— Правильно думаете, но всё-таки? В какую сторону развивали бы это дело вы? — Асакуса, как колоду карт, перебирал в руках пачку фотографических снимков из дела «Семья».

— Господин полковник, — Кэндзи подобрался и сосредоточился, — я думаю, что полковник фон Адельберг был бы интересным собеседником для человека постарше, чем я, и в другом звании.

Асакуса согласно кивнул.

— Моим объектом, как мы в прошлый раз говорили, может быть или Адельберг-младший, или кто-то из его окружения. У нас схожи и возраст, и некоторые интересы, но думаю, что это ещё предстоит выяснить.

— Хорошо!

— Но здесь у меня есть одна сложность…

— Вам необходима точно сформулированная задача, если я вас правильно понял.

— Да, господин полковник.

Асакуса встал изза стола и подошёл к карте, он отдёрнул занавеску и тонкой бамбуковой указкой показал на характерное стреловидное очертание границы СССР в том месте, где Уссури под острым углом впадает в Амур.

— Вот задача!

Асакуса положил указку и вернулся к письменному столу.

В принципе всё, что он хотел, он мог изложить своему подчинённому в нескольких коротких фразах, отдать приказ и дожидаться исполнения. Но ему требовалось другое, ему хотелось с этим явно неглупым молодым офицером немного порассуждать, послушать, как рассуждает он, понять, насколько он способен фантазировать на такие непростые темы, как, например, эта операция. А эта операция представлялась совсем не простой, и от её исхода зависело многое, в том числе и их карьера, обоих.

Уже несколько месяцев из русского отдела управления штаба Квантунской армии слали строгие указания относительно отсутствия информации от «Большого корреспондента». Однако жив ли он, репрессирован ли, служит ли ещё в штабе Дальневосточной армии, можно ли с ним восстановить связь и дальше получать информацию, очень высоко оценённую в Токио, было неизвестно. На эти вопросы ответов не было.

— Давайте, лейтенант, коротко повторим суть материалов, — предложил полковник. — Дело «Большой корреспондент» велось сначала Сахалянской военной миссией, а потом перешло под прямой контроль Харбинской, с 1930 года. Тогда наш агент, вы уже знаете о нём — «Старик», — принёс первое сообщение о некоем Горелове, офицере штаба ОКДВА. Тогда же и начал бесперебойно работать информационный канал Хабаровск—Благовещенск—Сахалян—Харбин. Но всё закончилось внезапно, в тридцать седьмом, когда Сталин, как вам известно, провёл чистку своих политических и военных кадров. Из нашего поля зрения одновременно исчезли и «Старик», и Горелов.

Кэндзи слушал, всё это ему было известно из материалов «Большого корреспондента», он смотрел на своего начальника — то, что речь шла о Хабаровске, ему было ясно из их предыдущих разговоров, но что необходимо делать? И Асакуса закончил:

— Вот вам и задача!

В кабинете стало тихо.

Возникшая пауза была на руку Кэндзи, и, чтобы собраться с мыслями, он попросил разрешения подойти к карте. Он хорошо знал географию, но нужно было спокойно подумать. Он понимал, что интерес Генерального штаба императорской армии к этому агенту делает задачу крайне важной, поэтому сейчас, в разговоре со своим начальником, ошибиться было нельзя.

Он прибыл на службу в Харбин не так давно, летом 1937 года, когда окончил университет. Штат Императорской японской военной миссии в Харбине постоянно увеличивался, прибывала молодёжь из потомственных военных, как правило выпускников русского отделения Токийского института иностранных языков. Многие из маститых японских разведчиков, работавших в Маньчжурии, тоже были выпускниками этого института, среди них и полковник Асакуса. Сложилась корпорация, её члены поддерживали друг друга и, конечно, помогали продвигаться по службе. Кэндзи был единственным выпускником токийского университета «Васэда». Кроме того, он лучше многих, практически лучше всех, кроме Асакусы, знал русский язык. Коллеги завидовали, и это делало его положение уязвимым. Предлагая «подумать над делом «Большого корреспондента», Асакуса давал ему шанс. Это радовало, но одновременно ставило в трудное положение — если он не справится, то его карьера покатится по наклонной вниз. Это было невозможно — стать позором семьи сыну самурая, внуку самурая и правнуку самурая. Корни его семьи уходили в глубокую древность.

