Я думал, ты всегда соглашаешься...
— Здесь подпись поставь. И здесь тоже. Третий экземпляр можешь не подписывать, он мне нужен.
Лидия подняла глаза от ажурной салфетки, которую вязала последние три вечера. Муж стоял над ней с какими-то бумагами. Она отложила крючок.
— Что это?
— Документы на дачу. Я же говорил, Кирилл просил помочь с ипотекой. Вот, оформил всё как надо.
Алексей расправил листы на журнальном столике, аккуратно разгладил пальцами. Она смотрела на его руки — всё такие же крепкие, с выступающими венами, но уже в пигментных пятнах. Когда успел так состариться?
— Ты даже не спросил меня, — тихо сказала она.
Он удивленно поднял брови.
— А что спрашивать? Мы же обсуждали.
— Нет. Ты сказал, что Кирилл просит денег на первый взнос. Но про продажу дачи речи не было.
Он положил карты на стол с уверенностью, но не знал, что у неё в рукаве был джокер.
Алексей вздохнул. Этот вздох она знала наизусть — так он реагировал на капризы, на глупости, на женские слабости. Сорок лет брака, и один и тот же вздох.
— Лид, ну сама подумай. Откуда у нас такие деньги? Кириллу надо помочь, сам он не справится. А дача... Когда мы там последний раз были? В прошлом августе? И то на три дня.
Лидия провела пальцем по кружеву салфетки. Она вязала её для дачи — на тот маленький круглый столик, который когда-то сделал сам Алексей. Тридцать лет назад.
— Я не буду подписывать.
— Что значит — не будешь?
— То и значит. Не буду, и всё.
За окном мелкий дождь превратился в настоящий ливень. Капли били по карнизу с такой силой, словно пытались достучаться.
— Ты понимаешь, что я уже всё оформил? Что риелтор нашел покупателей? Что...
— А ты понимаешь, что дача — это не только твоя собственность? — она впервые за много лет перебила его. — Здесь и моё тоже.
Он опешил. Покачал головой, словно отгоняя наваждение.
— Что на тебя нашло? Ты никогда раньше...
— Вот именно. Никогда раньше.
В дверь позвонили. Алексей пошёл открывать, а она сидела, глядя на бумаги и чувствуя, как внутри поднимается что-то похожее на внутреннюю решимость. Или на силу.
— Лидия Сергеевна! — из прихожей донёсся хриплый голос соседа. — К вам на минуточку можно?
Борис Петрович, седой, но всё ещё прямой, как струна, стоял с пакетом в руках.
— Я тут грибочков намариновал, поделиться хотел.
Он перевёл взгляд на бумаги, на Алексея, на её лицо. И всё понял. Так бывает только у стариков — одного взгляда достаточно.
— Что-то я не вовремя, — нахмурился он. — Ладно, я потом зайду.
— Нет-нет, заходите, — она почему-то обрадовалась его появлению. — Чай будете?
— Да мы тут заняты немного, — Алексей начал собирать бумаги. — Может, позже?
Но Борис Петрович уже проходил на кухню, шаркая стоптанными тапочками.
— Говорят, что дождь — это слёзы неба, — сказал он задумчиво, глядя в окно. — А по мне, так это просто напоминание, что не всё в жизни можно контролировать.
Лидия улыбнулась. Алексей поджал губы.
В маленькой кухне вдруг стало тесно от невысказанных слов.
***
Вечер тянулся бесконечно. Борис Петрович давно ушёл, оставив на столе банку с грибами и странное напряжение в воздухе.
Лидия мыла посуду. Тарелка за тарелкой, методично, словно в этом движении находила опору. Алексей сидел в гостиной перед телевизором. Звук был приглушён, но она знала — он не смотрит, а думает.
— Лида, — он появился в дверях кухни. — Давай спокойно поговорим.
Она вытерла руки полотенцем. Прошла мимо него в комнату. Села в кресло.
— Говори.
Он думал, что вышел на охоту за добычей, но не понял, что сам зашёл в её лес.
— Ты всегда была разумной женщиной, — начал он, присаживаясь напротив. — Сорок лет мы вместе, и всегда находили компромисс.
— Компромисс? — она усмехнулась. — Или я просто соглашалась?
Алексей растерялся.
— Что значит соглашалась? Мы всегда всё обсуждали.
— Ты говорил. Я кивала.
— И что в этом плохого? Разве не так строится нормальная семья?
Лидия посмотрела в окно. Дождь закончился, но небо оставалось тяжёлым, наполненным сизыми облаками.
— Знаешь, когда мы купили эту дачу, ты даже не спросил, нравится ли она мне.
— Но она же тебе нравилась!
— Да. Но ты не спрашивал. Как и сейчас не спросил, хочу ли я её продавать.
