Он никогда не говорил "люблю"...
— Знаешь что? Лучше бы ты вообще не готовил! — Ирина резко отодвинула тарелку.
Саша даже не обернулся. Как обычно, молча собирал сумку с инструментами – сегодня ему предстояло менять проводку в новом торговом центре. Его спокойствие выводило из себя ещё больше.
— Эти твои завтраки... Думаешь, ими можно всё заменить? — она замолчала, глядя в его широкую спину.
Он методично складывал отвёртки, пассатижи, индикатор. Движения точные, уверенные – как и всё, что он делал. Как этот чёртов завтрак, который он готовил ей каждое утро. Даже сегодня, после вчерашней ссоры, когда она наговорила ему столько всего.
— Ты хоть помнишь, когда в последний раз говорил, что любишь? — её голос дрогнул.
Саша наконец повернулся. Посмотрел внимательно, будто что-то прикидывая. Потом подошёл к плите, снял с огня турку с недоваренным кофе.
— Опоздаешь на смену, — проговорил он своим обычным спокойным тоном.
Ирина глянула на часы – и правда, через полчаса заступать, а она даже не переоделась. В отделении сегодня плановая проверка, нужно быть в форме.
Он поставил перед ней чашку с кофе – не слишком горячим, как она любит. Положил два кусочка сахара, хотя она никогда не говорила, сколько кладёт. Просто знал.
— Я положил тебе обед. В синем контейнере, — добавил он, застёгивая куртку. — Ночью обещают дождь, возьми зонт.
Входная дверь тихо закрылась. Ирина сидела, обхватив ладонями чашку. Кофе был идеальным, как всегда. В горле встал ком – не от обиды, от бессилия что-то изменить.
Она машинально открыла холодильник. На средней полке стоял синий контейнер. Рядом – её любимый йогурт, хотя она точно не покупала. И яблоки – те самые, мелкие и кисло-сладкие, которые она любит грызть по ночам во время дежурства.
Сумка с обедом, зонт в прихожей, свежий кофе. Каждый день, даже когда они в ссоре. Особенно когда они в ссоре.
Телефон тренькнул сообщением. От него: "Осторожнее за рулём. На светофоре у почты не работает левая секция".
Ирина смотрела на экран, пока буквы не расплылись. Все эти мелочи, его постоянная забота – как будто защитная броня, за которой он прячет настоящие чувства. Или наоборот?
И вышла из дома.
***
Ночное отделение больницы встретило Ирину привычной суетой. Она переодевалась в ординаторской, когда в дверь заглянула новенькая медсестра Света.
— Ириш, там твой звонил в регистратуру. Сказал, что телефон забыла, — она протянула листок с номером вызова. — Слушай, а давно вы вместе?
— Двадцать три года, — Ирина машинально поправила воротничок формы. — А что?
— Да так... Завидую. Мой бывший за пять лет брака ни разу не позвонил узнать, как я. А твой даже про телефон помнит.
Ирина хмыкнула. Помнит. Как и про всё остальное. Однажды она забыла ключи — через час они лежали на посту охраны. Машина забарахлила — он уже записал её на сервис. Закончился шампунь — новый появился в ванной до того, как она успела попросить.
Смена выдалась тяжёлой. Под утро привезли новых после транстпортного инциндента, потом пациентка с приступом, молоденькая девчонка с нервным срывом...
В шесть утра, измотанная, Ирина присела в ординаторской. Достала синий контейнер — есть хотелось зверски. Внутри оказался не просто обед. Любимый запечённый минтай, который она готовила только по праздникам, свежие овощи, сырники. И записка на салфетке: "Поешь обязательно. Горячий чай в термосе".
— Ого! — присвистнула проходившая мимо Света. — Это всё он приготовил?
— Да так... Привычка у него такая, — Ирина почему-то смутилась.
— Привычка? — Света покачала головой. — Знаешь, моя бабушка говорила: привычка — это когда по инерции. А когда с душой — это уже любовь.
Ирина замерла с вилкой в руке. Вспомнила, как вчера психовала из-за его молчания. А он в это время, получается, стоял у плиты, готовил её любимые блюда.
Телефон в кармане завибрировал. Сообщение: "Осторожно, на дороге гололёд."
Она перечитала сообщение несколько раз. Странно, но только сейчас заметила: он никогда не писал просто "привет" или "как дела". Каждое сообщение — забота, предупреждение, помощь.
— А ведь я ни разу не сказала спасибо, — прошептала она.
— За что? — Света оторвалась от карты пациента.
— За то, что любит, — Ирина улыбнулась. — Не словами. Поступками.
***
После смены Ирина собиралась сразу домой, но позвонила сестра. Аня, как всегда, говорила без умолку:
— ...представляешь, этот козёл даже не извинился! А я ему двадцать лет жизни отдала! Двадцать лет, Ира! — голос сестры звенел от возмущения. — Вот что ты делаешь, когда с Сашкой ссоришься?
Ирина припарковалась у торгового центра. Тот самый, где Саша менял проводку. Интересно, успел закончить?
— Ир, ты меня слышишь?
— Да... — она рассеянно смотрела на здание. — Понимаешь, мы по-другому ссоримся. Он... просто делает всё как обычно.
— В смысле?
— Ну вот вчера поругались. Знаешь, я ему наговорила... — Ирина поморщилась, вспоминая. — А он сегодня встал в пять утра, приготовил завтрак, обед собрал. Как всегда.
В трубке повисла тишина.
— Везёт тебе, — наконец выдохнула Аня. — Мой в лучшие времена и чайник не мог поставить. Всё я, я, я... А потом ещё попрекал, что борщ пересолен.
