Ключ с привычным звоном повернулся в замке. Валентина переступила порог своей квартиры, прижимая к груди пакеты с продуктами. День выдался тяжёлым — очередь в поликлинике, потом магазин, где кассирша так медленно пробивала товары, что хотелось кричать.
Но теперь это всё позади. Валентина аккуратно поставила сумки на кухонный стол. Всё здесь было именно так, как она любила — чистота, порядок, каждая вещь на своём месте. После смерти мужа прошло уже три года, и бывшая учительница русского языка наконец-то научилась ценить эту тишину, это пространство, принадлежащее только ей.
Она неторопливо разобрала продукты, протёрла стол и включила радио. Из динамика полились негромкие звуки джаза — маленькая слабость, которую она раньше не могла себе позволить. Михаил не любил такую музыку.
Из серванта Валентина достала толстую свечу в старинном подсвечнике — подарок коллег на пятидесятилетие. Зажгла её, наблюдая, как тёплое пламя отражается в стекле серванта. Этот новый ритуал появился у неё совсем недавно. Свеча, музыка, чашка чая и книга — лучшее лекарство от одиночества, которое со временем из горькой пилюли превратилось в сладковатую настойку, приносящую покой.
Звонок в дверь прозвучал резко, неожиданно. Валентина вздрогнула. Гостей она не ждала. Выключив музыку, она пошла открывать, на ходу поправляя причёску.
На пороге стоял племянник Игорь с женой Светой и двумя детьми — шумными мальчишками восьми и пяти лет.
— Тётя Валя! — Игорь шагнул в прихожую, обнимая её. — Как поживаешь?
— Проходите, проходите, — засуетилась Валентина, хотя внутри что-то сжалось. — Давно вас не видела.
Дети тут же бросились исследовать квартиру, а Света деловито прошла на кухню.
— Я чайку поставлю, — крикнула она.
Валентина только кивнула, провожая племянника в комнату. Что-то в его глазах, в походке настораживало её. Так было всегда, когда Игорь приходил не просто так.
За чаем разговор шёл о пустяках — работе Игоря, школе мальчиков, ценах на продукты. Валентина подкладывала всем печенье, слушала, кивала, а внутри росло смутное беспокойство.
— Тёть Валь, у нас новость, — наконец сказал Игорь, переглянувшись с женой. — Помнишь, я говорил, что нашу многоэтажку скоро будут сносить? Так вот, сроки сдвинулись. Нам всем велели освободить квартиры к концу месяца.
— Да, неприятность, — пробормотала Валентина, чувствуя, как холодок пробежал по спине.
— Так мы решили, — продолжил Игорь, — что переедем к тебе. Временно, конечно. Пока не дадут новую квартиру.
Он сказал это так просто, словно речь шла о том, какой фильм посмотреть вечером. Валентина замерла, чашка в её руке застыла на полпути ко рту. В голове мелькнуло: «Нет, только не это». Но вместо этого она услышала свой голос:
— А надолго это... временно?
— Ну, месяца на три-четыре, не больше, — бодро ответил Игорь. — Зачем тебе такая большая квартира одной? Нам всем места хватит. Ты даже не заметишь нас!
Дети носились по коридору, что-то с грохотом упало. Света даже не обернулась.
— Да, конечно, — пробормотала Валентина, чувствуя, как всё внутри сжимается. — Конечно, мы что-нибудь придумаем.
А в голове крутилось: «Что я наделала? Зачем согласилась?» Но слова уже вылетели, их не вернуть. И теперь ей оставалось только улыбаться, пока в груди разрасталась тревога.
Чужие руки в моем доме
Валентина проснулась от грохота. За стеной что-то упало, детский плач перешёл в визг, а потом раздался громкий голос Светы:
— Ну что ты наделал! Бабушка теперь будет ругаться!
«Какая я им бабушка?» — подумала Валентина, натягивая халат. С момента переезда родственников прошло всего пять дней, а казалось — вечность. Она глянула на часы — семь утра. Раньше в это время она пила свой утренний кофе в тишине, читала газету, составляла планы на день. Теперь же...
Выйдя из спальни, она на секунду замерла. В коридоре громоздились коробки, чемоданы, пакеты с вещами. Мебели из их квартиры было немного — диван, детские кроватки, комод — но и это занимало слишком много места в её двушке, которая раньше казалась просторной.
