Мама, не приходи без звонка...
Замок щелкнул привычно и мягко. Татьяна Николаевна толкнула дверь, занося пакет с продуктами, и замерла на пороге. В коридоре квартиры сына стояла незнакомая женщина в бирюзовом шелковом халате.
– А вы кто? – одновременно спросили они друг друга.
Татьяна Николаевна почувствовала, как немеют пальцы, сжимающие ручки пакета. В прихожей пахло незнакомыми духами – терпкими, с нотками сандала. Непривычный запах резал ноздри, вытесняя родной уют квартиры сына.
– Я мама Андрея, – выдавила она наконец. – А вы?..
– Лена, – коротко ответила женщина, запахивая халат плотнее. – Мы живем вместе с Андреем. Уже месяц.
"Месяц?" – эхом отозвалось в голове Татьяны Николаевны. Она приходила сюда каждую неделю – убраться, приготовить, наполнить холодильник. Как она могла не заметить?
– Андрей не предупредил? – В голосе Лены промелькнуло что-то похожее на сочувствие. – Он на работе сейчас. Может, чаю?
Татьяна Николаевна помотала головой:
– Нет-нет, я... я зайду потом.
Она попятилась к двери, чувствуя, как предательски дрожат колени. Пакет с продуктами так и остался стоять в прихожей – забыла забрать.
На улице было светло и шумно. Мимо спешили люди, сигналили машины, но Татьяна Николаевна не слышала ничего, кроме стука собственного сердца. "Месяц... целый месяц..." – пульсировало в висках.
Она не помнила, как добралась до дома. Механически открыла дверь своей квартиры – такой пустой и тихой после шумной улицы. Села на кухне, достала телефон. Пальцы сами нашли номер сына.
– Андрюша...
– Мам? Что-то случилось?
– Я... я заходила к тебе сегодня.
Пауза. Длинная, вязкая, как остывший кисель.
– Прости, мам. Я хотел рассказать. Правда хотел. Просто не знал, как.
"Не знал, как?" – хотела крикнуть она. – "Я же твоя мать! Я имею право знать!"
Но вместо этого сказала только:
– Я оставила продукты. В пакете котлеты. Положи в холодильник, а то испортятся.
– Хорошо, мам. Спасибо.
Она смотрела на погасший экран телефона. За окном садилось солнце, окрашивая стены кухни в оранжевый цвет. Тот самый оттенок, который она когда-то выбрала для стен в квартире сына.
Интересно, эта Лена уже успела их перекрасить?
***
Три дня Татьяна Николаевна держалась. Не звонила. Не писала сообщений. Только проверяла статус сына в мессенджере – "был в сети 2 минуты назад", "печатает сообщение"... Кому? Ей? Нет, той... Лене.
Вечером четвертого дня она не выдержала. Села в автобус, доехала до знакомой остановки. Купила в супермаркете творог – Андрюша с детства любил творожную запеканку.
– Я только на минутку, – прошептала она, поднимаясь по лестнице. – Просто узнать, как он...
Дверь открыла Лена. В той же квартире, но будто в другом измерении – везде расставлены свечи, пахнет незнакомыми специями.
– Здравствуйте, – Лена попыталась улыбнуться. – Андрей задерживается на работе.
– Я творог принесла, – Татьяна Николаевна протянула пакет. – Он любит запеканку.
– Спасибо, но... – Лена замялась. – У него непереносимость лактозы. Уже года два.
"Два года?" – Татьяна Николаевна растерянно смотрела на пакет. – "Почему он не сказал?"
– Проходите, – вздохнула Лена. – Раз уж пришли.
В гостиной все изменилось. Вместо старого дивана – модный угловой. На стенах – черно-белые фотографии. Их свадебный с мужем портрет исчез.
– Чай? Кофе? – спросила Лена.
– Нет, спасибо, – Татьяна Николаевна присела на краешек нового дивана. – А где... где наша фотография была?
– В кладовке. Андрей сказал, пора обновить интерьер.
Звякнул телефон. Лена глянула на экран:
– Андрей пишет, будет через час.
– Я подожду.
