Найти в Дзене

«Без моего согласия не женишься!» — Отец запретил сыну жениться на разведённой. Рассказ

Дверь с грохотом захлопнулась. В комнате повисла звенящая тишина. Пожелтевшая фотография Марии, давно висевшая на стене, слегка покосилась. — Никогда! Слышишь? Никогда я не дам своего благословения на этот брак! — Николай Петрович ударил кулаком по столу так, что чайные чашки подпрыгнули, расплескав остатки остывшего чая. Андрей стоял неподвижно, сжимая и разжимая кулаки. Его лицо побледнело, желваки ходили на скулах. — Папа, мне тридцать два года. Я не спрашиваю твоего разрешения. Я просто ставлю тебя в известность. — Без моего согласия не женишься! — Николай Петрович выплюнул эти слова, словно горькое лекарство. — Разведёнка с ребёнком? Серьёзно? У неё за спиной брак, который она не сумела сохранить! И ребёнок от другого мужчины! Что скажут люди? — Люди, люди... — Андрей устало потёр лицо. — А о моём счастье ты подумал? Я люблю Веру. Её сын — замечательный мальчик. Мы будем семьёй. — Семьёй? — Николай Петрович горько усмехнулся. — Не смеши меня!

Дверь с грохотом захлопнулась. В комнате повисла звенящая тишина. Пожелтевшая фотография Марии, давно висевшая на стене, слегка покосилась.

— Никогда! Слышишь? Никогда я не дам своего благословения на этот брак! — Николай Петрович ударил кулаком по столу так, что чайные чашки подпрыгнули, расплескав остатки остывшего чая.

Андрей стоял неподвижно, сжимая и разжимая кулаки. Его лицо побледнело, желваки ходили на скулах.

— Папа, мне тридцать два года. Я не спрашиваю твоего разрешения. Я просто ставлю тебя в известность.

— Без моего согласия не женишься! — Николай Петрович выплюнул эти слова, словно горькое лекарство. — Разведёнка с ребёнком? Серьёзно? У неё за спиной брак, который она не сумела сохранить! И ребёнок от другого мужчины! Что скажут люди?

— Люди, люди... — Андрей устало потёр лицо. — А о моём счастье ты подумал? Я люблю Веру. Её сын — замечательный мальчик. Мы будем семьёй.

— Семьёй? — Николай Петрович горько усмехнулся. — Не смеши меня! Ты думаешь, она тебя любит? Ей нужен кошелёк и крыша над головой для себя и своего выродка!

Эти слова обожгли Андрея, словно кипяток. Он шагнул к отцу, и что-то в его взгляде заставило Николая Петровича отступить.

— Никогда. Никогда больше так не говори о них, — каждое слово Андрей произносил тихо и отчётливо. — У тебя есть неделя, чтобы привыкнуть к мысли, что я женюсь на Вере. А потом ты либо примешь моё решение, либо... — он не закончил фразу.

— Либо что? — прищурился отец. — Ты же знаешь условия твоей матери. Дом отойдёт тебе только после моей смерти или если ты создашь семью. Настоящую семью! С достойной девушкой из приличной семьи!

— Значит, так, — Андрей мгновение помедлил, затем вынул из кармана связку ключей и положил на стол. — Я забираю только свои вещи. Остальное оставляю тебе.

Николай Петрович побагровел:

— Ты выбираешь эту... вместо родного отца? Вместо семьи?

— Я выбираю свою семью, папа. Семью, которую создаю сам.

Отец махнул рукой:

— Иди! Иди к своей разведёнке! Только потом не приползай на коленях, когда она выпотрошит тебя и выбросит как использованный носовой платок!

Андрей медленно покачал головой:

— Знаешь, я всегда думал, что героиней маминого дневника была какая-то другая женщина. Но теперь я понимаю — она писала о тебе.

Николай Петрович замер, его лицо стало белым как мел.

— Что... что ты сказал? Какой еще дневник?

Но Андрей уже закрыл за собой дверь.