Кэндзи недолго задержался у карты; он был хорошо готов к разговору.

— Господин полковник, позвольте я начну несколько с другого.

Асакуса кивнул.

— Судя по тому, что вы мне рассказали и я прочитал, никто из нашей агентуры, кроме «Старика», не видел «Корреспондента» собственными глазами. Это первое. Второе. Они пропали одновременно. Пропал «Старик», пропал и «Корреспондент», и за прошедшие полгода, а может быть, и больше, сам «Корреспондент» сигнала о себе не подавал, хотя, насколько я понимаю, контакт с нами был для него выгодным, и он мог привыкнуть жить на наши деньги. Может быть, он уже готов к возобновлению с нами контакта, может быть, собирается покинуть Советы и перейти границу! Почему бы ему не оказаться у нас, в Маньчжурии? В этом случае он должен как-то подготовиться! То есть не исключено, что в данных условиях он, может быть, уже готов общаться с нами напрямую, без посредства «Старика». Прошу прощения, я говорю слишком сумбурно…

— Ничего, я вас понимаю, и если подытожить, то у вас есть сомнения в том, что «Корреспондент» действительно существует, так?

— Я хочу сказать, что нам следовало бы убедиться в том, что такой человек есть. И если это так, то он ещё жив и способен с нами сотрудничать.

Кэндзи умолк, но Асакуса попросил его:

— Продолжайте!

— Я понимаю, господин полковник, наверное, я говорю что-то крамольное, но это действительно приходит мне в голову. Токио останется очень недовольным, если окажется, что семь лет мы получали секретные материалы от агента, которого в реальной жизни не существовало.

— К чему вы клоните, господин лейтенант?

— К тому, что на первоначальном этапе в планировании наших действий надо сделать акцент на установление факта существования «Корреспондента». И если это подтвердится, вывести на него нашего надёжного связника, а может быть, даже и нашего офицера под соответствующим прикрытием. — Коити секунду помолчал, в качестве этого офицера он уже мечтал оказаться сам. — И восстановить связь со «Стариком».

— Азбука разведки, дальше!

— Здесь сами Адельберги вряд ли могут быть нам полезными, поскольку из дела не видно, что у них в Хабаровске есть кто-то из родственников или близких друзей. Однако они люди в Харбине авторитетные, в том числе и Александрмладший, естественно, — среди молодежи. Видимо, есть смысл установить с ним близкий, «дружеский» контакт и изучить его окружение. В принципе в наших целях можно было бы использовать любого из эмигрантов, у кого есть связи в Хабаровске или где— нибудь поблизости, но Адельберги, если я правильно понимаю, далеки от всех белоэмигрантских партий, борющихся против Советской России. Они нейтральны, это может оказаться нам на руку. Поэтому необходимо завербовать его самого, то есть младшего, а через него или с его помощью завербовать того, кто нам окажется нужен…

— А кто нам может оказаться нужен?

— Тот, у кого в Хабаровске есть близкие родственники или друзья.

— А не слишком долго?

— Зато надежно, как прямой удар «цки»!

Асакуса посмотрел на Кэндзи:

— Вы владеете «искусством меча»?

Кэндзи потупил глаза и крепко сжал кулаки, он не ходил в миссию в военной форме, поэтому не мог сжать рукоятку своей катаны, доставшейся ему от деда, а тому от прадеда.

— Хорошо, господин лейтенант, — задумчиво произнёс Асакуса. — Как вариант можно попробовать. Сколько вам потребуется времени, чтобы изучить окружение Адельберга-младшего?

— Я думаю, господин полковник, что с ним сначала надо поближе познакомиться.

— Через месяц, нет, через две недели жду от вас доклада. Что вам нужно? Чем могу помочь?

— На этот срок мне нужно будет наружное наблюдение.

— Полу́чите!

— Усиленную бригаду!

Асакуса хмыкнул:

— Обычную! Вы же будете следить не за профессиональным разведчиком, — сказал он и посмотрел на стол. — Так, сегодня пятница, 7 января, вот с понедельника, с 10-го, и начнёте.