– Вообще-то... – Лена поджала губы. – У нас планы на вечер. Давайте вы в другой раз придете? Предварительно созвонившись.
"Предварительно созвонившись". Как к чужому человеку.
– Конечно, – Татьяна Николаевна встала. – Я пойду. Творог... можете выбросить.
Она медленно спускалась по лестнице. Остановилась на площадке между этажами – там, где раньше стояла старая тумбочка. Андрюша складывал в неё коньки после катка. Тумбочки тоже не было.
Вечером пришло сообщение от сына: "Мам, давай договариваться о встречах заранее? Лена права – так будет удобнее для всех".
Она не ответила. Смотрела на экран, пока буквы не расплылись. Село солнце, в окнах зажглись огни. В соседнем доме кто-то задернул шторы – плотные, непроницаемые.
Как двери в чужую жизнь.
***
В супермаркете возле дома сына Татьяна Николаевна оказалась не специально. Просто проходила мимо – так она себе сказала. Взяла корзинку, медленно пошла вдоль полок. Решила позвонить сыну. Замерла, услышав знакомый голос не только в телефоне.
– Нет, мам, я же просил – не приходи без предупреждения.
Андрей говорил с ней по телефону, стоя у полки с кофе. Татьяна Николаевна отступила за стеллаж с крупами. Сын выглядел другим – прямая спина, новая стрижка, незнакомый свитер.
– Да, я понимаю... Нет, дело не в Лене... Просто мне так удобнее.
Пауза. Андрей взял банку кофе, повертел в руках.
– Мам, я не ребёнок уже. Мне скоро тридцать три... Нет, не в этом дело.
"Действительно," – подумала Татьяна Николаевна, – "когда он успел стать таким взрослым?"
– Хорошо, давай в субботу. В два. Договорились.
Он убрал телефон и направился к кассе. Татьяна Николаевна смотрела ему вслед, сжимая пустую корзинку. Захотелось окликнуть, но что-то остановило – может, прямая спина или эта новая, незнакомая уверенность в движениях.
Вечером она достала старый фотоальбом. Вот Андрюша в первом классе – ещё без передних зубов, с большим портфелем. Вот на выпускном – серьёзный, в отцовском галстуке. А вот... Фотография пятилетней давности – они вдвоём на даче. Сын обнимает её за плечи, улыбается. Она тогда как раз овдовела, и он приезжал каждые выходные – помогал с огородом, чинил крышу, просто был рядом.
Телефон звякнул сообщением. От него.
"Мам, извини за сегодняшний разговор. Я правда хочу, чтобы у нас всё было хорошо. Просто по-другому".
Она начала печатать ответ, стерла, начала снова. В конце написала только: "Хорошо, сынок".
Утром проснулась рано. Сварила кофе, села у окна. Весеннее солнце медленно поднималось над крышами. Соседка напротив развешивала бельё – простыни трепетали на ветру, как белые флаги.
Татьяна Николаевна достала телефон, нашла номер сына. Что написать? "Доброе утро"? "Как спалось"? Раньше она просто приходила – с пирогами, с котлетами, с материнской заботой. А теперь...
Телефон соскользнул с колен, глухо стукнулся об пол. Она подняла его, провела пальцем по треснувшему стеклу. Экран продолжал работать, но картинка стала нечёткой, размытой.
Как её отношения с сыном.
***
В субботу Татьяна Николаевна собиралась особенно тщательно. Новая блузка – бежевая, неброская. Серьги, которые сын подарил на прошлый день рождения. Пирог решила не печь.
Без десяти два она уже стояла у подъезда. Достала телефон – написать, что приехала. И замерла.
На скамейке возле дома сидели Андрей и Лена. Он что-то рассказывал, размахивая руками. Лена смеялась – легко, запрокинув голову. Потом прижалась к его плечу.
Татьяна Николаевна отступила за дерево. Сын улыбался – той особенной улыбкой, которую она не видела с его детства. Когда он был просто счастлив, без причины.
– Пойдём домой? – донёсся голос Лены. – Твоя мама скоро придёт.