***

Вера смотрела на спящего Сашку, осторожно поправляя одеяло. В пять лет мальчик уже так похож на своего биологического отца: те же упрямые вихры, тот же разлет бровей. Игорь никогда не интересовался сыном, с лёгкостью отказавшись от родительских прав ради «свободы». Три года она тащила всё на себе — работу, ребёнка, дом. Три года одиночества и борьбы.

Скрипнула входная дверь — вернулся Андрей. Вера затаила дыхание, прислушиваясь к его шагам. Тяжёлые, медленные. Разговор с отцом прошёл не лучшим образом.

— Ну как? — тихо спросила она, выходя из детской.

Андрей стоял у окна, глядя на моросящий дождь. Свет уличного фонаря отбрасывал причудливые тени на его лицо.

— Всё кончено, — хрипло произнёс он. — Отец не примет нас. Никогда.

Вера подошла сзади, обняла его, прижавшись щекой к спине.

— Я так и знала. Мы не должны...

— Нет, — Андрей повернулся, взял её лицо в ладони. — Я выбрал тебя. Тебя и Сашку. Мы справимся.

— А как же дом? Наследство? Ты рассказывал, что по завещанию матери...

— К чёрту дом, — Андрей поцеловал её в лоб. — У нас есть эта квартира. Тесновато, конечно, но...

— Андрюш, — Вера мягко отстранилась, — я не могу допустить, чтобы ты потерял всё из-за меня. Твой отец прав: я разведённая женщина с ребёнком. Многие мужчины...

— Я не многие, — он притянул её к себе. — Знаешь, я сказал отцу кое-что. Про мамин дневник.

— Дневник? — Вера удивлённо моргнула. — Какой дневник?

Андрей вздохнул, опустился на диван, потянув Веру за собой.

— Когда мне было шестнадцать, я случайно нашёл мамин дневник. Конечно, папа знает о нём. Но прячет. Мама умерла, когда мне было всего семь, и я почти не помнил её. Этот дневник... он открыл мне глаза.

— На что?

— На то, каким счастливым может быть брак, — Андрей печально усмехнулся. — И каким несчастным он был у моих родителей.

Вера молчала, давая ему возможность продолжить.

— Знаешь, отец всегда рассказывал мне сказку о великой любви. И я верил во всё. Думал, мои родители особенные. Говорил как он, молодой перспективный инженер, влюбился в маму — «простую девушку из глубинки». Красивая легенда. Сказал, что они поженились, несмотря на протесты его родителей.

— А в дневнике...

— В дневнике была совсем другая история, — Андрей провел рукой по волосам. — Мама была не «простой девушкой из глубинки». Она была аспиранткой, подающим надежды химиком. И она уже была замужем, когда встретила отца.

Вера вздрогнула.

— Да, — кивнул Андрей, заметив её реакцию. — Она была разведённой. Её первый муж бросил её ради карьеры за границей. А потом появился мой отец — обаятельный и настойчивый. Образованный и интересный. Они полюбили друг друга. Но... его родители были категорически против. «Разведёнка»? Невозможно!

— И что они сделали?

— Поженились тайно. Отец порвал с родителями. Отказался от наследства, от поддержки, от всего. Ради любви.

Вера покачала головой:

— Тогда я не понимаю. Почему он так относится к нам? Если сам прошёл через это...

Андрей горько усмехнулся:

— В том-то и дело. В дневнике мама писала, как отец медленно превращался в злобную копию своего отца. Как стал упрекать её в том, что из-за неё лишился наследства. Как обвинял в том, что она разрушила его отношения с семьёй. Это было... мучительное чтение.

— Боже мой, — прошептала Вера. — И ты носил это в себе столько лет?

— Я хранил дневник и молчал. Думал, может быть, отец изменился. Но сегодня я понял: он превратился именно в того человека, от которого когда-то бежал. В своего отца — жестокого, контролирующего, считающего, что деньги и статус важнее любви.

Вера долго молчала, затем тихо произнесла:

— Андрей, может быть, нам стоит подождать? Дать ему время...

