Представляю законченный роман. Роман состоит из 12 глав и вступления
ДЕНЬ ВТОРОЙ
Еще не было и восьми утра, когда назойливый сигнал мобильника бесцеремонно ворвался в его сон, вырвав сознание из приятного забытья. Не разлепляя глаз, Грэг на ощупь нашел на прикроватной тумбочке телефон и, затащив трубку под одеяло, укрывавшее его с головой, хрипло ответил:
— Слушаю. Кто еще так рано?
Бессовестно бодрый женский голос с невинной интимностью в интонации радостно воскликнул:
— Грэг Таннер! Ну, наконец-то. Надеюсь, я вас не разбудила?
Подавив желание быстро согласиться и послать незнакомку ко всем чертям, Грэг натянуто пробубнил:
— Нет, я как раз собирался вставать. А вы кто?
Голос удивленно хрюкнул:
— Ваш переводчик — Натали Вийон, кто же еще! Как вы себя чувствуете сегодня?
Как он себя чувствует? Стянув одеяло с лица, Грэг протер глаза и бросил взгляд за окно. Его второй день пребывания в Париже обещал быть ясным.
— Спасибо, мне уже гораздо лучше.
— Замечательно! Я очень рада. Значит, мы встречаемся, да? — с по-детски трогательной надеждой спросила Натали.
Сколько лет его ассистенту? Девятнадцать? Двадцать?
— Конечно. Говорите, где и когда.
По всей видимости, девушка была готова к этому вопросу, потому как без запинки ответила:
— В 17. 00, около центра Жоржа Пампиду. Вас устроит?
Его-то устроит, только вот знать бы как она выглядит. А вдруг Натали уже знакома с одним Грэгом Таннером, и теперь ему придется объяснять, кто же из них двоих ее настоящий работодатель. Однако девушка, сама того не подозревая, ответила на терзающий его вопрос:
— Чтобы вы легко меня узнали, я надену ярко-красный шарф. Так что, как только увидите рыжую девицу в красном — смело идите к ней.
Что ж остается надеяться, что в этот теплый день мало кому еще придет в голову укутываться в теплый шарф.
— Хорошо. В случае чего, я позвоню — у меня определился номер вашего телефона.
Отключившись, Грэг, обессилено раскинул по кровати руки и еще несколько минут пролежал, глазея на белый потолок своей спальни. Потом вдруг вспомнил о письме неизвестной дамы, которое получил вчера вечером. Что ей ответить? Она писала, что просьба ее не стоит выеденного яйца, а у него как раз образовалась куча свободного времени до встречи с Натали. И Мари правильно сказала: нельзя упускать ничего из того, что происходит теперь вокруг. В конце концов, если ему что-нибудь не понравиться, он просто вежливо откажется от работы, сказав, что она ему не подходит. Итак, решено — вперед к незнакомке!
Энергично потянувшись, Грэг выпрыгнул из постели и, набросив на плечи синий, в тон спальне, махровый халат, спустился вниз. Перенеся ноутбук на обеденный стол, он включил его, и пока тот загружался, протопал к холодильнику, чтобы исследовать его содержимое. Не густо — пакет обезжиренного молока и порезанный тонкими ломтиками пармезан на блюдце. Похоже, Грэг не слишком много времени уделяет домашнему хозяйству. Зато бар, как он успел заметить, заполнен до отказа: пару бутылок конька, вино и даже шампанское.
Опустошив холодильник, Грэг с добычей вернулся к столу и, устроившись рядом на табурете, вошел на почту. Пришло три новых сообщения, из которых одно было от вчерашней заказчицы. Незнакомка просила подтвердить его согласие или уведомить об отказе. В случае, если ответ мистера Таннера окажется положительным, то сегодня в 13. 00 она будет ждать его на Монмартре возле карусели. А чтобы не возникло никаких недоразумений, было бы неплохо, если бы Грэг подробно описал себя. Она сама к нему подойдет.
Сделав глоток прохладного невязкого молока, Грэг нажал кнопку ответить и крепко задумался, разглядывая свое отражение в зеркале. К сожалению, или к счастью, он не мог похвастаться яркой запоминающейся внешностью. Обычное лицо из толпы, сравнимое с портретом безликого бизнесмена в котелке, образ которого так ловко использовал Томас Краун — заглавный герой любимого фильма «Афера Томаса Крауна». Во всем его облике не было, пожалуй, ни одной характерной черты (разве что нос чуть–чуть длинноват, но этой приметы, наверное, будет недостаточно для безошибочного опознания). Может, как в шпионских романах, ему следует заявиться на встречу с гвоздикой в руке?
Тут его осенило. Пальцы забегали по клавиатуре, печатая ответ: «Свое согласие подтверждаю. В 13. 00 буду у карусели. Вы сможете меня узнать по ярко-красному шарфу. Грэг Таннер».
Довольный собой, Грэг залпом допил молоко и пошел собираться. Хотя время было раннее, ему еще предстояло обзавестись красным шарфом, которого в его гардеробе, конечно же, не было.