На этом разговор мог быть окончен.

— Кстати! — Асакуса вдруг остановил уже откланявшегося Кэндзи. — Есть информация о том, что Адельберг-младший серьёзно разошёлся во мнениях с Родзаевским.

— Этого в деле нет! — невольно вырвалось у Кэндзи. — А по какой причине?

Асакуса промолчал.

— Господин полковник! — Кэндзи задумался. — Во-первых! — Он снова задумался. — Нет! Это не то. А от кого информация? От нашего источника?

— Да! Свежая…

— Ну тогда это лишний раз подтверждает нейтральный статус их семьи!

Асакуса отпустил лейтенанта и снова подошёл к карте.

«Во-первых»! А где «во-вторых»? Но надо отдать ему должное — молодой человек в целом мыслит неплохо. Немного сбивчив, но это ничего. Главное — он мне понятен».

Глава 4

Кэндзи зябко поежился и зарылся подбородком в заиндевевший меховой воротник зимнего пальто. Он надвинул поглубже шапку, но это не помогло, от холода окна внутри машины покрылись инеем. Кэндзи пытался протирать их грубым наружным швом кожаной перчатки, но через несколько минут очищенное стекло снова замерзало, и тогда становилось ещё холоднее.

Он сидел в машине и думал, что мог бы руководить бригадой наружного наблюдения из хорошо натопленной конспиративной квартиры и не мёрзнуть; Асакуса дал ему бригаду опытных филёров, и они вполне профессионально отслеживали каждый шаг младшего Адельберга, однако Кэндзи ещё в самом начале решил, что он должен испытать на себе все тяготы работы в разведке, поэтому хотел всё видеть своими глазами; то же ему посоветовал полковник Асакуса.

Город постепенно освещался зимним рассветом; в сухой красноватой морозной дымке уже становился различим острый шатёр Свято-Николаевского собора;

появлялись и исчезали маленькие чёрные и изогнутые, как мазок кистью, закутанные в тёплое редкие на ещё не проснувшихся улицах люди.

Вот уже две недели лейтенант Харбинской ЯВМ Коити Кэндзи и его филёры следили за младшим Адельбергом. Информации о нём накопилось и много и мало. Много, потому что Адельберг оказался человеком активным, общительным и в городе его знали, а мало, потому что эта информация большой оперативной ценности не имела. Он жил обычной жизнью, жизнью этого города, с самого своего основания абсолютно свободного в быту и нравах, наполненного предпринимательством, искусством, наукой, культурой и политикой. Со стороны могло показаться, что Харбин вообще живёт на какой-то отдельной планете, без войн, революций, восстаний и других потрясений. Харбинцы ели, спали, ходили на работу, мирно выпивали и покуривали в многочисленных кафе и ресторанах и ни с кем особо не конфликтовали; их дети учились в гимназиях, праздновали Рождество и Пасху и смотрели американское кино.

В Харбине мирно слились две нации — русские и китайцы. К русским примыкали украинцы, татары, грузины, армяне, евреи, литовцы, латыши, эстонцы, а китайцев было просто очень много. Для русских весь Восток на одно лицо: что китайцы, что корейцы, а для китайцев, кроме них самих, все были русские. Особняком жили только японцы.

Когда сорок лет назад русские инженеры планировали Харбин, они выстроили его центральную улицу — Большой проспект

— по длинной плоской возвышенности, протянувшейся на несколько километров параллельно основной магистрали — КВЖД. Улицы, расположенные поперёк проспекта, спускались с одной стороны к вокзалу и железной дороге, а с другой — к мелкой и извилистой речке Мацзягоу. Район назывался Новый город, и Адельберги жили в самом его центре на улице под названием Разъезжая.

За прошедшие две недели Кэндзи выяснил, что в рабочие дни, рано утром, примерно в одно и то же время, Адельберг выходит из своего дома, несколько десятков метров поднимается по Разъезжей на Большой проспект, поворачивает направо, пересекает Соборную площадь и доходит до Новоторговой. Возле большого универсального магазина известной на весь Дальний Восток русской торговой фирмы «Чурин и Кo»

он садится в городской автобус и за гривенник едет через виадук на Пристань.