— Нет, — твёрдо ответил он. — Я не хочу упустить надежду на личное счастье. Я выбираю тебя. Здесь и сейчас.

Они сидели молча, прижавшись друг к другу, слушая шум дождя за окном. Где-то в комнате тикали часы. Из детской доносилось ровное дыхание спящего Сашки.

— Что ты сказал отцу про дневник? — наконец спросила Вера.

Андрей улыбнулся:

— Намекнул, что знаю правду. Он побледнел как полотно. За все эти годы он так и не понял, что я нашел дневник.

— Думаешь, это что-то изменит?

— Не знаю, — честно ответил Андрей. — Но я больше не могу жить в тени его лжи.

***

Николай Петрович сидел в полумраке гостиной, машинально перебирая старые фотографии. Вот Мария — молодая, с искрящимися глазами и копной непослушных волос. Такой он увидел её впервые — в университетской лаборатории, склонившуюся над микроскопом.

«Какой дневник?» — эта мысль не давала ему покоя. Неужели Мария... неужели она записывала их ссоры? Их разговоры? То, как он постепенно начал обвинять её в своих неудачах? Он ведь даже сам себе тогда не отдавал отчет, что перекладывает вину.

Он встал, подошел к книжному шкафу. За двадцать пять лет после её смерти он ни разу не разбирал её вещи. Просто сложил всё в коробки и отнёс на чердак. Не смог заставить себя.

Часы показывали три часа ночи, когда Николай Петрович осторожно поднимался по скрипучей лестнице на чердак. Пыль, паутина, запах старых книг и забытых воспоминаний. Во тьме он нащупал выключатель — тусклая лампочка осветила захламлённое пространство. Слой полувековой пыли покрывал все вещи.

Коробки стояли в дальнем углу, аккуратно сложенные, с выцветшими надписями: «Книги», «Документы», «Фотографии». Очень педантично рассортированы. Николай Петрович медлил, словно боялся прикоснуться к ним. Затем решительно открыл коробку с надписью «Бумаги».

Диссертация, черновики статей, конспекты лекций... Мария была талантливым учёным. Могла бы сделать блестящую карьеру. Если бы не он.

На дне коробки лежала неприметная тетрадь в потёртой кожаной обложке. Николай Петрович осторожно взял её, провёл пальцами по выцветшим страницам. Сердце заколотилось, когда он увидел знакомый почерк жены.

«18 сентября. Сегодня мы снова поссорились. Коля опять припомнил мне мой первый брак. Как он может так быстро забыть, что когда-то сам убеждал меня: прошлое не имеет значения, важно только наше будущее...»

Мужчина перевернул несколько страниц.

«3 ноября. Кажется, я беременна. Боюсь сказать Коле. В последнее время он так часто жалеет о том, что порвал с родителями ради меня. Что скажет, узнав о ребёнке? Ведь это ещё крепче свяжет нас...»

«17 декабря. Коленька обрадовался новости о ребёнке! Впервые за долгое время я увидела в его глазах тот блеск, что был, когда мы только встретились. Я словно переношусь в день нашего знакомства. Может быть, ребёнок сможет всё исправить?»

Николай Петрович листал страницы, и его руки всё сильнее дрожали. Правда оказалась безжалостной. На пожелтевших страницах разворачивалась история их брака: история великой любви, медленно разрушенной горечью, обидами и несбывшимися надеждами.

«5 апреля. Врачи говорят, беременность проходит с осложнениями. Коля винит меня. Говорит, что я перенервничала из-за его ссоры с родителями. Что принимаю всё слишком близко к сердцу. Снова я виновата… Как объяснить ему, что это не моя вина? Я так устала оправдываться...»

«20 июля. Сегодня почувствовала первые толчки. Наш малыш такой сильный! Коля приложил руку к животу и впервые за долгое время улыбнулся по-настоящему. Может быть, ещё не поздно всё исправить?»

Последняя запись была сделана за неделю до родов.