Обнаружив на улице Montmartreнебольшой симпатичный бутик, Грэг приобрел там не только широкий клубничный шарф, а в комплекте с ним артистический берет с кисточкой на макушке, но и более удобную одежду, в которую сразу и переоделся. Старые вещи он попросил отправить к себе домой, сообщив адрес высокой полногрудой девушке-консультанту.
В магазине по соседству Грэг купил большую вместительную сумку, куда сложил документы, бумажник, телефон и фотокамеру. Выйдя на улицу, он, оглядевшись, заприметил на углу спуск в метро, и двинулся, было, туда, но метнувшийся двойник на витринном стекле, заставил его резко затормозить. Двойник имел его нос — чуть длиннее обыкновенного — его острый, понизительный взгляд, его выступающий подбородок. Он вообще почти во всем походил на мужчину, прилетевшего накануне в Париж, и в то же время это был уже не он. На него удивленно смотрело бестелесное воплощение Грэга Таннера — эксцентричного парижского фотографа англоязычного происхождения. Человек на витринном стекле высунул кончик языка, сразу спрятал его и смущенно посмотрел по сторонам. Никто из прохожих не обратил на странную выходку внимания. Ведь человек в клубничном берете, теплым майским днем плотно закутанный в широкий клубничный шарф может делать все, что ему заблагорассудится! Пораженный своим открытием, Грэг поправил на плече сумку и размашистой прыгающей походкой пошел вперед.
Не стыдно признаться, но он никогда раньше не пользовался метро. По той простой причине, что до сей поры, в этом не было необходимости. А потому, разумеется, он не знал, какая это коварная система — парижское подземка. Прежде чем, ему, наконец, помогли разобраться в хитроумной паутине линий и переходов, он успел не только устать, но и проголодаться. И только благодаря бойкому подростку, хорошо знающему английский, Грэг, подхваченный разношерстной толпой, оказался внутри вагона, следующего в нужном ему направлении.
Некий писатель, имени которого Грэг вспомнить не мог, очень верно подметил одну деталь — незнакомые люди в закрытом помещении, вроде лифта или вагона метро, отказавшись лицом к лицу, прилагают неимоверные усилия, чтобы не смотреть друг другу в глаза. Они делают вид, что внимательно изучают вьющуюся линию проводов за стеклом, трещины на стенке кабины или покрытый грязными следами пол, но смущаются и краснеют, если кто-то ловит на себе их любопытный взгляд.
Грэг вспомнил об этом, с интересом рассматривая лица своих попутчиков. Он чувствовал, что их так и подмывает уставиться на него в упор, но вместо этого они на удивление быстро отводили глаза, стоило ему неожиданно повернуть голову. Только пятилетний темнокожий мальчик в оранжевой кепке, не стесняясь, внимательно изучал забавного мужчину в смешном берете и время от времени тормошил за бедро мать, желая привлечь ее внимание к необычному дяде. Но та сердито шикала и, обхватив двумя пальцами подбородок сына, отводила его личико в сторону, выставляя на показ кудрявую под бейсболкой макушку. Некоторое время малыш послушно стоял, прижавшись к полному материнскому заду, но любопытство, в конце концов, брало верх, и он осторожно, чтобы не разозлить родительницу, оборачивался к Грэгу.
Поймав один из таких «преступных» взглядов, Грэг не удержался и скорчил рожицу, а затем заговорщески подмигнул пацаненку, получив в ответ широкую, что называется до ушей, улыбку, очаровательную в своей молочной беззубости.
Интересно, в каком возрасте от беспощадного удара родительского воспитания умирает непосредственность? Еще год–два и этот ребенок превратиться в одного из них — зомбированного, скованного приличиями скучного взрослого. Сейчас он великолепен, а уже скоро научится следить за выражением лица и запирать на замок эмоции, как и все остальные в этом вагоне.
К сожалению, Грэгу слишком поздно пришла в голову мысль сфотографировать мальчика — состав уже подъезжал к его станции. Но, перед тем, как выйти из вагона, он задержался возле любопытного малыша и протянул ему руку. Тот поколебался, но, в конце концов, решился и застенчиво пожал ее. Грэг, улыбнувшись, вышел на платформу метро Anvers, вблизи которого начиналась улочка, ведущая к карусели у подножия Монмартрского холма.
Описать район современного Монмартра в двух словах практически невозможно. Окрестности Boul de Rochechouart, плавно перетекающего в Pl. Pigalle, где расположен легендарный MOULIN ROUGE, по ночам светлы от неоновых вывесок многочисленных секс-шопов и порно-видеосалонов. На боковых улицах, заселенных арабами-эмигрантами и темнокожими французами допоздна работают сувенирные лавочки и кафе, где долго не смолкает гул туристического веселья, постепенно затихающий в темных переулках, в которых находят уединение ласкающиеся пары, и куда не рискнет свернуть случайный прохожий.