Из открытых источников.

Там он выходит на пересечении улиц Диагональная и Участковая, где после оккупации поселилось много богатых японцев, и идёт на работу в японскую транспортную контору.

С того момента, когда Адельберг пересекал порог конторы, наружное наблюдение можно было снимать, потому что он не её покидал до самого окончания рабочего дня.

Вечером было интереснее — если Адельберг сразу не ехал домой, то заходил с друзьями в кафе, иной раз его можно было довести до какого-нибудь спортивного зала. Однажды, буквально в первый день, когда за Адельбергом было установлено наблюдение, он встретился с уже знакомой Кэндзи Соней Ларсен. Они поехали на вокзал, и там он посадил Соню в шанхайский поезд.

Кэндзи скрупулёзно отрабатывал все связи Адельберга, он бы и сам «потопал» и с любопытством посмотрел на тех, с кем тот встречается, но это было невозможно, потому что помимо выявления связей ему предстояло личное внедрение, поэтому «расшифроваться» было нельзя.

Он ёжился в промороженной машине и ждал появления Сашика.

«Чёрт бы побрал этих японцев! Зачем они начинают работать так рано? Шесть утра, самый холод!» — думал Кэндзи и, пытаясь согреться, поколачивал себя кулаками по коленям.

Погода была ясная, Кэндзи увидел, как краешек солнца высунулся изза горизонта, а тихий утренний ветер пытается согнуть вертикальные печные дымы из труб, и белёсо-розовая дымка ложится на располагавшуюся ниже Нового города Пристань. Городской район Пристань находился по ту сторону железной дороги, сзади от вокзала, и простирался до самой Сунгари. Эту харбинскую погоду, когда утром почти не было ветра и стоял крепкий мороз, Кэндзи называл «стеклянный холод».

Сегодня — понедельник, 24 января 1938 года — был последний день из отведённых ему для наблюдения двух недель. Итоги Кэндзи не радовали, зацепиться было не за что, и то, что сегодня последний день, Кэндзи очень огорчало, и он терпеливо ждал, когда Сашик выйдет из дома.

«Ничего, ничего! — думал он с надеждой. — Как они говорят: «Бог не выдаст — свинья не съест! А цыплят по осени считают, а за осенью зима! К чёрту зиму!»

Глава 5

Дождавшись, когда Адельберг вышел из дома, Кэндзи оставил его под наблюдением бригады, а сам поехал в миссию и стал в «секретке» ещё и ещё раз перечитывать документы.

Уже поздно вечером к нему в дверь постучали, и дежурный сказал, что его зовут к телефону. Кэндзи спустился к дежурному, посмотрел на часы, было начало десятого, это значило, что смена заканчивала наблюдение и хотела об этом доложить. За весь день не поступило никаких сведений, то есть за отведённые две недели он так и не получил серьёзной информации, и с этой грустной мыслью он взял протянутую ему дежурным трубку.

— Алло! Иван Иваныч! — Русский голос на том конце провода был взволнован, Кэндзи сразу узнал его, это был старший бригады филёров. — Есть рыбка! Поймали!

«Поймали! — Кэндзи не поверил своим ушам. — Поймали! Неужели что-то важное?»

— Еду! — крикнул он в трубку. — Ждите на «кукушке».

Сашик стоял на Китайской улице рядом с дверями известного в Харбине кафе «Марс», расположенного в доме харбинского старожила — грузинского миллионера Хаиндравы; холод сумерек пронизывал до костей; он замёрз ещё на работе — японцы, хозяева транспортной конторы, были экономными и сами, казалось, не чувствовали холода, поэтому топили печи почти символически. А вчера было воскресенье, и они их не топили целый день.

В общем— то, он выдерживал этот холод, но, когда десять минут назад вышел на улицу и пешком прошагал несколько кварталов от Участковой до Китайской, стало невмоготу. Он мог зайти в кафе и там согреться, но они с Соней, когда он провожал её в Шанхай, договорились встретиться здесь, на этом углу, поэтому приходилось терпеть.