«1 сентября. Если ты когда-нибудь прочитаешь это, мой дорогой Коленька, знай: я всегда любила тебя. Тебя и Андрюшку. Несмотря ни на что. И прошу об одном: не повторяй ошибок своего отца. Не позволяй гордости и предрассудкам разрушить жизнь близких. Научи сына выбирать сердцем, а не расчётом. Научи его тому, чему я не смогла научить тебя — прощению».

Николай Петрович закрыл дневник, прижал его к груди. Горло сдавило спазмом. Впервые за много лет он позволил себе заплакать.

***

— Что значит «вы знаете, где искать»? — Вера нахмурилась, глядя на загадочную записку, которую курьер доставил этим утром.

Андрей пожал плечами:

— Понятия не имею. Почерк отца, это точно.

Они стояли в тесной кухне съёмной квартиры. Прошла неделя с того вечера, когда Андрей ушёл из отцовского дома. Саша уплетал завтрак, болтая ногами под столом и с любопытством поглядывая на взрослых.

— А вдруг это какая-то уловка? — Вера понизила голос. — Чтобы заманить тебя обратно?

— Мы никуда не пойдем, — твёрдо сказал Андрей. — Если ему есть что сказать, пусть приходит сюда.

Но что-то в записке не давало ему покоя. «Вы знаете, где искать». Что это могло значить?

— Мам, я в садик опоздаю, — напомнил Саша, дожёвывая бутерброд.

— Ой! — Вера всполошилась. — Давай, солнце, одевайся. Я провожу.

Когда Вера с Сашей ушли, Андрей снова взял записку. Перевернул её, поднёс к свету. Ничего. Просто несколько слов, выведенных знакомым почерком отца.

«Вы знаете, где искать». Что он имел в виду? Дом? Банк? Какое-то особое место?

И вдруг Андрея осенило. Мамина могила. Они не были там вместе уже несколько лет. Николай Петрович ездил один, а Андрей приходил в другие дни. Но в детстве... в детстве отец всегда брал его на кладбище в день маминых именин.

***

Кладбище встретило его тишиной и запахом влажной земли. Моросил мелкий дождь, капли стекали по гранитным плитам. Андрей шёл по знакомой дорожке, ощущая странное спокойствие. Здесь ничего не менялось: те же деревья, те же оградки, те же скамейки.

Мамина могила была ухожена. Свежие цветы в вазе говорили о том, что отец недавно был здесь. И у основания памятника — маленькая деревянная шкатулка, защищённая от дождя пластиковым пакетом.

Андрей опустился на колени, достал шкатулку. Внутри лежал ключ и ещё одна записка.

«Сын, я прочитал дневник твоей матери. Ты был прав. Я превратился в то, что когда-то ненавидел больше всего — в своего отца. Это ключ от сейфа в моём кабинете. Там ты найдёшь документы на дом и счёт, открытый на твоё имя. Мама была права. Я не должен повторять ошибки моего отца. Прости меня. И пригласи меня на свою свадьбу, если сможешь простить».

***

Николай Петрович нервничал, как мальчишка. Разглаживал несуществующие складки на костюме, проверял запонки, поправлял галстук. В последний раз он так волновался на собственной свадьбе. Свадьбе с Марией, которая перевернула всю его жизнь.

— Дедушка, ты чего дрожишь? — Саша смотрел на него снизу вверх с детским любопытством. За три месяца они успели подружиться. Николай Петрович обнаружил, что в пять лет дети задают самые сложные вопросы в мире.

— Волнуюсь немного, знаешь ли, — признался он мальчику.

— Глупости! — фыркнул Саша. — Мама красивая, папа Андрей счастливый, торт обещали с шоколадом. Чего волноваться?

Николай Петрович рассмеялся:

— И правда. Глупости.

В дверь постучали. Заглянул Андрей — непривычно торжественный в тёмном костюме.

— Пап, ты готов? Пора.

Николай Петрович кивнул, всё ещё не в силах поверить, что сын попросил его быть свидетелем на свадьбе.

— Готов. Сашка, беги к маме, она наверняка ищет тебя.