— Извини, тёть Валь, — виновато улыбнулся Игорь, выглядывая из кухни. — Мы стараемся потише, но дети есть дети.
— Ничего, — машинально ответила она, проходя мимо него.
На кухне Света гремела посудой. Что-то жарилось на сковородке, брызгая маслом на плиту, которую Валентина всегда содержала в безупречной чистоте.
— Доброе утро, — сказала хозяйка квартиры. — Чай будете?
— Я уже сварила кофе на всех, — отозвалась Света. — Только дети твой не будут, слишком горький. Я им какао сделаю. Ой, а где у тебя венчик? Не могу найти.
Валентина открыла ящик, который всегда был идеально организован. Теперь же там царил хаос — столовые приборы перемешались, а многие предметы и вовсе отсутствовали.
— А, я его в другое место переложила, — Света выдвинула нижний ящик. — Так удобнее. И вообще, я немного переставила вещи, чтобы было практичнее. Ты не против?
Валентина только кивнула, но внутри что-то сжалось. Это была её кухня, её порядок, продуманный до мелочей за долгие годы. А теперь чужие руки хозяйничали здесь.
— А куда делась моя баночка с мятой? — спросила она, не найдя на полке привычную стеклянную ёмкость.
— Эта старая? Я её выбросила, — небрежно бросила Света, помешивая что-то на плите. — Она треснутая была, и вообще, негигиенично хранить травы в открытой посуде. Я потом пластиковый контейнер куплю, современный.
Валентина молча сжала губы. Это была баночка ещё мамина, с красивым узором по краю. В ней всегда хранилась мята с дачи, собранная и высушенная собственными руками.
Весь день прошёл как в тумане. Валентина пыталась заняться своими делами — почитать, посмотреть телевизор, разгадать кроссворд, но детский крик, постоянное движение, чужие разговоры выбивали из колеи. К вечеру от непривычного шума разболелась голова.
Когда она зашла в ванную, чтобы принять душ перед сном, то обнаружила, что её полочка с косметикой сдвинута в угол, а на видном месте расположились многочисленные тюбики, кремы и лосьоны Светы.
— Я думала, тебе не нужно столько места, — объяснила та, заметив взгляд Валентины. — У тебя же всего пара кремов, а у меня целая коллекция. Не беспокойся, я твои вещи не выбрасывала.
«Спасибо и на этом», — горько подумала Валентина, глядя на своё отражение в зеркале. Усталое лицо, потухшие глаза. Кто эта женщина? Хозяйка квартиры? Непохоже.
Вечером, лёжа в постели, она вспомнила своё кресло в углу комнаты, настольную лампу с зелёным абажуром, тишину и запах свежезаваренного чая. Всё это осталось в прошлом. Теперь в её квартире главенствовали чужие порядки и чужие правила. А она молчала, глотая обиду.
«Я должна что-то сделать, — думала Валентина, прислушиваясь к разговору племянника с женой за стеной. — Но что?»
Попытка разговора
Часы показывали почти полночь. Валентина сидела на кухне, вертя в руках чашку с остывшим чаем. День выдался особенно тяжёлым — младший из мальчиков разбил её любимую вазу, стеклянную, синюю, купленную ещё в молодости. Света лишь пожала плечами: «Дети есть дети». А ведь ваза стояла на самой верхней полке серванта. Как ребёнок до неё добрался?
В коридоре послышались шаги. Игорь, взлохмаченный, в домашних шортах и футболке, прошёл на кухню.
— Не спится? — спросил он, открывая холодильник.
— Да вот, думаю... — Валентина собиралась с духом весь день для этого разговора. — Игорь, нам надо поговорить.
Племянник кивнул, доставая колбасу и хлеб. Он деловито нарезал бутерброд, словно находился у себя дома. Впрочем, за эти дни он явно так и начал считать.
— Понимаешь, мне тяжело, — начала Валентина, тщательно подбирая слова. — Я привыкла к тишине, к своему распорядку. А сейчас всё изменилось.
Игорь жевал, рассеянно кивая.
— Может быть, вам поискать другой вариант? — она постаралась, чтобы голос звучал мягко. — Снять квартиру или...