Холода добавлял ветер, который бывало что резко падал сверху и сбрасывал с крыш вперемешку с дымом сухую, колючую снежную пыль. От снега пахло свежестью, от дыма — угольной гарью; и по всей улице разносились запахи кондитерских, китайских и русских питейных заведений; расхаживали разносчики, с их лотков веяло то горячими пирогами, то жареными орешками или ещё чемто, и всегда вкусно.

Народ густой толпой валил по тротуару в обе стороны, здесь так с утра и до вечера, поэтому Пристань всегда вызывала ощущение весёлого живого муравейника, а особенно центральная улица — Китайская. Она была прямая как стрела и ответвлялась под острым углом от самой длинной улицы этого городского района — Диагональной. На Китайской располагались популярные харбинские кафе, рестораны, кинотеатры, клубы, магазины и лавки, салоны модисток и даже городская тюрьма. По проезжей части катили автомобили и автобусы, ехали русские извозчики, бежали китайские рикши.

Кто-то тронул его за плечо, и он обернулся — это была Соня!

— Давно ждёте, «мистер» Саша? Замерзли? У вас нос — красный! — Сонины глаза блестели, она подхватила его под руку, и они быстрым шагом, почти бегом, направились к ступенькам кафе «Марс».

Мест в зале практически не было, однако расторопные кельнерши в крахмальных передниках и белых наколках разглядели озябшего молодого человека и очень красивую, розовощёкую с мороза девушку и нашли им маленький столик.

— Что тебе заказать?

— Горячий шоколад!

Горячий шоколад быстро согрел, Соня принялась рассказывать о Шанхае. Было видно, что после Харбина, в котором она тоже, как и Сашик, провела всё своё детство и юность, Шанхай её потряс. Она рассказывала о широких проспектах, о французской концессии и международном сеттльменте, о русских, которые там жили, о данс-клубах, джазе, индусах-полицейских, богатых англичанах и американцах, о пальмах и зимних дождях, которые оказались хуже харбинских морозов. Это потрясло Сашика, он слушал сначала с интересом, а потом почему-то с грустью и совсем расстроился, когда Соня сказала ему, что мать хочет, чтобы родственники забрали Соню и младшую сестру Веру к себе в Шанхай.

— Ну почему ты расстроился, а как твои дела с фашистами? — без всякого перехода спросила Соня. — Ну не в Хабаровск же мне ехать, — недоумённо сказала она, огорчённая его грустным видом.

— А при чём тут Хабаровск? — спросил Сашик.

— При том, что у меня там тётка живет. Ну, может быть, не тоже, в Шанхае у мамы то ли дальние родственники, то ли близкие друзья, почти как родственники, я так и не разобралась, а в Хабаровске точно тётка, мамина родная сестра, недавно от неё весточку получили.

Последнюю фразу Сашик из-за гула в зале почти не расслышал, да и какой-то здоровенный дядька в котелке, с длинными стеклянными с мороза усами задел его, протискиваясь в сторону кухни.

* * *

Было уже совсем поздно, когда Кэндзи вышел из конспиративной квартиры. Он отпустил старшего филёра, и ему не терпелось обо всём доложить Асакусе. Конечно, можно было подождать до утра, но Кэндзи знал, что утром он попадёт к начальнику далеко не первым и придётся ждать, пока доложат все, кто старше его, а это будет долго.

Кэндзи вышел на слегка припорошенную снегом мостовую. Кончилась редкая для Харбина метель, улица была пустая, и он быстрым шагом пошёл в сторону центра до ближайшего перекрёстка, где его ждала дежурная машина миссии. Недалеко от пересечения Казачьей и Коммерческой, возле большого старого вяза, который рос прямо посередине мостовой, — он почему-то не был срублен, хотя и мешал проезду, — дремали трое рикш. Рядом со своими колясками они сидели на корточках, похожие изза толстых ватных халатов на большие серые шары, и, казалось, даже не замечали ледяного ветра с Сунгари. Кэндзи им позавидовал, потому что сам был одет в европейское красивое, но холодное пальто. Конспиративная квартира находилась на самой окраине Пристани, недалеко от реки, и её близость напоминала о себе пронизывающим ветром.