Когда мальчик убежал, Николай Петрович повернулся к сыну:

— Андрюш, я должен кое-что сказать тебе.

— Не нужно, пап...

— Нужно, — твёрдо сказал отец. — Я был не прав. Во всём. И трусом был — боялся признаться, что мой собственный брак не сложился из-за моей гордыни. Было проще обвинить твою маму. Было проще повторять ошибки моего отца, чем признать свои собственные.

Андрей тронул отца за плечо:

— Ты уже извинился. И поступками доказал, что изменился. Остальное неважно.

— Я восхищаюсь тобой, — тихо сказал Николай Петрович. — Ты оказался сильнее меня. Смелее. Достойнее. Ты не побоялся выбрать любовь. Поставил счастье на первое место.

— Я просто вспомнил, как ты рассказывал о своей встрече с мамой. У тебя от одного рассказа появляется блеск в глазах, — Андрей улыбнулся. — О том, как вы полюбили друг друга. О том, как ты пошёл против всей семьи ради неё. Я хотел быть таким же смелым, как ты тогда.

Николай Петрович сглотнул комок в горле:

— Спасибо, сынок. За то, что не позволил мне окончательно превратиться в чудовище. За то, что дал шанс исправиться.

— Спасибо тебе, — ответил Андрей. — За то, что нашел в себе силы признать ошибки. Мама бы тобой гордилась.

***

Вера стояла у алтаря, сжимая в руках букет полевых цветов — таких же, какие когда-то держала Мария на своей свадьбе. Фотографию показал Николай Петрович, когда впервые пришёл извиняться. Сейчас эта фотография занимает почётное место в гостиной старого дома, куда скоро переедут все вместе.

Саша гордо вышагивал рядом с Андреем, неся подушечку с кольцами. Николай Петрович украдкой вытирал слезы. А в первом ряду пустовало кресло, на котором лежал маленький букетик незабудок. Для Марии, которая незримо присутствовала на этом празднике.

Вечером, когда гости разошлись, Андрей нашёл отца на веранде. Тот смотрел на звёзды с задумчивой улыбкой. Словно витал в облаках.

— О чём задумался? — спросил Андрей, присаживаясь рядом.

— О том, как часто мы разрушаем собственное счастье своими руками, — ответил Николай Петрович. — Но убеждаем себя, что это из лучших побуждений. И о том, что иногда нам даётся второй шанс. Причем не благодаря нашим заслугам, а благодаря любви тех, кто рядом.

Они помолчали, глядя на звёздное небо.

— Знаешь, — вдруг сказал Николай Петрович, — я так и не прочитал дневник до конца. Боюсь.

— Я понимаю, — кивнул Андрей.

— Но ты прочитал его весь, верно? Скажи... она была счастлива со мной? Хотя бы иногда?

Андрей посмотрел отцу в глаза:

— Да. До самого конца она писала, что любит тебя. И что верит — ты сумеешь стать лучше, чем твой отец.

Николай Петрович прикрыл глаза:

— Спасибо. За то, что не соврал.

— Я не умею лгать о важных вещах, — Андрей улыбнулся. — Этому научила меня мама. Через свой дневник.

В доме раздался смех — Вера и Саша играли в какую-то настольную игру. Звук счастья. Звук семьи.

— Иди к ним, — мягко сказал Николай Петрович. — К своей семье. И береги их лучше, чем я берёг вас с мамой.

— Наша семья, папа, — поправил его Андрей. — И да, мы будем беречь её. Все вместе.

***

Дверь захлопнулась — но не с грохотом, а тихо, словно закрывая один этап жизни и открывая новый. В комнате больше не висела тишина — её наполняли голоса, смех, звуки жизни. Фотография Марии на стене была выровнена и обрамлена новой рамкой.

А как вы считаете: должны ли родители вмешиваться в выбор партнёра для своих взрослых детей? Или любовь — это личное дело каждого, несмотря на опыт и мудрость старшего поколения?

Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить выход новых историй и рассказов.