Утром сонные торговцы снимают ставни с витрин своих магазинов, выставляя на еще не очнувшиеся после ночной кутерьмы замусоренные улицы коробки с грудами дешевой одежды и обуви, возле которых вскоре, шаркая шлепанцами, объявляются полные домохозяйки с огромными, купленными здесь же сумками.
Но чем ближе ты подходишь к Монмартскому холму, тем выше становятся цены в бесчисленных кафе, многолюднее тропы туристических маршрутов и дороже квартиры, не смотря на свою ветхость и открытую опасность разрушения. А ведь не более двухсот лет назад именно умеренные цены на жилье и простота сельской жизни привлекли на Монмартр художников, писателей и музыкантов, превративших неизвестный пригород в один из самых модных и прибыльных брендов Парижа. Земля, в которой поятся тела Стендаля, Оффенбаха, братьев Гонкуров, Нежинского, Дега и Берлиоза, таверны, посещаемые Модильяни, Тулуз-Лотреком, Моне и Золя, стены, которые помнят Пикассо, Рено и Жана Мааре… Это сердце Монмартра, биение которого сопровождается аритмией уродливых штампов, возникших в тени славы величественного холма, бывшего когда-то Меккой богемного мира.
Достигнув карусели, Грэг задрал голову, любуясь белоснежным контуром Базилики Санкре-Кер, венчающей «холм мучеников», названный так, если ему не изменяет память, в честь казненных здесь в III веке первого епископа Парижа, святого Дени, и его последователей. Весь холм был облеплен, похожими снизу на воробьев, людьми, небрежно развалившимися на траве и ступеньках, ведущих к церкви. Присев на одно колено, Грэг поймал в кадр людей-воробьев, каменные ступеньки и темнокожих подростков, пристающих к прохожим на лестнице возле фуникулера. Щелчок фотоаппарата прозвучал одновременно с вопросом за его спиной.
— Вы Грэг Таннер? — он обернулся, и женский голос изумленно воскликнул. — Грэг Таннер это ВЫ?
Открытые босоножки на высоком каблуке, приталенное льняное платье ниже колен, кажущиеся невесомыми светлые волосы на плечах. Грэг встал. Перед ним стояла Анна — блондинка из самолета. Теперь ее лицо, почти лишенное косметики, казалось ему очень знакомым.
Грэга охватили противоречивые чувства. С одной стороны, ему хотелось извиниться и уйти, но, с другой, он был заинтригован случаем, который вновь свел его с этой женщиной.
— Да, Грэг Таннер, это я, — согласился он неохотно. — Как я давеча вам говорил, Париж маленький город.
Анна рассеянно кивнула, явно обдумывая про себя что-то. При этом она с нескрываемым интересом смотрела на него сквозь полуопущенные ресницы.
— А вас и не узнать, — сказала она с интонацией, по которой сложно было различить, комплимент это или разочарование. — Теперь, когда вы знаете, кто заказчик, повлияет ли это на ваше решение?
Вероятно, она намекала на легкие разногласия, возникшие между ними во время полета. Однако, как ни странно, ее вопрос задел профессиональную гордость Грэга. Сдвинув берет на брови, он произнес:
— А теперь, когда вы знаете, кто исполнитель, повлияет ли это на ваш выбор?
Заливистым смехом она оценила его ответ. Расслабилась и кивнула в сторону кафе, из которого открывался лучший вид на карусель и Монмартский холм.
— Может, присядем и выпьем что-нибудь?
Они устроились под полосатым навесом за неустойчивым круглым столиком в тесной близости с другими посетителями. Грэг, успевший благополучно забыть о своей скромной утренней трапезе, заказал луковый суп, французский хлеб и сыр. Анна же ограничилась коньяком, который, судя по худощавой фигуре, составлял львиную долю ее рациона.
Пожилой усатый официант, сильно хромающий и злой, то ли в силу своего увечия, то ли характера, казался нелюбезным и надменным. Он с грохотом бросил на стол приборы, шлепнул перед Анной коньячницу, от чего коньяк, возмутившись, омыл стекло изнутри, а затем отошел, волоча ногу.
Развернув белую накрахмаленную салфетку, Анна, пристально глядя на базилику, сказала:
— Мне впечатлили ваши работы. В частности то, как вы снимаете людей. Я, конечно, не профессионал, но, кажется, что пейзажи и натюрморты фотографировать легче. Они не скрывают свою сущность. А люди, особенно, если знают, что находятся под прицелом фотокамеры, стараются показать лучшие стороны. Но в результате выглядят безликими. Или я ошибаюсь?
Грэг вспомнил мальчика из метро.
— Наверное, нет. Хотя… Если фотографируя, скажем, Базилику Санкре-Кер, вы видите в объективе только белую церковь, то и на снимке у вас получится не что иное, как белая церковь. Но, меняя угол зрения, вы можете с удивлением обнаружить, что, в действительности, на вершине холма стоят облаченные в праздничные одеяния священники и с высока смотрят на свою паству, — этот образ возник перед глазами Грэга неожиданно, и, пока он, не отрываясь, смотрел вверх, священники едва заметно клонились вперед, как бы приветствуя его.