Кэндзи сел в машину и стал торопить водителя. Через пустой ночной Харбин, визжа на поворотах тормозами, они быстро домчались до крыльца миссии. Пробегая мимо дежурного, пожилого русского офицера, бывшего ротмистра, он только вопросительно кивнул ему в сторону кабинета начальника, в ответ дежурный тоже кивнул, мол, на месте.

Кэндзи был сильно возбуждён, он надеялся, что, может быть, это будет его первый успех.

Глава 6

Дверь в кабинет полковника Асакусы была приоткрыта, Кэндзи постучал и сразу услышал голос начальника. Он осторожно вошёл и с удивлением обнаружил, что кабинет пуст, только на письменном столе неярким зелёным светом горит настольная лампа. Он обвёл взглядом полутёмный кабинет и увидел, что через щели между створками стоявшей у стены ширмы слегка пробивается свет.

— Заходите, господин лейтенант!

Тут Кэндзи понял, что Асакуса находится за ширмой, там была ещё одна комната, в которой он ещё не был. Он как влетел в здание миссии, не заходя в свой кабинет, в пальто, так и оставался в нём. Здесь Кэндзи пальто снял и осторожно положил на подлокотник кресла.

— Ну, что ж вы медлите, лейтенант, заходите сюда — за ширму.

Кэндзи заглянул.

Асакуса сидел на корточках около поставленной на камни в самой середине пола медной, похожей на котелок хиба́чи и пошевеливал горящие угли. Огонь мягко лизал стенки небольшого подвешенного над хиба́чи чайника, и на самых кончиках пламя, похожее на беличьи хвосты, давало немного света. Стены были затянуты квадратами желтоватой бумаги, пол выложен соломенными татами. Справа от Асакусы еле— еле просматривалась токономо́ — ниша высотой в три четверти человеческого роста, углублённая на полтора локтя в стену. Внутри токономо висела акварель — сидящий на ветке, будто мокрый от дождя ворон. Под акварелью стояла серая каменная, размером с ладонь тушечница, а рядом с ней — высокая фарфоровая ваза с кисточками для письма.

Неверный свет горящих углей отблёскивал на стального цвета с чёрными отворотами шёлковом кимоно полковника, его движения были медленными и размеренными.

На секунду Кэндзи застыл.

— Прошу! — Асакуса указал ему на место против себя.

Кэндзи было шагнул, но тут же запнулся и неловкими движениями стал носком за пятку стаскивать тяжёлые, на шнуровке, европейские ботинки. Они не поддавались, а когда поддались, Кэндзи незаметно ногой вытолкал их за дверь.

— Помоему, вы очень торопились, лейтенант?

Кэндзи, упираясь кулаками в колени, низко поклонился.

— Прошу меня извинить, господин полковник!

Асакуса пошевеливал угли.

— Только не говорите, что вы удивлены!

— Удивлён, господин полковник!

— Разве на Пристани мало японских и китайских чайных?

Кэндзи ещё раз обвёл помещение взглядом — в комнате, хотя было темно, всё выглядело, как настоящее, японское, даже запах горящих углей.

— Там не так.

— А как?

— Там всё не по-домашнему. Там всё на продажу.

— А разве в Японии нету этого — на продажу?

Полковник был прав — в Японии в любом городе, любой деревне можно было найти чайный домик или чайную комнату в ресторане, гостинице, на постоялом дворе, но это в Японии.

Кэндзи озарило! Здесь как в Японии, как в его доме, а не как на Пристани, в харбинских японских и китайских кварталах.

— У вас, господин полковник, воздух как дома.

— Спасибо!

Асакуса показал рукой на стоящую рядом с Кэндзи юно́ми и черпачком на длинной бамбуковой ручке налил кипяток. Кэндзи видел, как пиала стала горячей, сейчас он её возьмет, и она обожжёт ему ладони…

Полковник уложил рядом с очагом железный пруток-кочергу и посмотрел на Кэндзи.

— Негоже здесь говорить о делах, но, уж если вы пришли так поздно, наверное, вам есть что рассказать.

Кэндзи был смущён. Он сразу забыл про горячую юноми, он не сомневался, что принёс серьёзную информацию, но в личных покоях полковника вдруг почувствовал, что попал не к месту.