— Снять? — племянник перестал жевать. — Ты представляешь, какие сейчас цены на аренду? С нашей зарплатой это нереально. К тому же, мы все деньги на ремонт в новой квартире копим.
— Я понимаю, но... — Валентина замялась.
— Тёть Валь, — Игорь положил руку ей на плечо. — Мы же не чужие люди. Мы семья. Разве ты не помнишь, как помогала мне с уроками? Как приходила к нам на дни рождения?
Валентина помнила. Конечно, помнила. Игорь был для неё почти как сын — своих детей у неё с Михаилом не случилось. Она любила племянника, баловала его. А сейчас чувствовала себя предательницей из-за желания побыть одной в собственной квартире.
— Мы же стараемся не мешать, — продолжил Игорь, видя её замешательство. — Ты же не выгонишь нас на улицу?
Эти слова упали как камень. Выгонишь? Разве об этом она говорила?
— Нет, конечно, нет, — поспешила заверить Валентина. — Просто, может, мы могли бы как-то... организовать пространство? Чтобы всем было удобно?
— Ну так организуй, — легко согласился Игорь, доедая бутерброд. — Света не будет против. Только учти, что детям нужно место для игр. Кстати, я тут подумал — у тебя же есть эта комната, которую ты как кабинет используешь. Там стоит только стол и полки. Может, отдашь её мальчикам? А сама будешь в гостиной сидеть, когда захочешь почитать.
Валентина молчала. Её кабинет — единственный уголок, который пока оставался нетронутым. Там хранились её книги, тетради с конспектами уроков, которые она вела 30 лет, альбомы с фотографиями. Там был её мир, последнее убежище.
— Подумай, ладно? — не дождавшись ответа, Игорь потрепал её по плечу. — Спокойной ночи, тёть Валь. И не переживай так. Ты же сама говорила — в тесноте, да не в обиде.
Когда он ушёл, Валентина ещё долго сидела, глядя в темноту за окном. В голове крутились обрывки фраз: «Не выгонишь на улицу?», «Мы же семья», «В тесноте, да не в обиде». Да, она говорила эти слова. Но сейчас они оборачивались против неё, заставляя чувствовать вину за простое желание жить в своём доме так, как ей хочется.
Что-то горькое поднялось в горле. Слёзы? Нет, Валентина не плакала уже давно. Даже когда хоронила мужа. В глубине души она понимала, что происходит что-то неправильное. Но как это остановить, не разрушив отношения с единственными близкими людьми?
С этим вопросом она и легла спать, так и не найдя ответа.
Разговор на лестнице
Утро выдалось промозглым. За окном моросил дождь, и капли стекали по стеклу, словно слёзы. Валентина проснулась раньше всех — в пять утра. Тихонько, стараясь не скрипнуть половицей, она оделась и выскользнула из квартиры.
На лестничной площадке было прохладно и пусто. Валентина прислонилась к стене, глубоко вдыхая. Наконец-то тишина. Никто не дёргает, не спрашивает, не требует. Можно просто постоять и подумать.
Она не заметила, как по щекам потекли слёзы. Плакала беззвучно, как плачут люди, привыкшие скрывать свои чувства. Всё накопившееся за эти дни — обида, усталость, беспомощность — выливалось сейчас солёными каплями.
— Валентина Сергеевна? Что случилось?
От неожиданности она вздрогнула. Напротив стояла соседка Надежда Петровна — сухонькая, но крепкая женщина лет семидесяти, с которой они всегда здоровались при встрече, но близко не общались.
— Ничего, — Валентина поспешно вытерла слёзы. — Просто... дышу.
— В пять утра, на лестнице? — Надежда Петровна подошла ближе. — У вас дома что-то стряслось?
Валентина хотела отмахнуться — мол, всё в порядке, не беспокойтесь. Но вместо этого вдруг выпалила:
— Племянник с семьёй переехал ко мне. Надолго. А я... я не знаю, как с этим жить.
Она ожидала осуждения — как можно не радоваться родным людям? Но Надежда Петровна неожиданно хмыкнула:
— А, так вот откуда этот топот и беготня. Я всё думала — неужели Валентина Сергеевна, такая интеллигентная, стала слонов разводить?
Это было сказано с такой искренней иронией, что Валентина не выдержала и улыбнулась сквозь слёзы. Впервые за много дней.
