«— Любаша, ну как ты себя чувствуешь? — беспокойно спросила Палаша у сестры.
— И запамятовала, што хворала, милмоя. Ты ж мене лечила! Усе ладно у мене. И чижолая я снова! — светясь от счастья, промолвила Любаша.
— Хорошо-то как! — обрадовалась и обняла сестру Пелагея. — А когда рожать тебе? Вроде еще не видать совсем.
— Так ня скора ишшо. На майские, поди, рожу.
— Ко мне в начале апреля приедешь, — строго сказала Пелагея, чуть помедлила: — И не сюда, а в Малиновку.
— В Малиновку? — удивилась и переспросила Люба. — Енто пошто туды-то?»
Часть 111
— Сергей Иваныч! — начала еще издалека орать Дуся. — У Василь Петровича сынишки жар. Идемте быстрея. Анна ревет белугой, а Петрович-то у город уехал еще вчерась. У него там совещание аль конфе… конре… — Дуся махнула рукой. — Нет его, в обшем. Айдате, она мене не слушает.
— Сережа, — тревожно обратилась к мужу Палаша. — Мне остаться?
Сердце неприятно похолодело.
«Так ждала… так ждала… и вот и пожалуйста… да что ж такое!»
— Пелагея Прохоровна! — муж был серьезен, но в его глазах плясали огоньки любви. — Вам рассказать, сколько я за свою жизнь вылечил детей?
Палаша быстро покачала головой.
— Езжай спокойно, — продолжил Иваныч. — А я завтра или послезавтра тоже приду. Все будет хорошо, а Аню понять можно. Ведь правда?
Палаша кивнула. Настя тревожно смотрела на мать и отчима. Вот уже почти месяц она жила в предвкушении встречи с родной тетушкой и с братьями. И теперь ей было страшно, что родители останутся лечить Матвейку. Он был забавным мальчишкой, и Настенька частенько бегала к тете Ане понянчиться с ним. Жалко его. Но увидеться с родней очень хотелось. А как без мамы? Тетя Люба ведь ее сестра, и едет прежде всего к ней.
— Мам, что ж? Не поедем? — замирая, спросила Настенька.
Пелагея глянула на мужа.
— Езжайте, сказал же! Ну Палаша, в самом деле. А я к Ане. Все будет хорошо, вот увидишь. Вон и дед уже едет! — Иваныч указал на дорогу: — Дед, — крикнул он, — грузи их, а я завтра сам приду.
— От ядрить твою в качель. Чавой жа ишшо опять? Да знамо дело, чавой у вас да у моей Варьки. Хворый кто либошто. Иваныч, так давай я завтра приеду!
— Нет, дед. Сам приду. Да что тут идти-то? Не знаю, когда освобожусь.
— От же бисов сын, — снова тихонько выругался Тимоха. — Да што ж енто такоя? Покою человеку нет.
Иваныч поцеловал Палашу и Настеньку, протянул на ходу деду руку и был таков. Дуся крикнула:
— Усем вама здравия! — и побежала за доктором, догнала и принялась что-то на ходу рассказывать.
Видно, про состояние мальчонки. А про что ж еще?
…Через час были в Высоком.
— А Иваныч где ж? — забеспокоилась Валя.
Палаша махнула рукой:
— Догадайся сама.
— Чавой тута гадать? Я ишшо и про тебе догадаюсь: чичас жа у медпункт к Варьке побежишь. Ишть она ужо спрашивала про тебе с утра.
— Валь, ну почему сразу? Поем, чаю попью. Хотя мы пару часов назад завтракали, и не голодная я.
— Таки я блянков напекла, как ты люблишь.
— А, ну тогда конечно, — улыбнулась Палаша. — Тогда поем! Вишневое варенье осталось?
— А как жа! Для тебе и берегу. Знаю, ты до яво охочая.
…На следующий день разветрилось, выглянуло солнышко. Ближе к обеду Пелагея пришла домой из медпункта: больных было совсем немного — вдвоем с Варей они их быстро приняли. Палаша вроде обрадовалась, но и огорчилась. Забывать стали ее люди…
Она присела на лавку у дома и подставила лицо ласковым осенним лучикам, вдохнула родного высокинского воздуха.
Вдруг услышала звук подъезжающей телеги, всмотрелась и радостно крикнула:
— Настя, Валя, выходите-ка! Дождались! Любаша наша едет! Лебедушка!
Валя вышла, вытирая руки об фартук: с пирогами затеялась.
Настенька выскочила вслед за бабушкой, ее руки тоже были в муке: она помогала Валентине.
— Любушка, сестрица моя! Деток всех вижу, и Федор на облучке. Тетушка Фрося. Радость какая! Все живы и все здоровы! Приехали, как обещали.
— Пацанята-то все мелкие! — протянула разочарованно Настя.
— Не все. Ванька чуть постарше тебя будет.
Подъехали — Федор соскочил сам и помог Любашке.
— Здравия вам желаю!
— склонилась в поклоне Любаша. — Тебе, сестра моя старшая Пелагея, тебе, тетка Валентина, и племянница дорогая — Настасья.