Алексей медленно сел в кресло напротив.
— Хорошо. Спрашиваю сейчас. Ты хочешь, чтобы мы помогли сыну с ипотекой?
— Конечно.
— Тогда в чём проблема?
— В том, что есть другие способы. Можно продать гараж. Можно...
— Гараж? — он усмехнулся. — Он стоит в три раза дешевле.
— Можно взять кредит. Можно...
— В нашем возрасте? Лида, ты это серьёзно?
Она вздрогнула. Этот тон. Снисходительный. Словно она маленькая девочка, которая говорит глупости.
— Я в своём уме, — тихо ответила она. — И поэтому не подпишу эти бумаги.
Утром Лидия вышла из подъезда и столкнулась с Борисом Петровичем. Он сидел на скамейке, кормя голубей.
— Доброе утро, красавица, — улыбнулся он. — Куда так рано?
— В магазин. Нужно хлеба купить.
Она присела рядом.
— Не подписала? — спросил он вдруг.
— Нет.
— И правильно. Когда кто-то кричит — не обязательно отвечать криком. Просто будь готова показать свой ответ.
Лидия удивлённо посмотрела на него.
— А вы откуда знаете, что...
— Эх, Лидочка, — он вздохнул. — Я сам когда-то так же поступил. Продал дом, в котором с Машей, ушедшей моей, прожили тридцать лет. Внуку на бизнес. Я тогда думал, что это правильное дело.
Он замолчал, разглаживая затёртые брюки на коленях.
— И что?
— Бизнес прогорел через год. А мой дом... Там теперь какие-то чужие люди живут. А я в каждом сне туда возвращаюсь и всё никак дойти не могу.
Лидия почувствовала, как что-то сжалось внутри.
— Самое ценное мы часто отдаём слишком легко, — продолжил Борис Петрович. — А потом понимаем, что это было дороже денег. Только поздно.
Он поднялся, опираясь на трость.
— Иди, Лидочка. За хлебом. А я ещё посижу. День хороший.
Она шла по улице, и его слова крутились в голове. Самое ценное отдаём слишком легко. Сорок лет она отдавала своё право голоса. Отдавала так легко, что муж даже не заметил, что забрал его.
Когда она вернулась, Алексей собирался уходить.
— Еду к риелтору. Нужно отложить сделку, — сказал он, не глядя на неё. — Придётся что-то объяснять.
— Алёша...
— Не сейчас, Лида, — он надел куртку. — Поговорим вечером.
Дверь захлопнулась, и она осталась одна. В тишине квартиры слова, которые она хотела сказать, повисли в воздухе.
Впервые за сорок лет она не боялась их произнести вслух.
***
Алексей вернулся поздно. Прошёл на кухню, открыл холодильник. Налил воды из кувшина. Лидия сидела в комнате с книгой, делая вид, что читает. Но уже час не перевернула ни одной страницы.
— Поел? — спросила она, когда он появился в дверном проёме.
— В кафе заходил.
Он сел в кресло напротив. Потёр виски. Лицо осунулось, под глазами залегли тени.
— Риелтор в бешенстве. Покупатели могут отказаться. Придётся неустойку платить.
Лидия отложила книгу.
— Как ты мог подписать предварительный договор без меня?
— Думал, это формальность. Что ты согласишься, — он развёл руками. — Ты всегда соглашалась.
В его голосе не было упрёка, скорее растерянность. Словно ребёнок, привыкший, что конфета всегда будет в том же кармане, вдруг обнаружил карман пустым.
— Не в этот раз, — она покачала головой.
— Лида, я не понимаю. Почему именно сейчас? Почему именно эта дача?
Она молчала. Как объяснить ему то, чего сама не могла сформулировать до конца? Это было что-то большее, чем просто дом с участком. Это было... всё.
— Помнишь, как мы сажали яблони? — спросила она вдруг. — Ты говорил, что они зацветут только через пять лет.
— И что?
— А они зацвели через три. Потому что я каждый день с ними разговаривала. И поливала чаще, чем нужно.
— При чём тут яблони, Лид?
— При том, что для тебя дача — это актив. Стены, крыша, сотки. А для меня — это... я сама. Часть меня.
Он смотрел на неё с недоумением. Потом потёр лоб.
— Я поеду туда завтра. Хочу кое-что проверить. Поедешь со мной?
— Нет. Мне нужно к врачу. Анализы сдавать.
Это была неправда. Никакого врача не было. Просто ей нужен был день одиночества. День, чтобы собраться с мыслями.
Утром Алексей уехал рано. А через час в дверь позвонили.
— Это я, — голос Бориса Петровича. — Можно?
Она впустила его. Он прошёл на кухню, тяжело опираясь на трость. Лидия поставила чайник.
