Февраль в городишке под Воронежем тянулся сырой и тоскливый. Снега почти не было, зато ветер с реки гнал такую промозглость, что Светлана, стоя у окна своей двушки, куталась в старый свитер.
Ей было сорок девять, и одиночество в последние месяцы давило сильнее обычного — как старый чемодан, который не открыть, не выбросить.
Сын уехал в Москву искать счастье, дочка с зятем обосновались в Краснодаре, а муж, с которым она развелась семь лет назад, канул в лету после очередной пьянки. Остались только кот Тимофей да ноутбук с сериалами, которые она включала, чтобы заглушить тишину.
В тот вечер телефон загудел на столе, выдернув её из дум. Номер незнакомый. Светлана нахмурилась, поднесла трубку к уху.
— Светка, привет! Узнала? Это Димка.
Голос его она узнала бы из тысячи. Дмитрий. Тот самый, что тридцать лет назад разбил ей сердце. Высокий, с хитрым прищуром и улыбкой, от которой когда-то дрожали коленки. Тогда он ушёл к Наташке из соседнего подъезда, бросив напоследок: "Ты ещё пожалеешь!"
Она и пожалела — ревела ночами, пока мать не пичкала её валерьянкой. Потом собралась. Вышла замуж. Родила. А после развода тянула детей одна. Выстояла. А он вот, похоже, нет.
— Чего тебе? — буркнула, сдерживая дрожь в голосе.
— Да не злись ты! Соскучился. Давай увидимся? Я тут проездом, в городе на пару дней.
Светлана хотела бросить трубку. Сказать, что он ей даром не нужен, что она давно не та девчонка, которая ждала его у подъезда. Но в груди шевельнулась старая тоска — не по нему, а по тем дням, когда она ещё верила в вечную любовь…
Развод оставил в ней пустоту, которую не заполнить ни сериалами, ни работой в бухгалтерии. Может, хоть Димка напомнит, что жива?
— Ладно, — выдохнула она. — Через час у "Маяка". Не опоздай.
"Маяк" — старое кафе на окраине, где в девяностых они пили тёплое пиво и отплясывали под "Руки Вверх". Теперь там подавали кофе в стаканчиках и пирожки с картошкой. Накинула пальто, мазнула губы помадой — не для него, для себя, — и пошла.
Дима ждал у входа, теребя рукав потёртой куртки. Постарел: лицо обрюзгло, волосы поредели, седая борода, но взгляд остался тот же — цепкий, хитрый. Улыбнулся, будто и не было этих лет.
— Светка, да ты почти не изменилась! Ну, может, чуть шире стала, но тебе идёт.
Она фыркнула. Комплимент пах дешёвым одеколоном, но внутри что-то дрогнуло. Ностальгия?
— Заходи, — кивнула она. — Расскажешь, чего притащился.
Внутри пахло мокрой одеждой и выпечкой. Они взяли по кофе, сели у окна. Дима заговорил, теребя рукав — старая привычка, которую она вдруг вспомнила.
— Свет, я тут подумал... У меня домик есть, под Бобровом. Тётка завещала, я туда езжу, когда всё достаёт. Поехали вместе? Бросим эту серость, начнём заново.
Она замерла. Домик? Откуда у этого балабола домик? Но в голове закрутилось: тишина, огородик, река рядом. После развода она мечтала о чём-то таком. Сбежать от панелек, от счетов, от пустоты...
— Ты серьёзно? — спросила. Прищурившись.
— Абсолютно. — Он улыбнулся шире. — Докажу. Что не зря вернулся.
Светлана промолчала. Хотела спросить, где подвох, но сказала:
— Дай пару дней подумать.
Он кивнул, довольный, как кот у сметаны. Допили кофе, попрощались, и он ушёл в слякотную мглу. А она посидела ещё, глядя на своё отражение…
Дома Тимофей встретил укоризненным взглядом, а сериал так и остался на паузе. Спать не хотелось — мысли путались, как нитки в старой шкатулке.
На следующий день позвонила Оксане. Подруга, старше на три года, но моложавая благодаря йоге и гороскопам, жила в соседнем доме. Светлана выложила всё без утайки.
— Ты что, с катушек съехала? — Оксана, сидя в позе лотоса, закатила глаза. — Он Козерог, а ты Весы, это крах! Я сама с таким связалась полгода назад — обещал звёзды, а оставил с тремя банками огурцов и пустым кошельком. Беги, Светка!
— А если он другой стал? — возразила она, теребя край рукава. — Домик этот... Я б там цветы посадила, герань.
— Герань? — фыркнула Оксана. — Он тебе грядку долгов посадит. Не наступай на мои грабли.
Светлана задумалась. Оксана права — Дима всегда был скользким, как угорь. Но домик... После развода она устала от одиночества, от жизни на автопилоте. Вдруг это шанс? Поблагодарила подругу и ушла. Так и не решив ничего.
Через два дня Дима позвонил снова. Назначил встречу в парке у реки. Там было тихо, ветер шуршал ветками. Дима ждал с букетом жёлтых тюльпанов — с рынка, но мило.
— Решай, Свет, — сказал он, протягивая цветы. Голос дрогнул, рукав задёргался. — Я влип. Долги, бизнес накрылся. Домик — это шанс. Со мной поедешь, спрячемся там, как раньше мечтали. Помнишь, как я тебе серёжки под ёлку клал?
Она взяла букет, вдохнула приторный запах. Серёжки... Дешёвые, из ларька, а она их берегла, хранила в шкатулке до сих пор. Сердце сжалось — он обнимал её на той вечеринке, обещал "всё будет". А потом ушёл. Посмотрела в его глаза — хитрые, как тогда, когда врал. И поняла — это не про неё. Это про него. Про его страх, его бегство.
— Дим, — начала тихо, но твёрдо. — Ты сказал: "Ты ещё пожалеешь". Я жалела. После тебя, после развода, пока детей тянула. А теперь ты жалеешь. Не обо мне — о себе. Прощай…
Тот открыл рот. Хотел возразить. Она положила тюльпаны на скамейку и пошла прочь. Шаги сначала были тяжёлыми, потом легче. Ветер бил в лицо, но она улыбнулась — впервые за долгое время искренне.
Дома Тимофей ткнулся в ноги, мурлыкнул, будто одобряя. Светлана почесала его за ухом, включила "Руки Вверх". "Я тебя люблю" заиграло, и она вспомнила, как танцевала под это с Димой, а потом одна, когда муж ушёл в запой, а дети спали. Тогда справилась. И сейчас справится.
Налила себе вина. Открыла ноутбук. Билет до Краснодара стоил недорого — к дочке, к солнцу, к новой весне.
— Поеду завтра, — сказала она Тимофею, который смотрел с ленцой.
— Хватит киснуть.
За окном моросило, но в груди было тепло. Жизнь не кончилась в сорок девять — она только начиналась. А Дима, говорят, укатил из города через пару дней. Один, с пустыми руками и взглядом, в котором читалось то самое сожаление, о котором он ей талдычил. Ну что ж, пожалел сам…
***
Подписывайтесь на канал. Первыми узнавайте о новых публикациях. 👋 Спасибо, что читаете ❤️🙏🏼
Рекомендуем почитать