Смерть Василисы мгновенно затмила любовные страдания дочери. Это был самый ужасный день в её жизни, да и произошло всё неожиданно. До этого момента Аннушка никогда не задумывалась, что человеческий век может быть настолько коротким и что матери однажды не станет. Она купалась в материнской заботе и думала, что так будет всегда. Несмотря на свой возраст, Анна до сих пор ощущала себя маминой дочкой и пока не осознавала, что именно сейчас закончилось её безмятежное, затянувшееся детство.
В день похорон погода стояла промозглая, но несмотря на холод и слякоть, желающих проводить покойную в последний путь оказалось много. На кладбище было темно. Густые ветви елей скрывали от дневного света могилу и одновременно укрывали провожающих от дождя. Вокруг стояла тишина, окутывал безмолвный покой, даже ветер замер. Кладбищенская атмосфера внушала трепетный и величавый настрой. Проводить Василису в основном пришли женщины, с которыми вместе выживали в годы войны. Их скорбные лица, казались бледными и измученными. Дождь, пронизывающий насквозь, словно оплакивал ушедшую. Анну с одной стороны поддерживала Галина, а с другой - жена директора совхоза. Она стояла возле свежевырытой могилы и смотрела на Кузьму Трофимовича, который распоряжался траурным обрядом. Он же сказал о покойнице несколько добрых слов, и бабы из числа слабонервных тотчас завыли. У Анны слёзы лились ручьём. Она вытирала их то рукавом, то уголками большого чёрного платка, но они всё текли и текли.
Прощаясь у гроба, Аня прошептала маме: - Прости меня, мамочка! Спи спокойно, любимая!
Потом гроб накрыли крышкой и заколотили её гвоздями. В кладбищенской тишине удары молотка отражались и били по голове. Гроб опустили в могилу. Галина велела Аннушке бросить на крышку горсть земли. Послушно выполнив требуемое, она отошла в сторону и наблюдала, как односельчане выстроились в очередь, и проходя мимо могилы, тоже бросали в её глубь мокрую землю. По окончании церемонии люди стали расходиться. Кто-то подходил выразить соболезнования дочке покойной, кто-то молча кивал, а кто-то просто отворачивался, не в силах скрыть своих эмоций.
Перед глазами Аннушки всё стоял образ умершей матушки с приоткрытыми глазами, и как она гладила её по холодной руке и просила за всё прощения. Слёзы душили, но от них легче не становилось. Поминальный обед накрыли дома. Помогала Галина с поселковыми женщинами. Гости, помянув, уходили. Дом постепенно опустел, а настенные часы равнодушно отстукивали время, но уже не для Василисы. Свечка тоскливо догорала возле её фотографии. Окончательно вернул Аннушку в реальность тихий всхлип стоявшей за спиной Галины.
- Чувствовала Василиса скорую кончину... Говорила, что Григорий во сне приходил, звал с собой...
- Мама мне не рассказывала... - в ответ тихо всхлипнула Анна.
- Не хотела огорчать. Каждая мать бережёт собственное дитя от огорчений и невзгод... Недавно мы с Васей разговаривали. Уж так ей хотелось выдать тебя замуж, да понянчиться с внуками... Не успела, горемычная... - говорила Галина, промокая краем передника слёзы.
- Успела... Я успела ей сказать, что внук или внучка должен родиться...
Галина замерла на мгновенье от неожиданности, затем перевела взгляд с фотографии подруги на Аню, оценила взглядом фигуру и переспросила непонимающе:
- Должен родиться?
- Тётя Галя, я беременна... - собралась с духом и пояснила Аннушка.
- Отец кто? Этот? Новый учитель? - догадалась Галина, хотя сделать это было не сложно. Слухи по селу с лета ходили. Анна кивнула вместо ответа. Соседка немного подумала, подошла, села рядом и почему-то шёпотом, будто кто-то их должен подслушать, заговорила: - А ты ему сказала про дитё?
- Да... - Аня ещё сильнее завсхлипывала. - Ребёнок Аркадию не нужен...
- Вот тебе воспитанный, образованный и городской... У, кобелина! - злобно произнесла Галина и погрозила кулаком в сторону двери. - Пойду с жалобой к Кузьме Трофимовичу. Пусть пригласят на поселковый совет. Там ему быстро мозги на место поставят...
- Нет... Насильно мил не будешь. Мне от него ничего не нужно. Сама виновата, сама ребёнка воспитаю. Мы с мамой уже всё обсудили. Родится девочка - назову Василисой, а родится мальчик, то Григорием будет... - повторила она наказ матери.