— Зайдёте ко мне на чай? — предложила соседка. — Всё равно уже не уснёте, а сидеть на лестнице — не лучшая идея. Промёрзнете ещё.
Через пять минут они уже сидели в уютной кухне Надежды Петровны. Там пахло сушёными травами и печеньем. На столе стояли чашки с крепким чаем, а за окном всё так же шелестел дождь.
— Рассказывайте, — просто сказала соседка, подвигая к Валентине вазочку с вареньем.
И Валентина рассказала. Про Игоря и его семью, про ощущение, что её выживают из собственного дома, про неумение отказать и страх обидеть близких. Слова лились потоком, словно прорвало плотину. А Надежда Петровна слушала, кивала и время от времени хмыкала.
— Знакомая история, — сказала она, когда Валентина замолчала. — У моей подруги так было. Дочь с зятем въехали «на месяц», а прожили три года. И всё это время моя Тамара чувствовала себя служанкой в собственном доме.
— И чем всё закончилось? — тихо спросила Валентина.
— Инфарктом, — отрезала Надежда Петровна. — Еле откачали. Вот тогда дочка с мужем и съехали. Испугались, что мать помрёт и квартиру соседям завещает от обиды.
Валентина вздрогнула. Неужели и её ждёт такой финал?
— Валентина Сергеевна, — соседка накрыла её руку своей, морщинистой, но тёплой. — Они сядут вам на шею, если вы не поставите границу. Я понимаю — родня, не чужие люди. Но это не значит, что вы должны жертвовать собой.
— Но как? — беспомощно спросила Валентина. — Я не умею... отказывать.
— А вам и не нужно отказывать, — Надежда Петровна улыбнулась. — Просто скажите, что они могут жить у вас, но по вашим правилам. Составьте список — что можно, а что нельзя. И не бойтесь требовать уважения к себе и своему дому.
— А если они обидятся?
— Обидятся — их проблемы, — отрезала соседка. — Вы же не выгоняете их. Вы просто хотите, чтобы с вами считались. А если человек не способен уважать чужие границы, то какой он родственник? Паразит, а не родственник.
Эти слова, резкие и прямые, словно встряхнули Валентину. В них была правда — горькая, но необходимая. Всю жизнь она старалась быть удобной для других. Хорошей учительницей, послушной женой, заботливой тётей. И что в итоге? Её собственные желания и потребности никого не волновали.
— Спасибо вам, Надежда Петровна, — тихо сказала Валентина, допивая чай. — Мне... легче стало.
— Не за что, — соседка пожала плечами. — Заходите ещё. Посидим, поболтаем. Я тут одна-одинёшенька, а вы, как я вижу, тоже не прочь побыть в тишине и покое.
Выходя от соседки, Валентина чувствовала что-то новое. Не решимость, нет — до неё было ещё далеко. Но какую-то искру. Маленький огонёк протеста, который теплился в груди. И этот огонёк согревал её, пока она поднималась к своей квартире, где уже наверняка проснулись и шумели нежданные гости.
Последняя капля
После разговора с Надеждой Петровной что-то изменилось. Валентина шла домой с работы, и каждый шаг давался легче. В голове созревал план — не радикальный, но твёрдый. Сегодня вечером она поговорит с Игорем. Спокойно объяснит, что нужно установить правила. Составит список — что можно, а что нельзя трогать в её доме.
С этими мыслями она поднялась на свой этаж, достала ключи. Из-за двери доносились голоса — Света с кем-то разговаривала. Валентина вошла и замерла в прихожей.
— Да, конечно, заносите сюда, — командовала Света, стоя посреди комнаты. — Вот тут, в угол.
Двое мужчин в рабочей одежде втаскивали в квартиру новый диван — ярко-красный, кожаный, громоздкий. А старый, тот самый, который много лет стоял у окна, уже исчез.
— А где... — начала Валентина, но осеклась. В углу, где раньше стояло её любимое кресло, теперь красовался детский столик с пластиковыми стульями.
— Света, — голос дрожал, — где моё кресло?
Молодая женщина обернулась, улыбаясь так, словно делала одолжение.
— А, ты уже пришла? Мы решили немного обновить интерьер. Твой диван совсем продавился, а это кресло, честно говоря, — Света поморщилась, — было таким старомодным. Ты же видела, как Миша рубашку порвал об эту торчащую пружину?