— Ну, может быть, — не стала спорить Анна. — Во всяком случае, лично меня интересуют портреты. Только поэтому я и решила обратиться именно к вам, — в ее голосе появился металл деловых нот.
— Я слушаю, — Грэг быстро принял правила игры.
Порывшись в сумочке, Анна извлекла оттуда конверт, но прежде чем передать его Грэгу, объяснила:
— Я хочу, чтобы вы сделали фоторепортаж — кажется, это так называется — о жизни моего сына в течение, ну, скажем, одного часа, — она замолчала, внимательно наблюдая за его реакцией.
— Это похоже на слежку, — высказал сомнение Грэг.
Блондинка презрительно скривила губы:
— Поверьте, если бы мне нужна была слежка, я бы обратилась в детективное агентство. Я консервативно придерживаюсь того мнения, что каждую работу должен выполнять мастер СВОЕГО дела. Сомневаюсь, что бы из вас получился толковый детектив.
Разозлившись на ее язвительное замечание, Грэг отвернулся, готовый вспылить. Однако, похоже, от проницательной клиентки не ускользнуло его настроение.
— Подумайте сейчас, готовы ли вы взяться за эту работу. Только после вашего окончательного согласия, я расскажу подробности заказа. В противном случае — до свидания. В Париже достаточно не только парфюмерных магазинов и тощих моделей, но и безработных фотографов.
Она опять намеренно его провоцировала. Еще недавно Грэгу видел в ней умную и интересную собеседницу, которая вдруг исчезла, уступив место привыкшей командовать властолюбивой и надменной особе. Если бы он не был Грэгом Таннером, то обязательно взорвался. Но тот неожиданно ответил:
— Я согласен. Говорите.
Тень удовлетворенной самодовольной улыбки мелькнула на лице Анны.
— Здесь, — она, наконец, вручила Грэгу конверт, — фотографии моего сына и адрес лицея, где он учится. Его зовут Питер. Впрочем, это уже больше, чем вам следует знать, — Грэг постепенно привыкал к ее манере вести беседу. — Вы должны встретить его после окончания занятий, а потом следовать по пятам в течение часа, фиксируя самые интересные и необычные, с нормальной точки зрения, события. О вас он, разумеется, ничего не знает. Я расскажу ему обо всем позже, когда дело уже будет сделано. Это все. Вечером, я свяжусь с вами, и мы договоримся, где и когда вы покажете мне отснятый материал. Кстати, можно ли воспользоваться номером, указанным на визитке? А то без разрешения, я не привыкла, — объяснила она, почему раньше не звонила ему, предпочитая виртуальное общение.
— Разумеется. Для чего же еще он дан? — Грэг заглянул в конверт. Внутри лежала фотография смеющегося молодого парня в очках и визитная карточка лицея Генриха IV. — Во сколько мне нужно быть на месте?
Оказалось, что Питер освобождается ровно в два. Подходит. Они быстро договорились о сумме гонорара, и, небрежно поинтересовавшись, нет ли к ней больше вопросов, Анна резко встала, не давая кавалеру возможности проявить галантность.
— Подождите, — остановил ее Грэг, так же приподнимаясь. — Мы с друзьями сейчас работаем над одним проектом. Не позволите вас для него сфотографировать?
Выщипанная бровь иронично поползла вверх, морща лоб:
— С какой стати? Конечно, не позволю. Делайте свою работу, получайте за нее деньги — и до свидания. Это все, что может быть у нас общего.
Театральным жестом она отбросила назад волосы, повесила на плечо сумку, опустила на нос большие темные очки, и походкой манекенщицы пошла прочь. Несмотря на ее категорический отказ (а, возможно, именно благодаря ему) Грэг торопливо вскинул фотоаппарат и заснял профиль ее королевского ухода. Затем он удовлетворенно сел обратно, чувствуя себя папарацци. «В конце концов, она сама призналась, что ей нравится естественность в фотографии», — успокоил он себя, приступая к еде, которую хромой официант принес только сейчас.
Неторопливо отобедав в одиночестве, посытневший Грэг заказал себе кофе, после чего, глянув на часы, вызвал по телефону Андре (который обещал быть в течение пятнадцати минут), а затем набрал номер Ника. Голос его друга был энергичен и бодр, не смотря на то, что, по его собственному признанию, он еще никогда в своей жизни так много не ходил пешком.
— Мари с утра затаскала меня по городу, — незлобиво пожаловался он за девушку. — Но это оказалось, намного интереснее, чем я только мог вообразить. Ты знаешь, глядя на нее, трудно представить, что в обычной жизни она занимается чем-то другим. По-моему, журналистика это ее призвание, — и спросил, задумавшись на мгновение. — Как думаешь, может, женщины все-таки быстрее ассимилируются в новых условиях, чем мужчины?