— Хорошо, не смущайтесь, — так или иначе, мы на службе.

— Спасибо, господин полковник.

— Какие результаты дало наружное наблюдение? — спросил Асакуса и стал медленно подниматься с колен.

Кэндзи посмотрел на него и невольно перевёл взгляд на висящую в нише акварель. Асакуса оглянулся и тоже посмотрел на нарисованного чёрной тушью ворона.

— Кэса́й! Или почти Кэсай. Мне понравилась эта копия. Хорошая передача кисти старого мастера. Я хотел было заказать ещё, других мастеров, но продавец в лавке сказал, что художник, который продал ему эту, был бродячий, нищий, удел талантов!

Асакуса расправил складки широких, ничуть не смявшихся под коленями хака́ма и захромал к дверному проёму. Кэндзи, обрадовавшись, что докладывать он будет не здесь, а в кабинете, встал и, уступив дорогу полковнику, вышел за ним; оставшаяся за спиной чайная комната вызвала у него чувство тоски по дому.

— Господин полковник, бригада «поймала рыбку» практически в последний момент, — сказал Кэндзи и коротко доложил о том, что было за весь период наружного наблюдения, какие выявлены связи, что по ним выяснено, упомянул, что сначала интересного казалось мало… — И так почти до самого окончания, практически ничего, много русских эмигрантов, их дети, но никого, за кого бы можно было зацепиться, я уже был готов к наказанию…

— И что?

— Буквально несколько часов назад уже после работы Адельберг вышел на Китайскую и стал там кого— то поджидать. К нему подошла девушка, вы о ней знаете, Соня Ларсен, поэтесса из бывшей «Чураевки», и я подумал, что все духи против меня. Я так подумал, когда старший бригады мне об этом рассказывал…

— А как же «рыбка»? — спросил Асакуса.

— Она и оказалась «рыбкой».

Полковник смотрел на Кэндзи.

— Адельберг и девушка зашли в кондитерскую, то есть в кафе «Марс», старший бригады, через какое— то время, — за ними и, проходя мимо, услышал, как Соня сказала сама, что у неё в Хабаровске живет родная тётка — сестра её матери.

Кэндзи замолчал, вглядываясь в своего начальника, тот задумчиво поглаживал коротко стриженные усы.

— Так! И что?

— Надо вербовать Адельберга и через него разрабатывать эту самую тётку.

— А сколько вы будете разрабатывать и готовить к вербовке самого Адельберга? — Полковник смотрел в упор, этого взгляда Кэндзи не выдержал. Полковник сидел перед ним, как был в чайной комнате — в тёмно-стальном, почти чёрном кимоно, и из-за этого очень походил на того самого ворона с акварели.

На голой ветке

Ворон сидит одиноко.

Осенний вечер.

«Басё!» — в сознании Кэндзи всплыло имя древнего японского поэта, написавшего хо́кку про этого, как ему с детства казалось, намокшего под холодным осенним дождём ворона — прообраз ворона на акварели Кэса́я, и он уже не был так уверен, что уйдёт отсюда с таким же настроением, с каким пришёл.

Он тихо произнес:

— Адельберг-младший учит японский язык.

— Наблюдение сняли?

— Да.

— Ну что же, это интересно, про японский язык, у вас есть мысли на этот счёт?

После этих слов Кэндзи смело изложил Асакусе свой план.

Евгений Анташкевич. Редактировал BV.

Продолжение читайте здесь.

Харбин. Книга 2. Ч.1 Гл. 7-8. Адельберг-младший между Русским Фашистским Союзом, советской и японской разведкой

Bond Voyage1 марта

Все главы романа читайте здесь.

dzen.ru

Харбин | Bond Voyage | Дзен

======================================================Желающие приобрести дилогию "Судьба нелегала Т." и (или) сборник рассказов "Флотский Дзен" обращаться ok@balteco.spb.ru

======================================================

Дамы и Господа! Если публикация понравилась, не забудьте поставить автору лайк и написать комментарий. Он старался для вас, порадуйте его тоже. Если есть друг или знакомый, не забудьте ему отправить ссылку. Спасибо за внимание.

Подписывайтесь на канал. С нами весело и интересно!

======================================================