Эпидемия любви
Марья проснулась, выпростала из-под одеяла руки и посмотрела в панорамное окно от потолка до пола. Дом стоял на возвышении, опочивальня находилась на втором этаже, поэтому небо занимало почётные две трети оконного проёма.
Когда она спала одна, то не задёргивала шторы, поэтому могла каждое утро лицезреть небо над щёткой древесных крон.
Детям, пока папы нет, она дозволяла входить в родительскую спальню. Более того, ввела в ритуал совместное утреннее описание увиденного в окне. Романята просыпались и босиком, в пижамках, мчались к маме, укладывались рядом, прижимались к ней и рассказывали свои сны. А потом рассматривали заоконное пространство и словесно живописали его.
Лучше всех справлялась с этой задачей Марфа. Всегда серьёзная, собранная, ответственная, она добровольно взвалила на себя руководство братьями. Вот и сейчас распорядилась:
– Слово тебе, Ваня.
Иванушка прищурился, посмотрел одним глазом, потом вторым. Побил ногами по постели и сказал:
– Ветер дует. Сильный. Очень. Даже ураган!
И громко, взволнованно крикнул:
– Мама, Марфа,смотрите, там птица летает!
Марфинька ткнула пальцем в Тихона:
– Тиша! Ты!
– Я бы даже уточнил: штормовое предупреждение! Ветер бешеный. Смотрите, как он гонит облака! Интересно, что птица на такой вышине в такую погоду делает? Зачем она там, мам?
Марья не дала матери пикнуть и властно гаркнула:
– Серафим!
– Я вижу всё то же самое. Добавить нечего. Теперь ты, Марфа.
– Ну что ж, учитесь, братья! Перед нами вот такая картина. Сегодня утром небо – мучнисто-голубое. Как будто великан-повар его хорошо вымесил и слишком много добавил муки, в смысле, облаков. Сильный ветер мотает туда-сюда, из стороны в сторону верхушки деревьев, и они громко стукаются друг о дружку, как рога лосей. Я даже передать вам не могу, как тяжело птицам летать при таком сильном ветре! Но одна точно там летает. Я думаю, это очень крупная птица. Может, орёл. Или орлица. Видимо, она очень голодная и её птенцы тоже, вот ей и пришлось покинуть тёплое гнездо и подняться наверх.
– А зачем она поднялась наверх? – спросил Ваня.
– Высмотреть добычу! У орлов очень хорошее зрение, понятно? Мышку на земле видят!
– Я думаю, это ястреб, – встрял Серафим, чтобы хоть как-то реабилитировать себя после предыдущего блёклого ответа.
– Или ворона, – подключился Тихон.
– Это сорока! – воскликнул Ваня.
– Кто бы это ни был, – продолжила умничать сестра, – она или сумасшедшая, или сверх озабоченная!
– Да, она явно бесстрашница, – подхватила Марья. – Экстремалка. Проверяет себя! Или кому-то что-то хочет доказать? Бедняжку продувает до косточек. А может, она нашла эпицентр урагана, где нет такого сквозняка, и пережидает там, пока не стихнет? Возможно, это белая ворона, которая летает наперекор стадному чувству? Вот и я, ваша мать, такая же…
Младший стоял у края окна и тыкал пальчиком в стекло. Марфа присмотрелась и вскричала:
– Мамочка, смотри, Елисей опять что-то накалякал.
Тюбик зубной пасты валялся на полу. А на окне красовалась птица Сирин с крыльями, человеческим лицом и глазами восточной красавицы.
Малыш успел разрисовать всю детскую: стены, кровати, пол. Отец купил Елисейке ящик пастелей и цветных мелков, акварелей и гуашей и велел не препятствовать малышу творить.
Что особо изумляло: Елисей ни за что не хотел малевать на бумаге. Его рисунки поражали воображение, они были выполнены явно рукой мастера. И манера особая ощущалась: он изображал в основном мифических персонажей или грубые рожи средневековых крестьян и ремесленников. Это было что-то с чем-то – какая-то староголландская школа. Выписывал детали, которые в современной жизни встретить было невозможно. Уж не Брейгель – отец или сын – водил его рукой?
Любимым занятием семейства стали прогулки с Эльзой Карловной. Даже Зая и Антоныч порой присоединялись к шествию, когда старушка раскрывала тайны истории государства российского. А алабаи стали любимцами новой домочадицы.
Прежде она никогда не видела таких громадных собак! Сначала жутко боялась их, а потом доброта притянулась к доброте, и все трое стали не разлей вода. Архивница надышаться не могла соснами, вольными ветрами, грибными и ягодными ароматами.
Марья готовилась к родам и старалась много ходить, чтобы суставы оставались подвижными, а мышцы – эластичными. Ещё она стала много петь. Романов подогнал ей Севу Арбенина, и тот написал для неё целый цикл песен на стихи Николая Гумилёва для детей. Всем романятам эти хиты очень понравились, и они принялись вместе с мамой хором распевать их, гуляя по лесу.
Романов немедленно оборудовал в одном из уголков зала студию звукозаписи с хорошей аппаратурой и микрофонами, Арбенин написал аранжировки, и вскоре ансамбль «Группетто» Романовых уже подготовил целый концерт. Однако Марье становилось всё тяжелее петь, потому что диафрагма была сдавлена.
Когда у неё начались схватки, Романов примчался с совещания прямо в клинику. Последовало традиционное хождение по коридору под молитвы Богу и святым заступникам.
