Волшебник мог любые чудеса. Цветочный луг, песчаная коса неоднократно наблюдали это. В субботу над витриной с молоком создатель громко цокнул языком — и родились два сказочных поэта. Кисель ошибся полкой (и рекой).
А дома ждали прялка с кочергой — последствия внезапного визита в дремучий лес, не растерявший лоск. Лежала тень, зато работал мозг. При полной безопасности транзита с балкона в кухню шли составы слов. Воззрение, лишëнное углов, фиксировало красоту момента. Еще закат, смущаясь, полыхал (несите вееров и опахал) в процессе отпущенья комплимента.
Волшебник мог любое волшебство. Не мог, пожалуй, только одного — весеннего дождя. Скажи-ка, дядя, чего же проще, проще-то куда. Беда не горе, горе не беда. Буфет скрипел, с посудами не ладя, поскольку возмутительный фарфор решил: волшебник — скверный бутафор. Ни джема, ни конфетного трофея. Над зарослями плюша (не плюща), на виражах ушами трепеща, встревоженно порхала котофея. На чердаке устроился скандал. Верховный Некто с неба наблюдал, хотя почти никто не верил в Некта. Менялся стиль, позиция, окрас. Волшебник не сдавался. В сотый раз не добиваясь нужного эффекта, преумножал бесчисленность потуг. В очередной четверг раздался стук, и — возгласы, и ключ из драгметалла, и непонятно, кто кого нашëл. И Дождь пришёл. И стало хорошо. По крайней мере, поспокойней стало.
***
Когда у Некта с Нектовой женой великий праздник или выходной, от котофеи пахнет пирогами. Когда у Некта крах небытия, заглядывают старые друзья. Всегда вдвоём и с мокрыми ногами.
Стих: Наталья Захарцева (Резная Свирель)
Арт: Erika Stearly