Валентина не слышала. Перед глазами стояло кресло — потёртое, но такое родное. В этом кресле она читала книги, проверяла тетради, смотрела телевизор. В нём умер Михаил — заснул и не проснулся. На подлокотнике до сих пор оставалось пятно от его любимого кофе.
— Где оно? — повторила она, уже громче.
— Да выбросили мы его, — отмахнулась Света. — Игорь с ребятами со второго этажа отнесли на помойку. Оно же старое было. Мы тебе потом пуфик купим, для детей. А ты и на диване посидеть можешь.
Что-то оборвалось внутри. Последняя ниточка, связывающая с прошлым. Они даже не спросили. Просто выбросили часть её жизни, как ненужный хлам.
— Вы не имели права, — прошептала Валентина, чувствуя, как к горлу подкатывает ком.
— Да брось ты, тёть Валь, — вмешался появившийся Игорь. — Мы же как лучше хотели. Посмотри, какой диван классный! Современный! И места теперь больше.
Валентина не слушала. Сумка выпала из ослабевших рук. Она быстро прошла мимо них, накинула куртку и выскочила из квартиры.
В голове стучало: «На помойку. Кресло Михаила — на помойку».
Она неслась по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, как девчонка. Во дворе сразу бросилась к мусорным контейнерам. Вот оно! Её кресло, уже припорошенное каким-то мусором, стояло, накренившись, у забора.
Валентина принялась стряхивать с него грязь, пытаясь приподнять. Тяжёлое. Раньше Михаил помогал ей передвигать мебель. А теперь?..
— Валентина Сергеевна? Что вы делаете?
Это был дворник Семёныч, немолодой, но крепкий мужчина. Он с удивлением смотрел на учительницу, которая возилась у помойки.
— Кресло... моё, — выдохнула она. — Выбросили. А я хочу забрать.
Семёныч смерил её взглядом, потом глянул на кресло.
— Так не донесёте же, тяжёлое. Давайте я вам помогу.
Через пятнадцать минут они вдвоём с трудом затащили кресло на площадку первого этажа.
— Дальше-то как? — спросил дворник. — Может, пока у меня в каморке постоит, а я мужиков каких найду, поднимем?
— Нет, — покачала головой Валентина. — Я... я к соседке зайду. Может, у неё постоит немного.
Повезло — Надежда Петровна была дома и, выслушав сбивчивый рассказ, согласилась приютить кресло. Вместе с Семёнычем они втащили его в её квартиру.
— Посидите, успокойтесь, — предложила соседка, когда дворник ушёл. — На вас лица нет.
Валентина опустилась на стул. Её колотила дрожь. Не от физического усилия — от обиды и боли.
— Они выбросили... просто выбросили, — повторяла она. — Даже не спросили. Как будто это не мой дом, не мои вещи.
— Потому что для них это действительно уже не ваш дом, — жёстко сказала Надежда Петровна. — Они решили, что имеют право на всё. И будут брать, пока вы позволяете.
Валентина вскинула на неё глаза.
— Но что я могу сделать? Они же не уйдут просто так.
— А вы попробуйте, — соседка подвинула к ней чашку с чаем. — Сегодня они выбросили кресло. Завтра начнут выбрасывать ваши книги, фотографии. Потом скажут, что вам и вовсе хватит одной комнатки. А потом... потом вы сами уйдёте, потому что не выдержите.
Валентина замерла. А ведь так и будет. Она уже чувствовала себя гостьей в собственном доме.
— Если вы сейчас не остановите это безобразие, — продолжала Надежда Петровна, — они просто сотрут вас. Не со зла, нет. Просто потому, что могут. Потому что вы позволяете.
Что-то переменилось в Валентине. Болезненная обида превращалась во что-то другое — твёрдое, решительное. Гнев? Нет, скорее осознание собственной правоты.
— Вы правы, — сказала она, поднимаясь. — Пора это прекращать.
Твердое слово
— Печенье будешь? — Игорь протянул ей тарелку. — Мы с Ромкой сегодня купили, с малиной. Вкусное.
Валентина покачала головой. Весь вечер она провела у соседки, вернулась, когда дети уже спали. Душ, своя комната — хотелось запереться, не выходить. Но надо было решать. Сегодня же.
На кухонных часах светилось 11:30. Пора.
