, и впервые за долгое время её улыбка была искренней.
Год спустя
Маленький джаз-клуб на Чистых прудах был забит до отказа. Публика — от студентов до солидных бизнесменов — с восторгом принимала новую солистку. Рыжеволосая женщина в изумрудном платье пела так, что мурашки бежали по коже.
— Офигеть! — шептались студентки в первом ряду. — А я-то думала, она просто училка!
Катька, сидевшая за столиком у сцены, снимала выступление на телефон. Рядом примостилась Ленка, утирая слёзы:
— Господи, Катюш, я же помню её такой в молодости! Именно такой — яркой, живой! А потом этот твой папаша...
— Бывший папаша, — отрезала Катька. — Знаешь, что он недавно писал? Что Светка выносит ему мозг почище перфоратора. То он мало зарабатывает, то подарки дешёвые дарит. А недавно закатила истерику — потребовала машину менять, потому что «на такой колымаге только картошку возить».
— А он что?
— А что он... Терпит. Говорит, стыдно в таком возрасте опять с вещами по съёмным квартирам мотаться. Да и куда он денется? На своей школьной зарплате мама бы его точно не потянула.
Марина на сцене закончила композицию и раскланялась под гром аплодисментов. В глазах плясали озорные огоньки — такие же, как двадцать лет назад, когда она впервые встретила Андрея.
После концерта к ней подошёл высокий седой мужчина:
— Потрясающе поёте! Я представляю продюсерский центр. Не хотели бы обсудить возможное сотрудничество?
— Отчего же не обсудить? — Марина улыбнулась. — Только давайте завтра. А сегодня у меня важная встреча.
Важной встречей оказался ужин с саксофонистом из того самого приморского кафе. Он прилетел на гастроли в Москву и первым делом позвонил ей.
— Мам, он же младше тебя! — шептала Катька, когда провожала её на свидание.
— Всего на пять лет, — отмахнулась Марина. — И вообще, это просто ужин.
Но глаза её сияли так, что Катька только головой покачала:
— Знаем мы такие «просто ужины»...
А через неделю Марина случайно столкнулась с Андреем в супермаркете. Он сильно постарел, появился живот, морщины стали глубже. В корзине сиротливо лежала пачка пельменей и бутылка пива.
— Прекрасно выглядишь, — сказал он после неловкого приветствия. — Просто светишься вся...
— Спасибо, — она улыбнулась. — Знаешь, ты был прав тогда. С тобой я действительно счастья не видела. А сейчас... Сейчас я его наконец-то нашла.
И, напевая что-то из нового репертуара, она пошла к кассе, чувствуя спиной его растерянный взгляд. А в сумочке лежали два билета на самолёт — в Париж, куда её пригласили выступать в настоящем джаз-клубе.
Кто бы мог подумать, что жизнь после сорока пяти может быть такой яркой? Что можно начать всё заново, найти себя настоящую?
***
P. S. А что думаете вы — можно ли в сорок пять начать жизнь с чистого листа? И что важнее — стабильность или право быть собой? Стоит ли годами терпеть нелюбимую работу и остывшие чувства ради «стабильности»?