— Это уже доказано наукой, — важно заметил Грэг, жестом подзывая уличного торговца. — Как вы договорились с Мари по поводу сегодняшнего вечера? — он нашел в лотке деревянную курительную трубку, вынул ее и положил возле себя на столе, отдал деньги молодому благодарно кланяющемуся арабу и, не взяв сдачу, отвернулся, когда продавец стал с повышенным энтузиазмом демонстрировать ему остальной товар.
— Странная штука вышла, — замялся Ник. — Когда мы с ней расстались, а было это около двенадцати, то договорились созвониться где-нибудь в половине четвертого. Но вот уже час, как ее телефон отвечает, что абонент не доступен.
— Может быть, она на какой-нибудь важной встрече, — предположил Грэг, лениво рассматривая покупку со всех сторон. — А что насчет тебя, Ник?
— Я тоже, скорее всего, не смогу. У меня на девять часов назначена встреча.
— Да? — заинтересовался Грэг. — Так и у меня на девять! А у тебя где?
— На площади Бобур, возле центра Жоржа Помпиду.
Грэг аж присвистнул:
— Надо же, и у меня на площади Бобур, — Ник отреагировал на новость более сдержано, но было заметно, что он удивлен не меньше Грэга. — Так, может, и встретимся там? Часиков в восемь, например.
— Договорились, — быстро согласился Ник.
Грэг убрал телефон в сумку, и только успел допить восхитительный по крепости кофе, как позвонил Андре и сказал, что ждет его около метро Anvers.
Возле скандально знаменитого памятника авангардной архитектуры, который по первоначальной задумке должен был стать едва ли не мировым центром искусства XXI века, молодых девушек туда–сюда шныряло предостаточно, но только на одной, на что Грэг и наделся, красовался броский светло-малиновый шарфик. Он отпустил Андре и пошел через площадь прямиком к своей ассистентке, которая при ближайшем рассмотрении оказалась премиленькой худенькой девушкой с обезоруживающей детской улыбкой и доверчивым взглядом.
— Ой, а я именно так вас себе и представляла, — обрадовалась она, показывая, маленькие, как жемчуженки, зубки. — Правда–правда. Человек, который делает такие удивительные фотографии, должен и выглядеть соответствующе. Он просто обязан даже внешне бросать вызов консервативности и педантизму, — и тут же заговорила о другом. — До сих пор поверить не могу, что вы решили взять меня на работу! Да еще на такой замечательный проект. Любая бы удавилась, только бы оказаться на моем месте, — Натали щебетала без умолку, пока Грэг ее не остановил.
— Может, попробуем зайти внутрь? А то ничего не успеем посмотреть.
Натали, не переставая улыбаться, закивала, а уже через секунду из нее вновь журчащим потоком полилась непринужденная девичья болтовня. К счастью, это не помешало им, добравшись до площади Жоржа Помпиду и, заинтересованно оглядываясь, миновать выполняющих нехитрые, но впечатляющие трюки акробатов и веселящего детей высокого рыжеволосого клоуна, оказаться, наконец, перед центральным входом в музей.
Можно себе представить, как была шокирована французская общественность, когда в конце 70-х их взору, привыкшему к готическому совершенству и версальской роскоши, предстало новое здание, которое — и это самое ужасное! — своим безобразием осквернило центр Парижа. Наверное, ярость парижан со времен появления в городе Эйфелевой башни, еще не достигала таких пределов. Самые едкие сравнения музея с демонстрирующим ребра скелетом или нефтеперерабатывающим заводом, на что противников странной конструкции наталкивал вид обнаженных хозяйственных труб, расписанных в яркие привлекающие внимание цвета, не могли, тем не менее, уничтожить того факта, что совместно сотворенный итальянцем Ренцо Пиано и англичанином Ричардом Роджерсом «храм искусства» при всей своей экстравагантности, уже сам по себе был произведением искусства.
— Правда, таким же хрупким, как «Тайная вечере» Леонардо, — констатировала в конце своего рассказа Натали. — И тридцати лет не прошло, а зданию уже потребовался капитальный ремонт, — когда они оказались внутри, она, не раздумывая, повела Грэга в свой любимый Национальный музей современного искусства. — Вообще-то оно мне нравиться, но, между нами, я считаю, что ему самое место где-нибудь в районе La Defense
Осмотр они начали с работ великих бунтарей в живописи Матисса и Пикассо, переходя из зала в зал, пока не добрались до скульптуры, которой Грэг всегда особенно интересовался. Узнав от Натали, что почти во всех французских музеях разрешена фотосъемка, он пристроился возле особенно понравившегося ему экспоната, чтобы заснять его (правда, не для проекта, а для себя лично), но был вежливо остановлен смотрительницей: Грэг непонимающе обернулся к переводчице и весьма удивился, когда обнаружил, что она покраснела, виновато потупив взор.
— Простите, — Натали чуть не плакала, — Я об этом, и правда ни сном, ни духом, — начала дрожащим голосом оправдываться девушка. — Оказывается, для профессионалов, как вы, требуется особое разрешение руководства музея. Вы на меня не очень рассердились? — с надеждой уточнила она, поднимая святые глаза средневековой Мадонны.
