Резная Свирель

День завершëн. За окнами закат. Ворона — патронесса эстакад — о чём-то глухо каркает подруге. Товарка притворяется немой. Что обсуждать? Здесь холодно зимой, по лету пекло, словно ты на юге. Помимо лесопарков и террас, случаются раскопки теплотрасс и прочие народные забавы: раздача смысла, поиски ключей. Сбыватели различных мелочей, предпочитая толстые оправы, стоят на Сонном Рынке по средам. Всю атмосферу я не передам. Таланта откровенно недодали. Поверишь — Сонный Рынок невелик. Встречается драконий базилик, и персик, и халва, и цинандали, и целые карманные сады...

Джузеппе, в общем, здравствуй, дорогой. Я ни о чëм особо не жалею. Гуляю по ночам, топчу аллею, и, кажется, одной хромой ногой в небытие. Знакомый эскулап советует пиявок и на воды, но есть лимит, но существуют квоты, Сперва решат, насколько ты ослаб. Хотя в театрах изредка бузят, теперь мы театральная столица. Приходится, Джузеппе, шевелиться. Тортилле скоро триста пятьдесят. Поклонники уже приглашены в "Три пескаря". И ты, без вариантов. Хозяин подобрал официантов — костюмных предрассудков лишены...

Мы не сходим с ума — здесь не любят сошедших с ума... И. Бродский "Мы не сходим с ума — здесь не любят сошедших с ума", и к нормальным в последнее время немало претензий. Разве каменный бюст удостоят букетом гортензий, разве взгляды туристов утешит потом бахрома, если дата случится — возможно, какой юбилей, о котором забудут примерно в течение суток, заполняя заботами свой временной промежуток. Фонари нанимаются в стражи кленовых аллей, припозднившихся пар и курьеров, спешащих на зов. Верно, голод не тётка...

Вчера похолодало. Выпал снег. Застенчиво. Возможно, ненароком. Сосед — в округе числится пророком, хотя скорее, тактик, чем стратег, — предсказывал: начнутся холода, поскольку отопление забрали владыки городской теплоцентрали, ударники конкретного труда. Как хочешь это, так и понимай, а хочешь — просто принимай на веру. Но снег противоречит экстерьеру, поскольку пресловутый месяц май, ура-ура, гудëт зелёный шум. И белый шум ему, наверно, в пику. Атланты держат вечную интригу. Рутина тоже тренирует ум...

Пишу, скорее, для души. На время сетовать не буду. Лечу сезонную простуду в очаровательной глуши. Осталось чуда на щепоть. В авторитете только факты. Соседи спрашивают: как ты? Но сохрани тебя Господь начать рассказывать о чëм, не поместившимся в анкету. Противоречит этикету. Не поощряется врачом. Теперь не жалуюсь, живу, слегка досадуя на климат. Надеюсь — цены не поднимут. Держусь достойно — на плаву. Периодически тону в проблемах, сплетнях, перспективах, но я из племени строптивых, осточертевших даже дну...

Земля рассыпает зерна: "Пятёрка", ломбард, аптека. Идёт по земле Лисенок, похожий на человека. Идёт при честнОм народе: метро, переход, Макдональдс. Всё есть у Лисенка вроде, но нет у Лисенка дома. Есть мама, друзья, квартира — нора угловатой формы. Поставлены, словно в тире, глазастые светофоры. Лежат на балконах лыжи, играют таджики в квиддич. А хвост невозможно рыжий, но он никому не виден. И если реальность кем-то сколупнута как извёстка, Лисенок шагает в кедах, шагает, поёт про звезды. Лисенок поёт о птицах Венеры, Сатурна, Марса, и мех его серебрится, и розовым пахнет маслом...

Всё проходит — уверяют Соломоны. Там, в проходе, вечность пахнет бергамотом. Здесь играют только дети и гормоны. И оркестры в старом парке по субботам. В чем угодно, как угодно, но не рожей, выхожу я из квартиры. Время — деньги. Если что-нибудь даётся, мой хороший, попадает то по шапке, то по Сеньке. Выпекается веснушчатая сдоба, шьются платья из цветастого сатина. Ибо делать больше нечего особо человеку в захолустных палестинах, где до рая — два притопа, три парсека. Был, конечно, звездолëт. Вчера накрылся...

Волшебник мог любые чудеса. Цветочный луг, песчаная коса неоднократно наблюдали это. В субботу над витриной с молоком создатель громко цокнул языком — и родились два сказочных поэта. Кисель ошибся полкой (и рекой). А дома ждали прялка с кочергой — последствия внезапного визита в дремучий лес, не растерявший лоск. Лежала тень, зато работал мозг. При полной безопасности транзита с балкона в кухню шли составы слов. Воззрение, лишëнное углов, фиксировало красоту момента. Еще закат, смущаясь, полыхал (несите вееров и опахал) в процессе отпущенья комплимента...

Губерния. Среда. Дороги развезло. Застигнутым врасплох засчитывают промах. Достоин похвалы познавший ремесло создания слонов из мелких насекомых. На каждый новый шанс находятся ловцы, любому вдалеке мерещится нажива. И сон похож на клок отбившейся овцы, поэтому порой и спится препаршиво. И снится чëрт-те-что — малиновый щербет, усталый богатырь, томящийся в буфете: подайте мне сюда полцарства и обед. Солянка во главе. Компот в приоритете. Ищи везде зерно, вини во всём падеж, любуйся — горизонт светлеет на востоке...

Итак — не уповай на небеса. Не вешай нос — придут гардемарины. Уже теряют ценность мандарины, опять звучат в округе голоса: о, где ты, добрый доктор Айболит, в широкой Лимпопо твой след потерян. И режет глаз, и брешет сивый мерин, когда стена ушами шевелит. Готовя место для удара лбом, чернила достаёт служитель ямба. Заранее бронируется лампа пока еще неламповым рабом. Конечно, только в буре есть покой, но буря снова кроет чем попало. Впридачу снег, что рыба-прилипала. Какой-то день сегодня никакой, не бьет ключом, не манит калачом...

Уже горят огни, куда ни глянь, в пределах наших холодильных камер. И вымерли дворы, и город замер. Традиционно наливают всклянь терпение — испей его до дна. Добавь туда изюма и корицы. Теперь не мастера, но мастерицы корпят на производстве полотна: Метель и Вьюга, Вьюга и Пурга. Таким не воздаётся по заслугам. Из дворницкой попахивает луком. Обозначают реку берега: самой лениво, медленно самой. Над ней стоят мосты благоговейно. Придёшь домой, отведаешь глинтвейна и примиришься как-нибудь с зимой...

Стабильно приунывшая пора. Пеняя на отсутствие Гаскони, трясутся в переполненном вагоне красавицы, лакеи, юнкера. И, рассуждая, чьë добро добрей, пространство безыдейно безрассудно. Не каждое прогулочное судно оценит перспективы якорей. Посетуют иные паруса: ребята, нас отчаянно надули. Спаситель навещал ещё в июле. Понаблюдал примерно полчаса и улетел немедленно в закат, как принято у них на Бетельгейзе. То в лотосе сидит, то в эдельвейсе, то превращает водяной каскад в сухое португальское вино...