– Да, – Андрей встал, потянулся. – Знаешь, я рад, что мы с ней договорились. Так действительно лучше.
– Ты повзрослел, – Лена взъерошила ему волосы.
"Повзрослел," – эхом отозвалось в голове Татьяны Николаевны. – "А я и не заметила".
Они пошли к подъезду. Она смотрела им вслед – на их сцепленные руки, на то, как идеально совпадают их шаги. Достала телефон, набрала сообщение: "Андрюша, извини, не смогу сегодня приехать. Давай в другой раз?"
Ответ пришёл мгновенно: "Всё в порядке, мам?"
"Да. Просто... дела появились".
Она медленно побрела к остановке. В голове крутились обрывки мыслей – о том, как заходила без стука, как контролировала каждый шаг, как... держала его, не давая вырасти.
Дома первым делом достала связку ключей. Тот самый – от квартиры сына – блестел тускло и сиротливо. Раньше она крутила его в руках, когда волновалась. Теперь он был просто куском металла.
В кухне тикали часы – старые, ещё от мамы. Когда-то она хотела отдать их Андрею, "чтобы в доме был семейный уют". Теперь поняла – не нужно. У него своя жизнь, свой уют. Без её вмешательства.
Телефон звякнул – фотография от сына. Он с Леной на фоне заката. Счастливые.
"Жаль, что ты не приехала. Ждём в следующий раз".
Она провела пальцем по экрану. "Ждём". Множественное число – теперь всегда будет так.
***
Ключ лежал на кухонном столе третий день. Татьяна Николаевна проходила мимо, останавливалась, смотрела – и шла дальше. Он притягивал взгляд, как заноза притягивает мысли.
Вечером позвонила соседка Вера Павловна:
– Николаевна, на выставку пойдёшь? В краеведческом музее.
– Какая выставка? – рассеянно спросила она, глядя на ключ.
– Японская живопись. Я билеты достала, пропадают. Одной идти не хочется.
Татьяна Николаевна хотела отказаться – привычно, как отказывалась последние годы от всего, что не касалось сына. И вдруг услышала свой голос:
– А знаешь... пойду.
В музее они с Верой бродили между картинами – тонкими, будто акварельными. На одной была нарисована приоткрытая дверь, за которой виднелся сад.
– Красиво, – вздохнула Вера. – Прямо манит войти.
– А может, выйти, – тихо сказала Татьяна Николаевна.
Домой она вернулась другой дорогой – длинной, через парк. Села на скамейку, достала телефон. Открыла фотографию сына с Леной. Они улыбались – светло, спокойно. Без тени неловкости или вины.
"Мам, ты как?" – пришло сообщение от Андрея.
"Хорошо, сынок. Была в музее сегодня".
"В музее? Здорово! С кем?"
"С Верой Павловной. Японская живопись".
Пауза. Потом: "Рад за тебя, мам. Правда".
Она убрала телефон, закрыла глаза. Ветер шелестел молодой листвой, где-то смеялись дети. Жизнь шла – такая же, как прежде, и совсем другая.
Дома она решительно взяла ключ. Повертела в руках – в последний раз. Подошла к мусорному ведру...
И замерла. Нет, не так. Достала красивую подарочную коробочку, положила ключ внутрь. Написала записку: "Этот ключ открывал дверь в твоё детство. Теперь храни его сам".
В субботу она позвонила сыну:
– Андрюша, можно к вам зайти? Ненадолго.
– Конечно, мам. Мы дома.
Лена открыла дверь – настороженно, но без прежней враждебности.
– Это вам, – Татьяна Николаевна протянула коробочку. – Андрюша, откроешь потом, когда я уйду.
Она не осталась на чай, не стала осматривать квартиру. Просто обняла сына – крепко, как в детстве. И ушла.
Дома села у окна. Небо темнело, зажигались окна. За каждым – своя жизнь, своя дверь. И теперь у неё тоже была своя – новая, чистая страница.
Телефон звякнул: "Спасибо, мам. Люблю тебя".
Она улыбнулась: "И я тебя, сынок. И я тебя".
***
Спасибо, что делитесь и подписываетесь
***