Ему потребовалось невероятное усилие воли, чтобы скрыть от Натали свою радость по поводу того, что смотрительница приняла его за профессионала. Вместо этого он сдержанно утешил своего почти рыдающего ассистента и предложил перейти в зал фотографии.
Коллекция включала работы знаменитых и не очень фотохудожников, начиная с начала XX-го века и заканчивая современностью. Однако и Грэг, и Натали, не сговариваясь, как вкопанные, застыли возле старых довоенных снимков.
— Они такие живые, — полушепотом произнесла Натали. — Им кажется, все еще впереди, но мы-то с вами знаем, что их тела уже давно слопали черви, — и с благоговением посмотрев на Грэга, который сейчас, кажется, ассоциировался у нее с богом, умеющим до мурашек достоверно и выразительно ловить камерой мгновения, вскоре умирающие, и задала давно интересующий ее вопрос. — Когда вы расскажете мне о нашем проекте. Я очень хочу быть вам полезной.
Чтобы ответить, Грэгу потребовалось время. Собраться с мыслями. Пока он и сам имел лишь смутное представление о том, что в конечно итоге должно получиться у него Мари и Ника. Может быть, им удастся, будучи дилетантами, увидеть в Париже нечто такое, что пропустили их многочисленные предшественники?
— Идея пока еще сырая, — признался, не желая вводить восторженно настроенную девушку в заблуждение. — Мы пока только… Скажем, мы щупаем город. Понимаешь? — Натали согласно кивнула, и он ей поверил. — Так вот, прощупывая его, мы надеемся наткнуться на выступающий бугорок в месте, где его быть не должно. Вот, наверное, этот бугорок и есть основная цель нашего проекта. Кроме того, не забывай, мы, все трое, приезжие, и пока видим лишь ту сторону Парижа, которой он сам к нам поворачивается.
Натали расцвела и в порыве взволновавших ее эмоций вцепилась в острый локоть своего работодателя:
— Я, я поверну для вас Париж любой, какой хотите, стороной. Мало, кто знает и любит Париж так, как я! — по всей видимости, после недоразумения со смотрительницей, Натали больше всего боялась лишиться работы. — На-при-мер, — произнесла она, нарочито загадочно разбивая слово на слоги, — я точно знаю, что вы умираете с голода, и готова препроводить вас в удивительную милую чайную. Она находиться неподалеку — прямо напротив музея. Ну, что скажете?
Грэгу совершенно не хотелось есть, но от чашечки чая он бы не отказался. Его часы показывали половину восьмого — скоро должен появиться Ник.
— По рукам, — дружески хлопнул он по плечу Натали. — Только я сейчас позвоню другу, а ты ему подробно расскажешь, как нас найти в этой твоей чайной.
Николас появился в чайной, которая — Натали не обманула — оказалась очень уютной и приветливой, ровно в восемь в соответствии с английской пунктуальностью, о чем писал еще незабываемый Льюис Керрол. В отличие от Грэга, Ник был голоден, как волк, а потому не стал отказывать себе в аппетитном десерте, которыми славна Франция. Мари по-прежнему не выходила на связь, а мобильник ее упорно возвещал о недоступности абонента, но мужчины решили, что повода для паники пока нет. Тем более, как они успели заметить вчера, Мари не принадлежала к типу девушек, не способным постоять за себя. Что же касается нового имиджа Грэга, то англичанин ограничился лишь скупым «пожалуй, так даже лучше, впрочем, дело твое».
Когда Ник наелся, они расплатились и вернулись на площадь, где им обоим была назначена встреча. На город уже стали опускаться сумерки, но людей вокруг оставалось много. Среди них вертелся клоун, замеченный Грэгом и Натали еще на площади Жоржа Помпиду. Всклокоченные морковные волосы, широкая улыбка, вырезанная в расписанной яркими красками маске, радужные штаны и желтая кофта с кроваво-красными помпонами. Танцующей походкой клоун подкрадывался сзади к ничего не подозревающим прохожим и начинал копировать каждое их движение. Если прохожий затылком чувствовал неладное и оборачивался, клоун замирал на месте, сложив руки на груди, и, насвистывая, с самым невинным видом глядел в другую сторону. Наблюдатели, в числе которых невольно оказались, Натали, Грэг и Николас, покатывались со смеху
— Какой смешной! — вытирала слезы Натали, указывая пальцем на морковного клоуна. — Смотрите, смотрите, — кричала она, схватив одновременно обоих своих спутников за руки. — Правда, ведь, правда, похоже? — рыжеволосый шутник в это время важно вышагивал, передразнивая серьезного полного американца с двумя такими же полными девушками по обе от него стороны.
Грэг, демонстративно поправив берет и, перебросив через плечо шарф, спросил:
— А я, чем вам не клоун? Жаль, только носа клоунского нет — а так и не отличишь! Но какой клоун без носа? — он с трагическим видом развел руками.
Преданно посмотрев на своего шефа, Натали решительно воспротивилась:
— Нет, ну, какой же вы клоун? Зачем вы так говорите?