Она встала, поставила чайник. Странное спокойствие накрыло её. Словно переступила какую-то черту, за которой ни страха, ни сомнений.
— Позови Свету, — сказала она, не оборачиваясь. — Хочу с вами поговорить.
— Да она сериал досматривает, — отмахнулся племянник. — Давай завтра?
— Нет, Игорь. — Валентина развернулась и посмотрела ему в глаза. — Сейчас.
Что-то в её голосе заставило племянника отложить печенье. Несколько секунд он изучал её лицо, потом дёрнул плечом:
— Ну ладно. Эй, Светк! Иди сюда!
Зевая, Света вплыла на кухню. Волосы в бигуди, халат нараспашку.
— Чего такое? Там самое интересное началось.
Валентина расставила чашки. Руки действовали сами по себе — разлить чай, подвинуть сахарницу. Старая учительская привычка — за порядком на столе следишь, когда нервничаешь.
— Послушайте меня внимательно, — начала она, присаживаясь напротив. — Я всё обдумала. Вам нужно съехать. На поиски жилья — неделя.
Звякнула ложка, выпав из рук Светы. Игорь рассмеялся:
— Шутишь, тёть Валь? Из-за этого старого кресла, что ли?
— Нет, Игорь. — Валентина смотрела на него спокойно. — Не из-за кресла. Из-за неуважения. Вы вошли в мой дом и сделали вид, что он ваш. Переставили вещи. Выбросили то, что дорого мне. Не считаетесь с моим мнением, с моими привычками. Это неправильно. И я больше не хочу так жить.
— А как же мы? — тонко взвизгнула Света. — Куда нам с детьми? В подвал?
— Вы взрослые люди. — Голос Валентины звучал ровно. — У вас есть работа. Есть руки и головы. Найдёте съёмную квартиру. Я помогу деньгами на первый взнос.
— Тётя Валя! — Игорь вскочил. Лицо перекосилось от обиды. — Да как ты можешь? Мы же родня!
— Родня — это взаимное уважение, — спокойно ответила она. — А у нас его нет.
— Вот, значит, как? — прошипела Света. — Выгоняешь нас на улицу? А потом будешь сидеть тут одна, никому не нужная? Думаешь, мы будем приезжать, навещать? Хрен тебе!
— С-с-сука старая, — выдавил Игорь сквозь зубы. — И это после всего, что для тебя сделали? Обновили квартиру, мебель тебе новую купили...
— Я не просила, — так же ровно произнесла Валентина. — Всё, что вы делали — вы делали для себя. А теперь, пожалуйста, найдите себе другое жильё. Неделя — и всё.
— Не поедем никуда! — Света со всей дури хлопнула ладонью по столу, чай выплеснулся из чашки. — Сама вали отсюда, раз такая!
Валентина не поморщилась, не отпрянула. Сидела прямо, расправив плечи. Как на открытом уроке перед комиссией — спокойно, собранно.
— Вам придётся уехать. Через неделю я сменю замки.
— Да я участкового вызову! — От злости Света покраснела пятнами. — Как ты можешь, родная тётка...
— Надоели, — вдруг сказала Валентина. Негромко, но Света осеклась. — Это моя квартира. Я здесь хозяйка. Вы можете кричать, угрожать, но через неделю вас здесь не будет.
Она отставила чашку и встала.
— На первый взнос я вам дам, как обещала. Я своё слово держу, — она выделила последнюю фразу. — А теперь извините, я устала.
Игорь смотрел на неё, не мигая. Лицо исказила презрительная гримаса:
— Думаешь, ты без нас проживёшь? Сдохнешь тут одна, никто не хватится!
Странное дело — эти слова должны были ранить, напугать. Но Валентина лишь пожала плечами:
— Неделя, Игорь. И кстати, кресло я уже забрала обратно. Оно пока у соседки. Завтра нам помогут вернуть его домой.
Она развернулась и вышла в коридор, чувствуя их взгляды спиной. Но ей было всё равно. Страха не осталось. Только покой и уверенность, что поступает правильно.
Засыпая, она прислушивалась к разговору за стеной. Света ругалась, Игорь что-то бубнил в ответ. Они планировали, угрожали, жаловались. Но Валентина этого уже почти не слышала — проваливаясь в глубокий, спокойный сон.
Впервые за много ночей.