…И начинается последняя, самая таинственная часть рассказа.
Мы помним, что герою почудилось, будто его позвали, и он выходит из дома, уверенный, «что теперь непременно достигнет цели». Наверное, не случайно этому предшествует буря: она бушует не только на море, но и в его душе.
В поисках своего отца герой оказывается «в части города, никогда до тех пор им не посещённой», и там видит поразившего его ещё раньше странного спутника барона: ещё при первой встрече его поразил «высокого роста арап, закутанный в плащ по самые брови», вероятнее всего, выполнявший какие-то поручения барона, так как встречают его словами: «Aгa! наконец-то!» (напомню, что в России арапами называли всех чернокожих).
Безуспешно преследуя его («Высокий арап в плаще так же внезапно исчез, как и появился!»), рассказчик попадает на ту самую улицу, которую видел в своих снах, находит тот самый дом (правда, возможно, и не тот самый: «Правда, окна дома не круглые, а четырехугольные… но это неважно…») и узнаёт… что барон жил здесь («недолго, с неделю»), но вчера уехал в Америку.
Герой поражён и разочарован: дом – самый обыкновенный («хозяином дома столяр, и его можно посещать сколько угодно и, пожалуй, мебель ему заказать»), упоминание об арапе приводит его обитателей в недоумение, а барона уже нет.
И, будучи не «в состоянии помириться с мыслью, что к такому сверхъестественному, таинственному началу мог примкнуть такой бессмысленный, такой ординарный конец», он приходит на берег моря, где видит выброшенного бурей утопленника – и узнаёт его! «Это труп барона, моего отца! Я остановился как вкопанный. Тут только я понял, что меня с самого утра водили какие-то неведомые силы, что я в их власти, — и в течение нескольких мгновений ничего в моей душе не было, кроме немолчного морского плеска — и немого страха перед овладевшей мною судьбой…»
Удивительны чувства героя: «Я испытывал чувство удовлетворённой мести и жалости, и отвращения, и ужаса, пуще всего… двойного ужаса: и перед тем, что я видел, и перед тем, что свершилось».
И здесь мы ясно понимаем, что, случись встреча отца и сына в тот момент, когда им было бы известно, кем они друг другу приходятся, она наверняка закончилась бы трагедией. Отец (он-то знал, кто перед ним!), «словно вонзал» в сына «хищные» глаза; сын описывает своё состояние: «То злое, то преступное, о котором я уже говорил, те непонятные порывы поднимались во мне… душили меня. "Ага! — думалось мне, — вот отчего я такой… вот когда сказывается кровь!"» И – снова мистика: «Несказанный страх вдруг обнял меня. Мне показалось, что этот мёртвый человек знает, что я пришёл сюда, что он сам устроил эту последнюю встречу, — мне даже почудилось то знакомое, глухое бормотанье…» И последний штрих: «на откинутой руке трупа» он видит обручальное кольцо матери, которое, с трудом сняв, приносит ей.
Но конец истории по-настоящему так и не наступит: мать требует, чтобы сын отвёл её на берег моря: «Пойдем сейчас туда... Где он лежит… я хочу видеть… я хочу узнать… я узнаю…» Зачем она идёт? Вспомним её слова: «Почему же ей, как преступнице, которую терзают угрызения совести, почему может ей представиться прошедшее в таком ужасном виде, после стольких лет? Макбет убил Банко — так не удивительно, что ему может мерещиться… а я…» Вероятнее всего, она хочет увидеть труп барона и, убедившись, что ей действительно являлся он, а не призрак, поверить, что теперь он мёртв и навсегда уйдёт из её жизни. И тогда немного успокоиться…
Но на берегу моря они ничего не находят: «Трупа нет нигде — и только на том месте, где он лежал, ещё осталась впадина, и можно понять, где находились руки, ноги… Кругом осока как будто помята — и заметны следы ступней одного человека; они идут через дюну — потом пропадают, достигнув кремнистого кряжа».
Что произошло? Ожил ли вдруг барон, как сумел когда-то выжить после ранения? Или труп его был кем-то унесён (тем же арапом, к примеру)?
«Исчезновение трупа поразило её, как окончательное несчастье», - напишет герой о матери. Почему? Для меня возможен лишь один ответ: исчезла надежда, что многолетний кошмар завершился. Именно поэтому она будет требовать, чтобы сын «немедленно отправился отыскивать "этого человека"». Но поиски будут напрасны.
Странно и всё остальное: неизвестна судьба корабля, на котором должен был уплыть барон («сперва все были уверены, что корабль этот погиб во время бури; но несколько месяцев спустя стали ходить слухи, что его видели на якоре в нью-йоркской гавани»), ничего не дают попытки разыскать арапа (после объявления в газетах «какой-то высокий арап, в плаще, действительно приходил к нам в моё отсутствие… Но, порасспросив служанку, он внезапно удалился и не возвращался более»).
Загадка так и остаётся неразрешённой, оставив «неловкость» между матерью и сыном «до самой её смерти», а ему послав вместо таинственного сна странные ощущения: «Иногда мне чудилось — и чудится до сих пор — во сне, что я слышу какие-то далекие вопли, какие-то несмолкаемые, заунывные жалобы…», «надрывают они мне сердце» и переходят то в шум моря, то в «звериное бормотание».
И, наверное, именно поэтому остаётся чувство страха…
*************
Критики, как мы помним, многократно упрекали Тургенева за это произведение, как и за многое другое, написанное, по их мнению, «не так».
А мне вспоминается фрагмент из письма Н.Г.Чернышевского к Н.А.Некрасову. Кажется, Чернышевского меньше всего можно упрекнуть в безыдейности, и в своих романах он использует стихи Некрасова почти как агитационные произведения.
Но вот здесь речь идёт о любовной лирике поэта. Не знаю, насколько хорошо она известна моим читателям, но уверена, что все, читавшие её, согласятся, что так называемый «панаевский цикл» просто великолепен.
И именно эта лирика не оставила равнодушным Чернышевского, который писал: «Лично на меня Ваши пьесы без тенденции производят сильнейшее впечатление, нежели пьесы с тенденциею...»
«Пьесы без тенденции»… Наверное, так можно сказать и о многих произведениях Тургенева. И не знаю, как на моих читателей, но на меня эти произведения тоже производят более сильное впечатление, чем многие, вызвавшие в своё время ожесточённую полемику.
Не надо забывать, что Тургенев был не только беспощадным обличителем крепостничества (был им, разумеется, и о своей «аннибаловой клятве» не просто так говорил), но нельзя забывать и о другом Тургеневе – тончайшем лирике, а подчас и мистике.
И другие его подобные произведения тоже очень интересны…
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Уведомления о новых публикациях, вы можете получать, если активизируете "колокольчик" на моём канале
"Оглавление" по циклу здесь
"Путеводитель" по тургеневскому циклу здесь
Навигатор по всему каналу здесь