Вместо ответа Грэг на глазах у изумленных Ника и Натали подошел на цыпочках к занятому очередной жертвой клоуну и стал активно кривляться за его спиной. Его друзья (даже сдержанный на эмоции Ник) согнулись пополам от смеха. Однако клоун на удивление быстро разобрался в происходящем, развернулся и начал копировать Грэга копирующего его. Это уморительное зрелище завершилось весьма странным финтом клоуна. Он проворно отпрыгнул в сторону и, пятясь, стал плавными движениями рук манить Грэга за собой. Тот сначала не понял, что клоун от него хочет, а когда все-таки догадался, решил на всякий случай уточнить:
— Ты хочешь, чтобы мы пошли с тобой? — и он оглянулся на Ника, который тоже обратил внимание на странное поведение рыжего. Англичанин поспешил присоединиться к Грэгу, но клоун энергично замахал руками, показывая, что следовать за ним должен только один фотограф.
Пожав плечами, Ник отошел к ничего не понимающей Натали, а Грэг, ободряюще кивнул им и решительно двинулся вслед за морковным проводником.
Шли они недолго, а когда клоун остановился на крыльце, чтобы открыть перед Грэгом дверь, тот сразу догадался, куда его привели. Этот был вход в известный парижский ресторан «Dans le noire», что в переводе означает «в темноте». Ему уже случалось раньше посещать такой же в Лондоне, поэтому он знал, как непросто попасть сюда, не заказав предварительно столик. Впрочем, его опасения оказались напрасными. Вышедший им навстречу администратор поинтересовался, не является ли господин опаздывающим мистером Таннером? Грэг недоуменно скосился на клоуна, но тот уже стоял на пороге, собираясь уходить. Однако перед тем, как скрыться за дверью, он протянул Грэгу руку. Пожав ее, Грэг почувствовал, что рыжий проводник оставил в его ладони записку. Он скоро развернул ее и прочел: «Я свет жизни, кто за мной пойдет…». «Бред какой-то. К чему это?», — подумал Грэг, но, перевернув листок, нашел на обратной стороне адрес — «14, rue Daru» и дату: одиннадцать часов утра завтрашнего дня. Уже хорошо — что бы это ни было он до визита в лицей, успеет туда смотаться и выяснить.
Тем временем, администратор начал заметно нервничать. Грэг быстро, чтобы не задерживать его, оставил в сейфе все, излучающие свет предметы, и потянулся, было, за меню, но был огорошен словами:
— Не беспокойтесь. Все уже заказано и оплачено.
Дав завязать себе глаза, все более заинтригованный Грэг положил на плечо слепому официанту, назвавшемуся Лео, ладонь, и отправился вслед за ним в темноту.
Лео довел его до столика, помог сесть и только после этого, развязал глаза. Однако для Грэга ничего не изменилось — вокруг царила кромешная тьма. Взяв его руку, официант показал, где лежат приборы, где салфетки и специи, а где бокалы. Затем он бесшумно испарился, оставив Грэга в одиночестве.
Постепенно Грэг начал осваиваться и привыкать к непривычным ощущениям. Поскольку он временно лишился зрения, обострились остальные чувства — слух стал тоньше, запахи воспринимались острее, а вскоре ему (не без труда, конечно) удалось сделать глоток воды из найденного на ощупь стакана. Насколько он помнил свои впечатления от первого посещения этого ресторана, никогда еще прием пищи не вызвал у него столько разнообразных и полярных по сути эмоций.
Впрочем, сейчас есть совершенно не хотелось. Он был слишком взволнован предстоящей встречей, напрягая слух, чтобы не пропустить появление незнакомца. И вот, наконец, Лео вернулся, но уже не один. Так же, как недавно Грэгу, официант помог невидимому в темноте человеку устроиться напротив и ушел, оставив Грэга один на один с темнотой и едва различимым дыханием рядом.
— Вы знаете, кто я? — завораживающий бархатный голос прозвучал так внезапно, что Грэг вздрогнул.
— Да. Вы Леонард Гратовски. Я получил ваше письмо.
— Это все, что вам известно? — поинтересовался тот же голос.
Грэг пожал, было, плечами, но быстро сообразил, что здесь любые мимические жесты бессмысленны.
— Да, это все.
Обладатель бархатного голоса глубоко вздохнул. Его рука, судя по легкому шороху, помучавшись, нашла все-таки стакан, далее последовал звук хлюпающей в горле жидкости. Тишина. Стакан вернулся на стол.
— Меня зовут Леонард Гратовски. Недавно я завершил свою игру. Теперь должен передать вам, как следующему участнику, свое послание. Придет время, и то же самое сделаете и вы, — тишина. И снова этот голос. — Но, разумеется, ваше послание не будет точным повторением моего. Вы расскажите следующему игроку то, что лично вынесете из этой игры. Вам пока все понятно?
— Да.
— Хорошо. Тогда, как вы думаете, почему я выбрал именно это место?
— Наверное, из-за конспирации. Или, чтобы нагнать в атмосферу таинственности, а на меня страху, — не удержался от иронического комментария Грэг.