— Алексей уехал на дачу, — сказал он утвердительно.
— Откуда вы знаете?
— Видел в окно, как он садился в машину с рулеткой. Обмерять будет. Наверное, думает, что сможет доказать: дача слишком маленькая, чтобы за неё держаться.
Она усмехнулась.
— Верно. Он всегда так делает. Факты, цифры, логика.
— А вы?
— А я... просто чувствую. И всё.
Борис Петрович отхлебнул чай.
— У моей Маши была такая поговорка: «Правда не всегда живёт в цифрах. Иногда она прячется в сердце».
Лидия улыбнулась.
— Красиво.
— И верно, — он поставил чашку. — Знаете, я ведь сразу понял, что у вас неладно. Когда увидел бумаги на столе. У меня тоже так было. Только я был на месте Алексея. Думал, что моя старуха согласится. Она всегда соглашалась.
— И что потом?
— Потом она ушла. Не от меня. От всех нас. — Он тяжело вздохнул. — А я остался. Один. С деньгами, которые внуку отдал. А внук и не оценил. Деньги прогулял, а бабушкиного дома лишился.
Он помолчал, глядя в окно.
— Вы ему скажите. Алексею. Скажите, что вы чувствуете. Не молчите. Молчание — оно как болото. Затягивает.
Когда Борис Петрович ушёл, Лидия достала старый альбом. Там были фотографии дачи. Вот они с Алексеем сидят на веранде. Вот Кирилл, совсем маленький, ловит бабочку. Вот они все вместе за столом. Вино, фрукты, улыбки.
Телефон звякнул сообщением. Алексей: «Буду поздно. Нужно кое-что доделать».
Она не ответила. Вместо этого открыла шкаф и достала старую куртку.
Ту самую, в которой всегда ездила на дачу.
***
Лидия приехала на электричке. Шла от станции пешком, хотя могла вызвать такси. Но хотелось пройти по этой дороге, как раньше — когда они были моложе и часто добирались на перекладных.
Май выдался тёплым. Сирень уже отцвела, но жасмин только набирал силу. Запах стоял такой, что кружилась голова.
Издалека она увидела их старенький "Фольксваген" у калитки. Значит, Алексей всё ещё здесь.
Калитка была не заперта. Лидия вошла во двор и замерла.
Алексей стоял на стремянке и красил наличники. Синей краской — той самой, которую она выбрала три года назад, но до которой всё не доходили руки.
— Алёша?
Он вздрогнул, обернулся. Кисть замерла в воздухе.
— Ты? А как... почему не позвонила?
— Решила сделать сюрприз, — она подошла ближе. — Что ты делаешь?
— Да вот, — он смутился. — Подумал — раз уж приехал, надо хоть что-то полезное сделать.
Повисла пауза.
— Я чай принесла, — Лидия подняла пакет. — И пирожки. Твои любимые, с капустой.
Он спустился со стремянки, вытер руки тряпкой.
— Пойдём в дом. Я там немного убрал. Паутину снял.
Веранда встретила их скрипом половиц и запахом старого дерева. Алексей достал чашки — те самые, в горошек, которые они купили ещё в 90-е. Разлил чай.
— Ты что-то хотел проверить? — спросила Лидия, присаживаясь за стол.
Он не ответил сразу. Посмотрел в окно, на яблони, которые она когда-то уговорила зацвести раньше срока.
— Я хотел понять, почему ты так держишься за это место.
— И понял?
— Не знаю, — он вздохнул. — Но когда приехал сюда утром, сел на веранде и просидел час, не двигаясь. Просто смотрел на сад. И что-то... что-то такое почувствовал.
Лидия улыбнулась. Это было так на него не похоже — говорить о чувствах.
— Что именно?
— Не могу объяснить. Словно здесь... часть нас. Часть нашей жизни.
Она кивнула. Именно это она и хотела ему сказать все эти дни.
— Старый дачный стол не заменит никакая новая квартира, — тихо произнесла она.
— Это не мои слова, — Алексей поднял глаза. — Это Борис Петрович сказал?
— Нет. Это я говорю. Сейчас. От себя.
Он посмотрел на неё так, словно увидел впервые. Глаза растерянные, как у мальчишки.
— Знаешь, я ведь думал, что делаю как лучше. Для Кирилла. Для нас.
— Я знаю.
— Но ты впервые сказала "нет". За сорок лет. Это... поразило меня.
Лидия отщипнула кусочек пирожка, покатала в пальцах.
— Я всегда думала, что быть хорошей женой — значит соглашаться. Поддерживать. Не спорить.
— А сейчас?
— А сейчас думаю, что иногда любить — значит сказать "нет". Чтобы защитить что-то важное. Для обоих.