- Поверь, что в твоей ситуации назвать дитё - дело самое простое. А вот готова ли ты снова очутиться на языках у местных сплетниц? А если снова пакостить начнут? Вспомни как ворота тебе разукрасили, да помои под калитку выливали...
- В город уеду. Здесь меня больше ничего не держит...
- Кому же ты в городе-то нужна, да ещё и с ребетёнком? Где жить будешь? Где работать? Ни одной родной души... Кто поможет в трудную минуту?
- Живут же там как-то люди, и я выживу... И потом, вы с мамой в годы войны своих детей без мужей вырастили... Чем я хуже? Характер у меня мамин - железный! Трудностей не боюсь... Всё лучше, чем здесь от тоски умирать. Люблю ж я его, гада...
- Ой, девка, сложное дело ты затеяла... Я же Васе обещала за тобой присматривать, а ты сбежать надумала...
- Так я вам писать письма буду, да и на могилку к мамочке приезжать... - пообещала Анна, и даже лицо её просветлело от такого решения.
- Сорок дней будешь дожидаться, так положено... Только потом поедешь... За это время постараюсь узнать, кто из наших в городе обустроился, чтоб подсобили... Я поузнаю... Ох, что ты удумала... Теперь мне покоя не будет... - запричитала Галина, глядя на фото Василисы. - Обещала тебе, подруга, но много ли нас сейчас детки спрашивают? Мой вон тоже всю жизнь, что хотел, то творил... И почему наши детки не поженились... Ведь какая семья могла получиться!
***
О том, что беременна, Верка поняла вскоре после проводов. Появилась утренняя тошнота, сонливость и обострённое обоняние... А на днях, когда она наклонилась достать из прилавка ботинки, так закружилась голова, что чуть не упала. А когда набухла грудь и в положенное время не пришли месячные, Ворончиху охватил внезапный ужас.
"Это же Стёпкин ребёнок", - запульсировала в голове догадка, несмотря на то, что изредка с мужем она тоже имела постельные отношения... "Перед отъездом мы отдавались любви в каждой поездке, да бывало и не по разу... Что же теперь делать?" Настроение её менялось, и уже через пару часов она с наслаждением гладила живот и разговаривала со Стёпиным ребёночком. Именно в нём она видела своё спасение от грешной любви. Частичка любимого жила в ней...
Через пару недель после своих терзаний Верка приняла окончательное решение и объявила Николаю, что ждёт малыша. Супруг страшно обрадовался, ведь старшие дети подрастали, даже младшенькому скоро исполнится шесть годков.
Верка начала наслаждаться беременностью от любимого человека и даже позволяла себе покапризничать. Вернувшись домой, как раз перед приходом Николая, она скидывала в сенках сапоги, ковыляла к дивану, где падала и, приняв страдальческую позу, замирала в ожидании мужа. Галина только вздыхала, наблюдая за чудачествами невестки, но молчала и всё больше переваливала на себя заботы о доме и животине.
Николай радостно поглаживал жену по животу, который ещё не вылез за пределы привычного состояния и спрашивал:
- Кого хотите, чтобы мамка родила? Братишку или сестрёнку?
Иришка, которой постоянно досаждали младшие братья, хотела маленькую сестрёнку, а Андрей и Серёжка очень ждали братишку. Сама же Верка мечтала о сыночке. Мечтала, чтобы он походил на Степана, ведь искать в малыше черты любимого человека - редкое наслаждение. Но этого она и очень боялась, потому как любовник и муж различались, как день и ночь. Стёпка был голубоглазым, тёмненьким и кудрявым, а Николай сероглазый с русыми и совершенно прямыми волосами. Больше всего боялась Ворончиха, что судьба сыграет с ней злую шутку и преподнесёт ей сюрприз.
***
На девятый день после смерти матушки Аннушка легла спать, но уснуть никак не получалось. Она плакала, уткнувшись в подушку от тоски по маме, от будущего, которого она боялась. Как же не хватало маминого совета и её решимости! Неожиданно Аня почувствовала, как её взяли за руку. В комнате никого не было. Прикосновение было нежным, как будто кто-то хотел успокоить, убаюкать... Потом Ане приснилась Василиса, она говорила, что у неё всё хорошо, что скоро должна свидеться с папой. Когда она приходила проведать матушку, увидела на могиле белку, которая не убегала, а лузгала оставленные там семечки. Два дня подряд на огород прилетал красивый голубь, наполовину фиолетовый, хотя их отродясь на селе не было. Он садился на плетень и наблюдал за происходящим. Анне не особо верила в чудеса, но почему-то была уверена, что это мама за ней присматривает, поэтому всё чаще дочка шёпотом разговаривала с ней, делилась планами и ждала одобрения посредством какого-нибудь знака...