Ирина вдруг вспомнила, как месяц назад разбила любимую чашку. Саша молча собрал осколки, а через день принёс точно такую же. "В интернете нашёл", — буркнул в ответ на её удивлённый взгляд.
— Знаешь, Ань... — медленно произнесла она. — А ведь я его тоже попрекаю. Только не борщом. Тем, что не говорит красивых слов.
— Ой, да ладно! — фыркнула сестра. — Мой красиво говорил, особенно по праздникам. И что? Сейчас вторую семью завёл, теперь им соловьём заливается.
На стоянку въехала знакомая машина. Саша. Заметил её, притормозил.
— Слушай, я перезвоню, — торопливо сказала Ирина.
— Погоди! Ты же сама вечно жаловалась, что он слова любви не говорит!
— Да... — она смотрела, как муж выбирается из машины, как достаёт свой потрёпанный чемоданчик с инструментами. — Только знаешь... Может, и не надо их, этих слов? Может, важнее совсем другое?
Саша шёл к ней. Уставший, в рабочей куртке с потёртыми рукавами. Тот самый человек, который двадцать три года каждое утро встаёт раньше неё, чтобы приготовить завтрак.
Который знает наизусть все её привычки, помнит любимые мелочи, предугадывает желания.
Который любит её. Без слов. Поступками.
***
День выдался суматошный. Ирина вернулась со смены поздно, Саша уже спал. Она долго стояла в дверях спальни, разглядывая его лицо. Морщинки в уголках глаз – от привычки щуриться, когда работает с мелкими деталями. Седина на висках – появилась в тот год, когда она болела, а он разрывался между работой и больницей.
Утром она проснулась от звука работающей плиты. Несколько минут лежала, прислушиваясь к таким знакомым звукам: стук ножа о разделочную доску, шипение масла на сковороде, звяканье посуды.
Тихо встала, накинула халат. В кухне Саша колдовал над плитой – без фартука, в домашней футболке и спортивных штанах. На столе дымились две чашки кофе.
— Доброе утро, — голос предательски дрогнул.
Он обернулся, кивнул – как всегда немногословно. Она подошла ближе. На сковороде шкворчал омлет с помидорами и сыром – её любимый.
— Можно? — она коснулась его плеча.
Он удивлённо посмотрел на неё. А она вдруг прижалась к его спине, обняла, уткнулась носом между лопаток. От футболки пахло кондиционером для белья – она знала, что он сам стирает их вещи, когда она на ночных.
— Ир? — в его голосе мелькнуло беспокойство. — Что-то случилось?
— Да, — она прерывисто вздохнула. — Я поняла кое-что важное.
Он развернулся в её объятиях. Его руки, привыкшие к инструментам, осторожно легли ей на плечи.
— Ты каждый день говоришь, что любишь меня, — прошептала она. — Просто я не умела слушать.
Он молчал, но его пальцы чуть крепче сжали её плечи.
— Эти завтраки... Они ведь не просто еда, да? — она подняла голову, заглядывая ему в глаза. — Это твой способ сказать "доброе утро, я люблю тебя, береги себя".
Он смотрел на неё так, словно видел впервые.
А потом его лицо как-то неуловимо изменилось – будто треснула и осыпалась невидимая маска.
***
— Омлет сгорит, — хрипло сказал Саша, но не отстранился.
— И пусть, — она улыбнулась. — Сделаешь новый?
— Сделаю, — он провёл ладонью по её волосам. — Всегда делал. И буду делать.
В этих простых словах было больше нежности, чем во всех признаниях мира. Ирина поняла – вот оно, то самое счастье, которое она искала в красивых фразах. Оно здесь, в этой уютной кухне, в запахе подгоревшего омлета, в его тёплых руках.
— Знаешь, — она помогала ему убирать почерневшую сковородку, — Аня вчера спрашивала, как мы миримся после ссор.
— И что ты ответила? — он достал новые яйца из холодильника.
— Что ты готовишь завтрак. Всегда, — она взяла у него яйца. — Сегодня я приготовлю. Для тебя.
Он замер с занесённой над столом рукой. Посмотрел как-то растерянно:
— Ты же не любишь готовить по утрам...
— А ты любишь? — она уже разбивала яйца в миску. — Двадцать три года встаёшь ни свет ни заря...
— Люблю, — он пожал плечами. — Люблю видеть, как ты завтракаешь перед работой. Как пьёшь кофе. Как собираешься...
Она чуть не выронила венчик. За двадцать три года это было самое длинное его признание.
— Я думала, это просто привычка, — прошептала она.
— Любить тебя — не привычка, — он забрал у неё венчик, притянул к себе. — Это... как дышать.
Она прижалась к его груди, слушая удары сердца. Размеренные, надёжные – как и весь он, её немногословный, заботливый муж.
— Позвони на работу, — вдруг сказал он. — Скажи, что задержишься.
— Зачем?
— Закажем пиццу. Посмотрим тот сериал, который ты хотела. Просто побудем вместе.
Она подняла голову – его глаза улыбались. Как тогда, двадцать три года назад, когда он впервые приготовил ей завтрак.
— А как же твоя работа?
— Перенесу, — он достал телефон. — Тем более, я уже всё починил в том торговом центре.
Она смотрела, как он набирает номер пиццерии, и думала: вот оно, настоящее счастье. Не в громких словах и красивых жестах. А в этих простых "сделаю", "починил", "побудем вместе".
В тихой, ежедневной заботе, которая и есть самое искреннее признание в любви.
***
Дорогие читательницы, возможно, прямо сейчас ваш мужчина тоже говорит вам о любви – своим особенным способом. Поделитесь в комментариях своими историями прозрения!
А если рассказ затронул ваше сердце – сохраните его и поделитесь с подругами. И подпишитесь
***