Марья, опытная роженица, успокаивала прытко рвавшихся наружу малюток. Едва успела влезть на стол, как первый пошёл, а за ним и вторая. И опять из-за стремительных родов она вся порвалась. Детей внимательно осмотрели и обтёрли, а её без всякого наркоза заштопали.
Романов на подламывавшихся от волнения ногах стоял в углу, держа в руках стерильный плед, и терпеливо ждал конца процедур. А потом укутал свою трясущуюся от озноба страдалицу и стал ободрять её самыми ласковыми словами.
Двойня, в отличие миролюбивой тройни, оказалась задиристой, но не критично. Покричав немного от пережитого, согревшись в тепле фланелек, сын и дочка Романовых уснули.
Марья приходила в себя неделю. Она вдруг поняла, что организм устал от бесконечных беременностей и родов. На неё накатила тяжёлая депрессуха.
Романов не выдержал и взял трёхдневный тайм-аут, чтобы находиться рядом с ней. Водил её бродить по чащобам. Марья периодически плакала, Романов признавался ей в любви, и она затихала.
И вдруг с удивительной стороны показала себя Лейла. Она отвезла своих подросших и вполне самостоятельных детей родителям в Махачкалу и взвалила на себя большую часть забот о двойняшках. Приносила деток маме на кормление, пеленала их, укачивала, купала. Броня справлялась с Елисеем, а тройня под руководством Марфиньки полностью взяла на себя Ванечку.
Игровая комната, набитая под завязку игрушками, книжками и спортивными снарядами, с льющимися в окна ароматами сада, не давала младшим Романовым заскучать. Так что никакой бестолковщины в связи с появлением двух новых жильцов не произошло. Веселина и Васёк гармонично вписались в темпоритм размеренной жизни в «Соснах» и потихоньку стали расти.
Аркадий зачастил в поместье. Он просил Лейлу подробно описывать ему малейшие изменения в поведении двойняшек, а сам налюбоваться не мог её изысканной восточной красотой.
Лейла учуяла поток его феромонов и в ответ выделила их столько, что Аркадий немедленно предложил ей руку и сердце, а через месяц уже были назначены венчание и свадьба.
Свадьбу сыграли в узком кругу – накрыли стол на лужайке в "Соснах", чтобы не разбудить малышей. Приехали Романов и Королёв, позвали к застолью Мальцева и Радова.
Броня пришла с опозданием, почему-то сильно зардевшаяся, в нарядном платье и в туфлях на каблуках, с высокой причёской. Марья предусмотрительно оставила ей место возле Королёва, который тоже был явно не в своей тарелке: то бледнел, то краснел, то нёс околесицу. Он немедленно начал галантно ухаживать за Брониславой, да ещё и так усердно, что все гости это заметили и, пряча улыбки, уткнулись в свои тарелки. Углубились в процесс поедания яств – совместного творения Арнольдо и Серафимы Ильиничны.
Когда толпа пошла прогуляться к озеру, Романов не замедлил спросить Королёва:
– И как это понимать? У тебя серьёзные намерения, Саныч, или бес в ребро? Она всё-таки моя сестра.
– Слушай, Святослав Владимирыч, от вас с Марьей так любовью шибает, что невольно все кругом заражаются. Эпидемия, понимаешь, любовная, а вы – её эпицентр. Вот и меня на старости лет прихватило!
– Брось, Саныч, мужики и в девяносто фертильны, а тебе всего семьдесят с хвостиком!
– Думаешь, Броня сможет мне родить?
– С молитвой – да. Сара Аврааму в восемьдесят родила. А Броне слегка за сорок. Так что давай, не тормози!
– Аркаша вон не устоял, а был кремень-холостяк!
– Марья подала идею. А я реализовал. У нашего Аркаши ведь прорезался дар исследователя, он на моих детях диссертацию защитил. Вот я и посоветовал ему нарожать своих и детально их изучать. Пусть пишет книги и учит народ растить детей здоровыми и счастливыми.
Вскоре Марья включила на всю мощь свой ноутбук и зазвучала упоительная музыка. Подошли Зая с Антонычем и Серафима Ильинична с Арнольдо. Жених пригласил невесту. Они отпадно вместе смотрелись –типично северный Северцев и тропически южная Лейла. И закружились пары – мужчины в костюмах, дамы в цветастых платьях.
Романов вёл Марью и любовался её спелым видом: она стала ещё более округлой и невыносимо аппетитной. Он наклонился к её алеющему на солнце ушку и спросил: “Сегодня можно будет?” “А это зависит от твоего поведения!” – последовал кокетливый ответ. “Ух, как я поведусь! Уже повёлся! Может, отойдём на часок?” “Свят, неудобно же!”
Затем новобрачным, хозяевам и гостям синхронно захотелось побежать в луга водить хороводы, играть в «Ручеёк». Ближе к концу устроили караоке и в финале – танцевальный марафон, на котором победили Королёв и Броня.
Романов наградил триумфаторов катанием на лодке по ночному озеру.
Аркадий и Лейла не могли оторваться друг от друга. Романов всё понял и велел Антонычу отвести молодожёнов в укромную беседку, скрытую от посторонних глаз, где Марья когда-то строчила свои сценарии.
Зая с мужем заранее принесли туда пушистый ковёр и простыню, набросали на ложе подушек, поставили у входа напольную вазу с розами. Старинная керосиновая лампа на столике так новоявленным мужу и жене и не пригодилась…
Продолжение следует.
Подпишись – и будет тебе счастье.
Копирование и использование текста без согласия автора наказывается законом (ст. 146 УК РФ). Перепост приветствуется.
Наталия Дашевская