Уличная фотография: между punctum’ом и цифровым эфиром
Когда я начал отмечать свои снимки тегом «street photography», это был не столько выбор, сколько лёгкий кивок канону — как если бы Барт подмигнул из-за спины: «Смотри, даже Википедия согласна!».
Жанр, по определению, — «фотография в общественном месте: улица, парк, пляж и т. п.». Мои кадры, конечно, чаще цепляются за документалистику, но в целом в заданных границах, лишь иногда я спрашиваю себя: «А точно ли это street?» — будто пытаюсь поймать облако в сачок определений. Локации: вокзал, где время течёт иначе, кафе с его танцующими запахами кофе, аудитория, где мысли висят в воздухе, как недописанные формулы тоже не противоречат жанру.
Современные гуру уличной фотографии шепчут о геометрии, светотени, цветовых палитрах — словно шахматисты, расставляющие фигуры в кадре. Инстаграммные ленты превратились в галереи визуальных мантр, где каждый второй снимок кричит: «Смотри, как я умело поймал отражение в луже!». И да, порой это блистательно, как фокусы иллюзиониста. Но для меня punctum — не в идеальной диагонали, а в морщинках смеха у глаз прохожего. Простая улыбка — это алхимия, превращающая снимок в золото памяти. Хотя, признаюсь, когда в кадре пустует сцена без людей, и сам невольно становлюсь режиссёром пустоты — расставляю линии, как супрематист или учитель черчения, в древности такие встречались.
Юридические тернии? О, этот вечный танец между «можно» и «стыдно». Фотография это орудие потребительского сознания, иллюзорного присвоения памяти и территории, форма утверждения власти и самоутверждения. На английском сделать снимок звучит как shot -- выстрел.
Но я предпочитаю быть не снайпером, а ловцом бабочек. Если человек морщится, словно увидел призрак прошлого, — удаляю кадр. Из уважения к его личному воздушному замку. Но остальное оставляю. Ведь если бы первые и последующие фотографы боялись щелкнуть затвором, мы до сих пор смотрели на людей XIX и XX века исключительно с торжественных портретов.
Сегодня каждый — открытая книга, которую листают камеры наблюдения, алгоритмы и соседи через забор. Но когда я поднимаю фотоаппарат, то словно спрашиваю: «Можно одолжить твою историю на пару мегабайт?». Ирония в том, что мы боимся случайного кадра, но охотно выставляем душу в сторис.
Так что снимки — не столько документы, сколько письма в будущее. Возможно, через сто лет кто-то увидит в них не «исторический факт», а ту самую улыбку, которая пережила время, как вино в закупоренной бутылке. Или хотя бы посмеётся над моими попытками поймать тень облака в геометрическую сетку. : Главное — не studium, а то, как сердце ёкает, когда случайный луч света падает точно в центр кадра.