Пелагея поднялась навстречу к сестре, Люба кинулась к ней в объятия.
Тут и все принялись друг другу кланяться и пожимать руки.
— Да ты чавой у муке уся? — спросила Фрося у Вали. — Стряпаешь чавой? Либошто пироги?
— Таки пироги! — засмеялась Валя. — Угадамши! Думаю, чавой тянуть. А вдруг севодни приедете. Ня ошибласи.
— Таки давай я тебе подсоблю! — предложила Фрося. — Айда. Веди мене.
Ребятишки поначалу стеснялись Настю, а она их, но спустя некоторое время уже был слышен их веселый смех.
Валя напоила с дороги чаем с медом да с баранками.
— А пироги чуток попозднее будуть!
— Да мы чичас вдвоем-то быстро управимся, — подхватила Фрося.
— Так и я давайтя подсоблю! — засуетилась и Любаша.
— Идитя ужо с Палашей хоть наговоритеси! — легонько подтолкнула ее бабка Фросинья.
— Любаша, ну как ты себя чувствуешь? — беспокойно спросила Палаша у сестры.
— И запамятовала, што хворала, милмоя. Ты ж мене лечила! Усе ладно у мене. И чижолая я снова! — светясь от счастья, промолвила Любаша.
— Хорошо-то как! — обрадовалась и обняла сестру Пелагея. — А когда рожать тебе? Вроде еще не видать совсем.
— Так ня скора ишшо. На майские, поди, рожу.
— Ко мне в начале апреля приедешь, — строго сказала Пелагея, чуть помедлила: — И не сюда, а в Малиновку.
— В Малиновку? — удивилась и переспросила Люба. — Енто пошто туды-то?
И Пелагея рассказала сестрице о себе все без утайки: и как ездила на курсы в Гурзовку, и как у нее любовь там с доктором приключилась, который ей ногу в сорок пятом ампутировал, и что стали они мужем и женой. И как в разлуке жили, и что к его родителям ездили. А потом снова не вместе. И как приехала она от Любушки, а Сергей здесь, в Высоком, с хорошими вестями.
— …Через неделю в Малиновку уехали. С тех пор там мы. А вчера у сыночка начальника стройки жар приключился. Малыш совсем, вот Иваныч и остался, а как иначе? Обещался сегодня прийти. Ну, может, к вечеру или завтра. Недалеко это — три километра всего. Придет, познакомитесь. Он хороший у меня.
Любаша восхищенно смотрела на сестру, и, как только Пелагея замолчала, обняла ее крепко и заговорила, зашептала жарко на ухо:
— А я-то думаю все да думаю: как жа енто сестра моя — одна ж. Без мужика-то. Я ж сама-то недавно с Федей. Знай я, как енто чижало одной-то. Без плеча худо, ой худо. А таперича радостно мене. Ладно как, Палашенька! А то, можат, ишшо и сродишь? А?
Люба пытливо посмотрела на сестру.
Пелагея загадочно улыбнулась.
— Может…
— Да ты чавой? Неужто? Палашенька! Чижолая, штоль? Обожди-ка. Ну-ка давай как на духу! Чавой? Тожа ты? Да?
Люба радовалась как ребенок и теребила Пелагею. Она же еле сдерживала слезы радости. Как было ей приятно, что ее сестричка, родная душа, так искренне радуется за нее.
Пелагея взяла себя в руки и шикнула на Любу:
— Да погоди ты. Не знаю я еще. Дней пять назад ожидала я… ну сама понимаешь чего. Да не случилось. Понимаешь?
— Понямши. Как ня понять. А бывало такоя раньше-то? — заволновалась Любаша. — Ну чтоба ня вовремя?
— Не бывало. Никогда. Ден в ден. Как часы.
— Ой! — радостно вскрикнула Люба, но тут же осеклась и принялась креститься да приговаривать:
— Царица небесныя, усмотри ты ужо, чтобы Палашенька, сестрица моя, робятенка сродила.
… — Валя, хата-то, гляжу я, малэсенькая у тебе, как и у мене. Да куды ж вы нас всех положитя? — волновалась Фрося, залепливая пирог.
— Што ты, што ты, милмоя! Оговорено уж усе! Егорка, сынок мой, раз. Дом у Анфиски-то справнай. Туды можна деток положить. А Любашу с Федей и с мальцом к Тимоше! Тож ужо давно оговорено. А ишшо и к Наталье тебе отведу: да тута недалече совсема. У яе будяшь, а утром к мене прибяжишь.
Фрося смотрела на Валю и хлопала глазами, ничего не понимая:
— Енто кто ж такая будят — Анфиска-то?
— Так енто невеска моя. Ну сынка мово жинка.
Фрося все равно ничего не поняла, но кивнула: понямши, мол.
— Да ты ня беспокойси, Фросинья! Усе путем у нас будять.
— А я и ня волнуюси! Знамо дело! Семья-то какая большая стала! Вот шастье!
Татьяна Алимова
Все части здесь⬇️⬇️⬇️
Прочтите еще один мой рассказ⬇️⬇️⬇️