— Ха-ха, — отозвалась темнота. — Смешно. На самом деле, я выбрал этот ресторан потому, что темнота — это черный свет. То есть отсутствие каких-либо цветов. Темнота, как вы, я надеюсь, знаете, символизирует рождение. Человек из тьмы выходит на свет. А что такое свет?
— Белое, — по аналогии рискнул предположить Грэг.
— Правильно. А белое есть ни что иное, как смешение всех цветов и красок. Белое — это сама жизнь. Понимаете?
— Более или менее.
— Так вот, главное, что я вынес из своей игры, это то, что мы живем, не понимая истинной природы белого, то есть самой жизни. Мы не видим в ней всей палитры красок, довольствуясь малым. Теперь понимаете?
— Понимаю.
— Я думаю… нет, я уверен, что мы должны научится жить, различая всю радугу белого. Другими словами, уметь наслаждаться жизнью, а, главное, теми малюсенькими, невидимыми на первый взгляд, частичками, из которых она состоит, — он замолчал, и Грэг понял, что миссия Леонарда Гратовски выполнена.
— Я вас увижу? — спросил он.
— Нет. Вы пока еще находитесь в темноте, а я уже вышел на свет. Но, не отчаивайтесь, мы буду ждать вас у себя.
Это были последние слова, которые Грэг услышал от своего таинственного наставника. Прошло несколько минут, прежде чем он понял, что Леонард Гратовски уже больше не сидит напротив. Всполошившись, Грэг окликнул слепого официанта.
— Скажите, Лео, а где мой товарищ, которого вы привели сразу после меня?
— Я проводил его наружу спустя десять минут после того, как привел. Он сам так велел.
Огорченный, Грэг попросил Лео проводить на улицу и его. Уже на выходе официант отдал ему карточку Гратовски, которую тот просил передать «когда гость будет уходить». На черном фоне оранжевыми буквами было написано — ULTIMATE EXPERIENCE CLUB.
Совсем стемнело, но после черноты обеденного зала ресторана «Dans le noire», весело освещенный Париж выглядел почти, как днем. Вернувшись на площадь Бобур, где он оставил своих друзей, Грэг не обнаружил на месте ни Ника, ни Натали. Однако вскоре они оба, взбудораженные и румяные от чая выскочили из кафе, куда, замерзнув в ожидании Грэга, занырнули, чтобы согреться, и бросились к своему другу.
— Грэг, с вами все в порядке? — озабоченно спросила Натали, едва сдерживаясь, чтобы на ощупь не убедиться в том, что с шефом ничего страшного не произошло.
Грэг заверил, что за прошедший час никто не посягал на его жизнь, и коротко поведал о своем визите в ресторан «Dans le noire», а так же пересказал разговор с загадочным Леонардом Гратовски (избегая, правда, при Натали говорить о своем участии игре, чтобы не возникло много лишних вопросов),. Затем он обернулся к Нику и спросил, дождался ли тот своего наставника?
Ник кивнул и неторопливо рассказал о том, что в отсутствии Грэга произошло с ним.
Проводив фотографа, клоун вернулся на площадь, где Натали и Ник решали, что им делать дальше. Приблизившись к друзьям, он взял несопротивляющегося Ника за руку и повел за собой. Вскоре они достигли стен небольшого костела. Клоун отпустил Ника, подвел его к двери и кивком указал на тускло освещаемую свечами исповедальную кабинку внутри. Догадавшись, куда ему следует идти дальше, Ник послушно вошел в церковь и устроился в одной из кабинок. Какое-то время за стенкой было пусто, но и не прошло и трех минут, как в соседнюю кабину кто-то вошел. Ник не мог видеть лица своего собеседника, но судя по голосу это определенно был мужчина.
— И что он тебе сказал? — Грэг попытался ускорить чересчур затянутое повествование.
Ник пожал плечами:
— Не много. Собственно, он всего-навсего рассказал мне известный восточный коан. А потом так быстро скрылся, что я не успел даже заметить, в каком направлении.
— И это все? — не поверил Грэг.
— И это все, — невозмутимо подтвердил Ник.
Ученик обратился к учителю с просьбой помочь ему обрести мудрость. Учитель велел тому уйти в пещеру и медитировать там на образ быка. При этом он запретил ученику выходить наружу без разрешения. Ученик послушно просидел в пещере три дня, но когда вернулся его учитель и спросил, обрел ли тот мудрость, он лишь развел руками и сказал, что нет. Тогда учитель оставил его в пещере еще на три дня. Но и после этого, ученик расстроено сообщил, что пока все его усилия тщетны. И учитель удалился на неделю. Когда он вернулся, ученик, сидя спиной к выходу, что-то тихо бормотал под нос. Учитель вновь спросил его, достиг ли ученик, чего хотел. На этот раз ученик лишь молча кивнул. «Тогда выходи из пещеры», — разрешил ему учитель. «Не могу», — вздохнул ученик, — «Рога мешают».