Он протянул руку через стол, коснулся её пальцев.
— Прости меня.
Простые слова. Такие простые и такие редкие в их жизни.
— И ты меня, — она сжала его руку. — За то, что молчала слишком долго.
За окном солнце клонилось к закату, окрашивая стены веранды в тёплый оранжевый цвет. Где-то вдалеке прогудела электричка. А они сидели за старым столом и говорили.
Просто говорили. Как давно не говорили.
***
Они вернулись домой под вечер. Ехали в машине молча, но это было другое молчание — не тяжёлое, как камень, а лёгкое, как перышко. Словно оба обдумывали что-то важное, не решаясь нарушить тишину.
На лестничной площадке столкнулись с Борисом Петровичем. Он возвращался с прогулки, опираясь на трость, но заметно приободрившись при виде их вместе.
— Вернулись, голубки? — улыбнулся он. — Как там наша дачка поживает?
Алексей переглянулся с Лидией.
— Хорошо поживает. Наличники подкрасил.
— Синим, — добавила Лидия. — Как я и хотела.
Борис Петрович хитро прищурился.
— Значит, не продаёте?
— Нет, — твёрдо ответил Алексей. — Не продаём.
Старик довольно кивнул.
— Правильно. Мудрейшие говорят: «Отказ от прошлого — это отказ от себя».
Он попрощался и зашаркал к своей двери. А они вошли в квартиру.
Лидия сразу пошла на кухню ставить чайник. Алексей — в кабинет. Вернулся с той самой папкой документов. Положил на кухонный стол.
— Что будем делать с этим? — спросил он.
Она выложила свой козырь прямо на стол.
— У меня есть сбережения. Небольшие. Но на первый взнос Кириллу хватит.
Алексей удивлённо поднял брови.
— Сбережения? Откуда?
— Откладывала понемногу. С тех пор, как на пенсию вышла. С каждой выплаты. Думала, может, на путешествие когда-нибудь...
Он смотрел на неё так, словно впервые видел. Женщина напротив была знакомой до последней морщинки, и в то же время — совершенно незнакомой.
— Почему ты раньше не сказала?
— А ты не спрашивал, — она улыбнулась. — К тому же, женщина должна иметь свои секреты. Хоть маленькие.
Алексей покачал головой. Потом вдруг рассмеялся — легко, открыто, как в молодости.
— Знаешь, — сказал он, — я сегодня на даче много думал. О нас. О том, как мы жили. И понял одну вещь.
— Какую?
— Мы слишком привыкли к ролям. Я — решаю, ты — соглашаешься. И оба перестали замечать, что за этими ролями теряемся мы сами. Настоящие.
Лидия кивнула. Именно это она и чувствовала все эти годы, но не могла облечь в слова.
— Не поздно начать заново? — спросил он тихо.
— Для чего?
— Для того, чтобы слушать друг друга. Слышать. Не просто жить рядом, а быть вместе.
Она протянула руку через стол, коснулась его морщинистой щеки.
— Никогда не поздно. Если оба этого хотят.
Чайник засвистел, наполняя кухню паром. Алексей поднялся, выключил его. Потом взял верхний лист из папки, медленно разорвал его пополам. Потом ещё раз. И ещё.
— Завтра позвоню Кириллу. Объясню ситуацию. Предложим ему наш вариант помощи.
— Он поймёт, — кивнула Лидия. — Он ведь наш сын.
В дверь позвонили. На пороге стоял Борис Петрович с пирогом на блюдце.
— Моя Маша всегда говорила: «После важного разговора нужно что-нибудь сладкое. Чтобы горечь смыть».
Они переглянулись.
— Откуда вы...
Борис Петрович подмигнул.
— Старые стены всё слышат. Так что, пустите старика на чай?
Той ночью, лёжа в постели, Лидия чувствовала, как что-то изменилось. Словно воздух стал чище. Словно тяжесть, которую она носила в себе годами, вдруг исчезла.
Алексей повернулся к ней, обнял. Как раньше, в молодости.
— Ты всё-таки очень упрямая, — прошептал он.
— Теперь буду чаще такой, — ответила она.
— Я даже рад этому.
Она улыбнулась в темноте. Подумала о даче, о синих наличниках, о старом столе на веранде. О том, что иногда нужно сказать «нет», чтобы сохранить самое важное. Не место — память. Не стены — жизнь.
Алексей уже засыпал, его дыхание становилось ровным. А она лежала с открытыми глазами и думала, что иногда молчание может быть громче криков. А тихое «нет» — сильнее любых аргументов.
И каждый из них сегодня выиграл.
***
У вас есть своя "дача", с которой связана целая жизнь? Поделитесь.
Не забудьте подписаться. В каждой новой истории может скрываться ключ к пониманию самих себя.
***